– Скорее, папа! – не отступал Робби. – Ты должен пойти со мной!

Гарет взглянул на сына. Слезы струились из глаз мальчика. Отец опустился перед ним на одно колено.

– Робби, в чем дело, сынок?

Робби всхлипывал так отчаянно, что Гарет с трудом мог разобрать его слова:

– Она не может подняться, папа. Не может!

– Кто, Робби? Джиллиан? – Эта догадка пришла ему в голову еще прежде, чем ребенок затряс головой. Гарет видел сына вместе с Джиллиан. Сердце в его груди подскочило. – Где? Где она? Покажи мне, мальчик.

Робби тут же пустился бежать со всех ног в сторону часовни, Гарет – за ним.

Едва увидев Джиллиан на земле в розовом саду, он выругался себе под нос. Она лежала неподвижно на боку, подтянув колени к груди, лицо ее сделалось пепельно-бледным.

– Джиллиан! – окликнул он ее настойчиво. – Джиллиан!

Веки Джиллиан дрогнули. Расстроенное лицо Гарета было перед ее глазами. Его голос доносился до нее словно сквозь густой слой тумана:

– Джиллиан! Ты слышишь меня?

Тут она почувствовала на себе его руки и что было силы оттолкнула его.

– Со мной все в порядке, – пробормотала она. – Перестань суетиться надо мной!

Губы Гарета сжались, однако он убрал руки.

– Ты в состоянии встать?

Джиллиан кивнула и, глубоко вздохнув, с трудом поднялась на ноги. Гарет помог ей выпрямиться, после чего отпустил ее. К ее досаде, едва она встала на ноги, как к горлу тут же снова подступил приступ дурноты, и у нее подкосились колени. Она наверняка упала бы, если бы Гарет вовремя ее не поддержал. Довольно с него ее глупого упрямства! К счастью, как раз в этот миг во дворе появилась няня Робби, и Гарет кивком приказал ей увести ребенка.

Джиллиан не помнила, как ее внесли в дом. Гарет на руках отнес ее в спальню.

Он уже собирался уложить Джиллиан на перину, когда ее охватил неожиданный приступ дурноты. Она схватилась за живот:

– Меня сейчас стошнит!

Так оно и произошло. Очень скоро Джиллиан оказалась сидящей в самой неприглядной позе на полу, прислонившись спиной к постели. Юбки на ее бедрах задрались, ибо Гарет успел как раз вовремя сунуть ей между ног ночной горшок.

Когда он снова уложил ее в постель, она была совершенно обессиленной и дрожащей. Он поднес к ее губам чашку, приказав сначала прополоскать хорошенько рот, после чего выплюнуть воду. Джиллиан повиновалась и затем, изможденная, снова опустилась на перину. Гарет остался стоять рядом, вытирая ее лицо салфеткой, смоченной в холодной воде. Взгляд его, как всегда, притягивал ее подобно магниту. Джиллиан повернула голову в его сторону. Ба, да он еще и улыбался, негодник! Еще никогда в жизни она не чувствовала себя так ужасно, а ему, похоже, это доставляло удовольствие!

– Ох! – вырвалось у нее. – Неужели тебе нравится видеть меня такой?

Он погладил ее по щеке:

– Ты знаешь, почему тебе так нездоровится?

Да, в глубине души она это знала – знала, однако боялась в это поверить. Боялась признаться Гарету – а вдруг он начнет злорадствовать? И похоже, ее опасения были не напрасны, ибо на его губах играла все та же несносная самодовольная улыбка.

– Ты носишь под сердцем ребенка, Джиллиан, – произнес он мягко.

Ее растерянный вид рассмешил его.

– Да, я знаю, – отозвалась она раздраженно. – Но откуда тебе об этом известно?

– У тебя не было месячных с тех пор, как мы вернулись сюда, в Соммерфилд, – ответил он тихо. – Я знаю. Я все это время следил за тобой.

Его бесстыдство потрясло ее до глубины души.

– Полагаю, ты забеременела почти сразу. – В его глазах блеснул огонек. – Возможно, уже тогда, когда мы в первый раз были вместе. – Он положил руку на ее живот. – Думаю, с тех пор прошло почти три месяца.

– Три месяца!

– В твоем теле произошли кое-какие перемены, – произнес он просто. – Разве ты сама не заметила?

– Перемены? – Сердце ее бешено колотилось. Где-то в самой глубине души она понимала его правоту.

– Боюсь, мне не удастся выразить свою мысль более деликатно. – Он намеренно сделал паузу, брови его поползли вверх. – Твои груди, любимая. В последнее время они сделались слишком… полными. – Он изогнул губы в улыбке. – Они натягивают ткань твоего платья… впрочем, весьма соблазнительно, позволю себе добавить.

Джиллиан густо покраснела и прикрыла грудь руками. Это обстоятельство и впрямь не ускользнуло от ее внимания, однако ей казалось, что она просто располнела. Ей даже пришлось распустить платье в нескольких местах. Однако она понятия не имела о том, что он тоже это заметил. А другие?

Длинные пальцы обхватили ее запястья, оторвав руки от груди. В намерениях Гарета невозможно было ошибиться. Сквозь ткань ее платья он обвел по кругу языком сначала один зрелый сосок, затем другой. Когда он снова поднял голову, улыбка его была откровенно проказливой.

– И еще, любовь моя… я уже заметил, что ты стала куда более полной на ощупь в моем рту… и более восприимчивой, не так ли?

Джиллиан пролепетала в ответ что-то невнятное. Он был прав. Ее соски и впрямь стали более чувствительными, чем обычно, – и притом давно! Иногда ее груди даже начинали болеть, чего никогда не случалось с ней прежде. Однако она даже не подозревала, что все эти признаки обычно шли рука об руку с беременностью. Возможно, ей и следовало об этом знать, однако она была в таких вопросах полной невеждой.

– Не смотри на меня так, ты, самонадеянный болван! Ты похвалялся тем, что я жду от тебя ребенка, когда мое чрево было еще пустым, и вот теперь я уже на третьем месяце!.. Почему только тебе все дается так легко? И откуда тебе столько известно о беременных женщинах?

– На самом деле мне это далось не так легко. По сути, я потерял часть своей жизни, поскольку помню лишь половину из того, что должен помнить. – Он шлепнул себя по лбу. – Что же касается вопроса, откуда мне столько известно о беременных женщинах… – Тут он осекся, улыбка тут же исчезла с его лица.

Джиллиан в упор смотрела на него.

– Ах да, конечно, – произнесла она слабым голосом. – Для тебя это не новость. Ты ведь был рядом с Селестой, когда она носила под сердцем Робби.

– Нет, – отозвался он глухим голосом. – Не только Робби.

Она присмотрелась к нему внимательнее. На его лице застыло какое-то странное выражение, и в ее уме промелькнуло смутное подозрение.

– Как так, Гарет? Неужели был еще ребенок? Медленно, чуть дыша, она выпрямилась на постели.

Он, похоже, не обратил на это никакого внимания. Казалось, он находился сейчас в другом времени… в другом месте…

– Да, – через силу ответил он. – Селеста была беременна, когда умерла.

У Джиллиан перехватило дыхание.

– Боже мой, Гарет! Мне так жаль! Я… я ничего не знала.

– Как ты могла об этом знать? – Голос его стал низким, почти хриплым. – Я сам вспомнил об этом лишь недавно.

Джиллиан в упор смотрела на него. Ужасная мысль сжала ей сердце.

– Она умерла во время родов?

– Нет. – Каждое слово давалось ему с явным трудом. – Она была как ты, я думаю… прошло уже несколько месяцев. Кажется, дело было зимой. Она тяжело заболела… Я помню густую пелену, повисшую в комнате… запах больного тела… помню, как держал ее за руку в последний раз. Ее слабые пальцы, сжимавшие мои собственные…

На лице его промелькнуло выражение муки. Гарет на миг зажмурился, потом снова открыл глаза.

– Больше я ничего не помню, – закончил он, качая головой.

Джиллиан почувствовала ноющую боль в груди. О Боже, как это печально! В горле у нее встал комок от еле сдерживаемых слез. Она оплакивала его утрату… и свою утрату тоже.

– Ты любил ее? – Его молчание разрывало ей душу на части. Джиллиан отвела взор, чувствуя, как сжимается сердце. – Извини меня, – пробормотала она дрогнувшим голосом. – Мне не следовало спрашивать об этом.

– Не знаю, – ответил Гарет мягко. Ее взгляд снова устремился на него. – Что?

– Я не могу сказать, что любил ее, – произнес он низким голосом, на лице его была написана глубокая печаль, – но и отрицать этого тоже не могу. Если бы ты не сказала мне о том, что я видел во сне женщину с золотистыми волосами… и если бы мне не говорили о том, что у Робби такие же светлые волосы, мне бы это даже не пришло в голову. Я пытался вспомнить ее, однако не могу представить себе ни лица, ни фигуры. Когда я думаю о ней, то не вижу перед собой ничего, кроме пустоты. – Он помолчал. – Иногда воспоминания приходят в мгновение ока – как тогда, в хижине на берегу, – и я вижу все перед собой с полной уверенностью. Иногда они просачиваются медленно, словно сквозь приоткрытую дверь. Но когда речь идет о Селесте, в моей памяти не осталось ничего, что бы могло оживить мои дни с пей, – повторил он и снова замолчал. – Чему быть, того не миновать, – добавил он наконец. – Я уже смирился с тем, что многое из моего прошлого навсегда останется потерянным – и ты тоже должна с этим смириться, дорогая.

Джиллиан смотрела на него, охваченная приливом сладковатой горечи. Солгал он ей или нет? Может быть, просто щадил ее? Но почему? Уж конечно, не потому, что любил ее… Неожиданно слова, которые она так долго таила в себе, вырвались наружу:

– Гарет… и все же внутренний голос подсказывает мне, что тебе, должно быть, очень тягостно жить здесь, в Соммерфилде, без нее.

– Почему? – спросил он.

– Ты сам знаешь почему, – произнесла она с болью в голосе. – Твоя жена…

Тут он остановил ее, приложив пальцы к ее пухлым губам.

– Ты, – закончил он за нее. – Ты моя жена, Джиллиан. – Он заключил ее в объятия и крепко прижал к себе, снова превратившись во всевластного хозяина замка. – А теперь иди сюда, жена…

Джиллиан прильнула к нему – спрятала лицо на его широкой могучей груди и подавила приглушенное всхлипывание. Вероятно, Гарет почувствовал, какая буря бушевала сейчас в ее душе: он опустился рядом с ней на постель и долго оставался в такой позе, подложив одну руку под голову, а другой, свободной, играя ее локонами. Время от времени он подхватывал выбившийся из прически локон и подносил его к губам.