Саманта Джеймс - Верное сердце

– Но ты мне не веришь. Джиллиан сглотнула.

– Нет, дело не в этом, – отозвалась она чуть слышно и попыталась отстраниться от него. Его хватка сделалась еще крепче.

– Что же тогда?

Храбрость изменила ей, сменившись набиравшим силу страхом. Она едва в состоянии была говорить из-за комка, вставшего в горле.

– Поклянись мне, – произнесла она срывающимся голосом. – Дай мне слово, что, если со мной что-нибудь случится, ты позаботишься о нашем ребенке.

Гарет выругался себе под нос.

– Только не надо смотреть на меня так! Ничего с тобой не случится, обещаю.

Их глаза на миг встретились, она не выдержала его взгляда. Гарет снова выругался и притянул ее к себе поближе.

– Взгляни на меня, дорогая.

Блестящие сапфировые глаза были обращены на его лицо, и его выражение тут же смягчилось.

– Знай, что я твой муж. Знай, что я твой отныне и навеки. – Голос его понизился почти до шепота: – Знай, что я никогда не предам тебя.

«Знай, что я твой муж».

«Знай, что я твой, отныне и навеки».

«Знай, что я никогда не предам тебя».

Сердце сжалось в груди Джиллиан. Его клятва заставила ее затрепетать всем существом. Всхлипнув, она спрятала лицо у него на плече. Гарет запустил пальцы в ее волосы, заставив ее приподнять голову.

Ее руки обвили его шею, и она обратила к нему дрожащие губы, словно в беззвучном призыве. Глаза Гарета вспыхнули. Из горла у него вырвалось приглушенное восклицание, и почти тут же его губы накрыли ее собственные. Он целовал ее так, как ей это виделось в ее грезах – с нежной властностью, со всепоглощающей силой. Опутанная темной сетью желания, Джиллиан почувствовала, как страсть струится по ее жилам, растекаясь по всему телу и притупляя все прочие чувства.

Загорелая рука опустилась к ее животу. Его растопыренные пальцы оказались такими длинными, что почти полностью накрыли собой ее округлившийся живот, внутри которого свернулось в клубочек их дитя. Гарет неожиданно опустился перед ней на колени и, задрав высоко юбки, положил ладони ей на живот. Джиллиан так и ахнула, упершись руками в его плечи:

– Гарет, перестань!

Он перехватил ее руки и прижал их к бокам.

– Тебе нечего стесняться, любимая. Я мечтал увидеть тебя такой.

– Ну, не совсем такой, надо полагать. – Когда он уезжал, ее талия еще оставалась тонкой, но теперь ее фигура заметно округлилась.

– А вот тут ты ошибаешься! – Его слова сопровождались низким хриплым смешком, руки двигались беззастенчиво по гладкой упругой поверхности ее живота. – Я так соскучился по твоему лицу… по твоему аромату… – Он поцеловал ее живот. – Ты прекрасна и желанна, как всегда, и… о Боже, как же мне тебя не хватало!

Последнее чувство нашло самый живой отклик в ее душе, и внезапно он оказался на ногах, высоко подняв ее в воздух. Изящные пальчики покоились поверх жесткой щетины, покрывавшей его подбородок. Джиллиан улыбнулась, чувствуя, как радость пронизала все ее существо, подобно солнечному свету, пробившемуся сквозь туман.

– Мне тоже очень не хватало вас, милорд, – призналась она, безбоязненно открывая ему душу.

Гарет с нежностью рассмеялся:

– В таком случае, думаю, нам лучше продолжить этот разговор здесь.

Он уложил ее на постель, поспешно сбросив с себя одежду. Смущение, которое она чувствовала оттого, что он увидел ее в таком виде, скоро исчезло в потоке пламенных поцелуев и пылких ласк. Возможно, дело было в ее беременности, а возможно, в продолжительной разлуке, однако она ощущала каждое его прикосновение вплоть до самых заветных глубин ее души. Она громко вскрикнула, когда он проник в ее тело и его дыхание коснулось ее рта. Он наполнил ее собой, как его ребенок наполнил собой ее чрево. Теперь в ее душе больше не оставалось места для пустоты.

Дважды она поднималась по спирали до небес, прежде чем он достиг вершины блаженства. Затем она медленно опустилась с райских высот на землю. Жестом, в котором чувствовалась непередаваемая словами мягкость, он смахнул влажные черные волосы с ее лба и припал к ее губам долгим нежным поцелуем, после чего привлек ее поближе к своему боку.

Перед самым ужином Робби недовольно надул губы, когда няня пришла за ним, чтобы уложить в постель. Он просил и умолял, однако Гарет оставался непреклонным. Наконец Робби, нахмурившись, взглянул на него снизу вверх, расположившись как раз между его сапог.

– Один поцелуй, и я пойду спать, папа, – заявил он. Взгляд Гарета как всегда был полон любви к сыну. Он покорно наклонился вперед и запечатлел легкий поцелуй на румяной щеке. Его рука на фоне белой кожи мальчика выглядела особенно загорелой.

– Ну а теперь пора в постель, сынок, – произнес он с притворной строгостью.

Глаза Робби вспыхнули озорным блеском.

– Нет, – произнес он, сморщив носик. – Теперь еще один поцелуй от мамы.

Джиллиан любовалась им, улыбаясь и качая головой, поскольку понимала, что он просто хотел оттянуть неизбежное. Но едва она услышала просьбу мальчика, которую тот произнес таким веселым, беззаботным тоном, как улыбка замерла на ее губах. Она была поражена тем, с какой легкостью Робби называл ее мамой и как естественно это звучало в его устах. Но это было впервые в присутствии Гарета.

Под взглядом Гарета у Джиллиан перехватило дыхание, однако она старалась этого не показывать и с самым беспечным видом, на какой только была способна, наклонилась к Робби, чтобы поцеловать его. Вскоре тот, довольный, вприпрыжку удалился вместе со своей няней.

Собрав всю свою смелость, Джиллиан рискнула бросить беглый взгляд на Гарета. На лице его застыло какое-то странное выражение, и сердце в ее груди на миг замерло. Селеста. Он думал сейчас о Селесте.

– Ты не возражаешь против того, что он зовет меня мамой? – спросила она тихо.

– Нет, – ответил он, однако в его тоне она не заметила ни одобрения, ни неодобрения.

Джиллиан сглотнула.

– Ты не сердишься на меня? – Она считала своим долгом объясниться. – Видишь ли, когда ты уехал… дети дразнили его, говоря, что мать его бросила. Мальчик был совершенно подавлен, Гарет. Когда он попросил меня, я… я просто не могла ему отказать.

Он спокойно посмотрел ей в глаза:

– Почему я должен на тебя сердиться, Джиллиан?

– Потому, что я буду для него единственной матерью, которую он когда-либо узнает, – выпалила она. – Я… а не Селеста!

Он внимательнее всмотрелся в ее черты и тихо произнес:

– И ты думаешь, что я стану из-за этого сердиться? Джиллиан смущенно отвела глаза в сторону, не зная, что ответить.

– Да… то есть нет. – Она прерывисто вздохнула. – Ох, помоги мне Бог, я не знаю!

Он взял ее за подбородок.

– Робби любит тебя. Ты заботишься о нем так, как может заботиться только родная мать. – Тут его губы изогнулись в самой настоящей улыбке. – И я знаю, что ты любишь его, как может любить только родная мать. Так почему же я должен на тебя сердиться?

Глаза Джиллиан наполнились слезами.

– Но как быть с ней, Гарет? – Губы ее задрожали. – Не будет ли она сердиться из-за того, что ее сын называет другую женщину «мама»?

У Гарета перехватило дыхание. Улыбка померкла на его лице. Ибо они оба поняли без лишних слов, кого именно она имела в виду.

Селеста.

И где-то в глубине души Гарет сознавал, что она задала ему одновременно и другой вопрос.

– Мне бы хотелось думать, – ответил он мягко, осторожно подбирая слова, – что, как и я, она была бы признательна судьбе за то, что ее сына любит такая женщина, как ты.

Затем он так же осторожно заключил ее в объятия. Он знал, что его жена была сейчас особенно уязвима, и Бог свидетель, он ни в коем случае не хотел причинять ей боль…

Он не станет рассказывать ей о женщине, чей хрупкий облик на один короткий миг между двумя вздохами возник в его памяти. Женщине, чьи волосы развевались над ее плечами, подобно яркому солнечному свету, чья забота и сердечное тепло окружали всех ее близких кольцом любви. Когда-нибудь – возможно, но только не сейчас. Сейчас для него было вполне достаточно держать жену в объятиях и чувствовать, как ее маленькие изящные пальчики ухватились доверчиво за воротник его туники. Гарет со вздохом прижал к себе свою обожаемую жену, уткнувшись подбородком в темные волосы. Затем поднес ее руку к губам и запечатлел поцелуй на ладони.

Джиллиан, подумал он. Сердце мое. Жизнь моя. Да, возможно, когда-нибудь, когда настанет срок…

Пока же ему было довольно одного воспоминания.

Лето близилось к концу. Урожай на полях был собран, дни становились короче, а ночи – все более холодными и влажными.

Ребенок в ее чреве между тем рос день ото дня. Он шевелился так сильно, что порой будил ее прямо посреди ночи. Многие из женщин в замке уверяли Джиллиан, что она отлично переносила беременность, и они были правы. Она не стала неуклюжей или неловкой, однако не могла сидеть подолгу на одном месте, так как потом ей трудно было перевести дух.

Она часто вспоминала о брате Болдрике и Клифтоне. Ее до сих пор мучил вопрос, каким образом брату Болдрику удалось подняться со своего смертного одра и покинуть отца Эйдана. Что было у него на уме? Она до сих пор оплакивала его смерть и сильно по нему тосковала, ведь он так долго был частью ее жизни! Но в конце концов все же смирилась с его уходом.

Гораздо труднее ей было принять возможность того, что Клифтон тоже мертв. Она даже мысли подобной не допускала! Он наверняка жив и где-то в этом мире встретил этим летом свой тринадцатый день рождения. Не исключено даже, что он стал оруженосцем у какого-нибудь рыцаря, обучаясь воинскому искусству. По правде говоря, мальчик не мог бы найти для себя в этом деле лучшего наставника, чем ее муж, и Джиллиан всей душой молила Бога, чтобы так оно и произошло. О, если бы только она могла послать ему весточку о том, что он скоро станет дядей!

После своего возвращения Гарет уделял большую часть времени и сил оборонительным укреплениям замка. Стены Соммсрфилда были тщательно осмотрены и отремонтированы каменщиком, припасы собраны и заложены в амбары намного раньше обычного времени осенней жатвы. Несколько раз она замечала, как он с тревогой всматривался в горизонт. Его рыцари ежедневно упражнялись с оружием, однако во дворе не было слышно обычных шуток и смеха. Джиллиан понимала, что он опасался угрозы извне, со стороны войск короля… или кого-то еще.