– Вперед! – поддержала Клэр, воздев кулак в жесте Че Гевары.

– Вы хотите сказать, надо ей все-таки бросить этот кирпич? – Молли оживилась.

– Я целиком за, но вообще-то у меня есть более тонкий план. И к тому же убийственный. – Она открыла чехол и извлекла оттуда платье нежно-кремового шелка. Оно легло на диван мягкими мерцающими складками. – Это Живанши. Подлинное. Говорю так уверенно, поскольку сама его заказывала в 1935 году. Оно уже тогда стоило три тысячи фунтов, а теперь, с учетом того, сколько раз я его надевала, – и вовсе баснословные деньги.

На свет появилось второе платье. Черное и узкое, расшитое бисером, с бретелью через одно плечо.

– На вешалке – так себе, – сказала Би. – Но поверь мне, когда в нем будет тело, – закачаешься! Особенно такое тело, как у тебя. Я-то всегда была как доска, грудь приходилось подкладывать. Ну-ка, примерь! – Би взяла у Молли малыша и опустила на пол. Потом дала ему свою трость с рукоятью слоновой кости в виде лисьей головы. – Пусть немного поиграет. Ну же, Молли, надевай, пока дают!

Молли сняла с себя джинсы и майку и осталась в одном белье. От смущения она зарделась.

– Когда поездишь с мое по городам и весям, где приходится переодеваться черт-те в каких условиях, поневоле привыкнешь к виду чужих бюстов и прочих частей тела. Похлеще редактора «Плейбоя». – Она озорно подмигнула. – И научишься отличать настоящую блондинку от крашеной. Боюсь, с этим платьем лифчик не пойдет.

Би застегнула «молнию» сзади и отошла на шаг, чтобы оценить результат.

– Бог мой! Когда я его надевала, все смотрели на платье. В данном случае будут пялить глаза на твою фигуру. Ты очень привлекательная девочка, ты это знаешь? А будешь выглядеть еще более потрясающе, когда мы проделаем вот это. – Она расстегнула гребень с защелкой, которым Молли обычно перехватывала сзади свою гриву, и роскошные рыжие волосы волнами рассыпались по ее слегка веснушчатым плечам.

Клэр ахнула. Молли посмотрела в зеркало и тоже ахнула. На нее смотрела роскошная молодая женщина в платье, создающем необычайно сексуальный эффект. Она была похожа на модель художника девятнадцатого века, своими эротическими уловками способную заставить мужчину забыть и жену, и детей, чтобы предаться опасной страсти.

– Понимаю, вам, молодежи, это может показаться допотопным приемом, но пора тебе пустить в ход свои чары и напомнить Джо, что в его жизни есть что-то поинтереснее Стеллы.

– Никогда не считала себя сексапильной, – засмеялась Молли, очарованная своим отражением в зеркале. – Я больше по части решения проблем и улаживания всяких дел.

– И вот куда это тебя завело! – поддразнила Би. – Определенно пора сменить амплуа. Отныне будешь сердцеедкой. Или, лучше, свекровеедкой.

– Все-таки это странно, – нахмурилась Молли. – Я что, бьюсь за него на сексуальном фронте?

– Это единственный фронт, где Стелла всегда на коне. Вот только в ее случае, увы, говорить о подлинно сексуальном чувстве не приходится. И то, что ты видишь, ты никогда не сможешь от нее получить.

Би взяла Эдди на руки и повернула его лицом к маме.

– Ну, как тебе твоя мамочка в таком виде? Так бы и съел, да? – Эдди обеими ручонками потянулся к бюсту Молли. – Вот так сказанула! – засмеялась Би. – Кстати, не разрешишь мне у тебя переночевать? Как подумаю, что надо ехать в Суссекс, а завтра опять сюда, – дурно становится.

– Беатрис, – совершенно искренне заверила Молли, – для меня это будет большое удовольствие.

Так и вышло. Вино, правда, уже кончилось, но Би вдвоем с Клэр сходили в угловой магазин и умудрились выторговать у мистера Савалы две бутылки почти приличного напитка, наличие которых трудно было даже подозревать.

– Из своего загашника выдал! – тараторила Клэр. – По-моему, он их хранил как реликвию. Но Би умаслила его рассказом о своих гастролях в Рангуне, и он растаял. Не разрешил брать ничего с полок, а лично принес из своих запасов. Думаю, это нам подойдет.

Молли наскоро соорудила спагетти с томатным соусом и присоединилась к своим гостям.

– Надеюсь, вы едите пасту? – весело спросила она.

– Дорогая, когда поездишь с мое, научишься есть все подряд. В Индии – карри, в Китае – дим-сум, в Сингапуре – лапшу, в Таиланде – сушеную рыбу, в Афганистане – бараний глаз. На каких только окраинах империи я не побывала! Похлеще доктора Ливингстона!

– Должно быть, у вас была очень интересная жизнь! – предположила Клэр.

– Да. Но не совсем такая, как мне бы хотелось. Я бы предпочла, чтобы Джордж нашел работу здесь, но у него был довольно ограниченный диапазон. Кончились мюзиклы – сошел и он. Поэтому поездки были для нас единственным способом держаться на плаву. Я считала, что из кожи вон лезу, но на Стелле это отразилось не лучшим образом. Она росла в одиночестве, а теперь в одиночестве живет, несмотря на многочисленных поклонников. – Беатрис подняла бокал. – Но мы с вами другие! Господь одарил нас энергией и целеустремленностью. Если нам становится одиноко – мы действуем!

– Только не всегда разумно, – вздохнула Молли. – Например, ищем давно забытых мамочек.

Би взяла ее за руку.

– Может быть, это должно было произойти. Джозефу надо разобраться, чего он хочет от жизни. – Она подмигнула. – Нам только нужно убедиться, что мы подталкиваем его в правильном направлении. И если кто и может это сделать, то только ты. По-моему, Джозефу очень повезло.

Молли подняла бокал в необычайном воодушевлении.

– Что ж, пора ему в этом убедиться!

Би просияла. Наконец-то ее невестка заговорила по существу.

– Выпьем за это, а, Клэр? Вообще-то, – она опять улыбнулась, – мне кажется, мистер Савала будет доволен, если мы откроем и вторую бутылку.

Назавтра, отдав Эдди соседке снизу миссис Саламан и приведя ее этим в полный восторг, Молли уже в половине третьего начала наряжаться, как какая-нибудь фотомодель перед съемками для обложки очередного журнала.

– Вы уверены, что над нами не будут смеяться? – беспокоилась она.

– Подожди, сама увидишь, – обнадежила Би.

– Все просто лягут! – Клэр обняла подругу. – Жаль, меня там не будет.

– Я все сфотографирую, – пообещала Би.

Посещение церемонии вручения кинематографических премий для Молли стало самым волнующим событием за всю ее жизнь. Таксист подвез их сзади к отелю «Гровнер-Хаус», где уже выстроилась длинная очередь лимузинов, высаживающих своих знаменитых пассажиров под фейерверк фотовспышек.

Молли осторожно высунула ногу из машины и почувствовала под подошвой ковер. Дорожка тянулась до самого входа в отель. С одной стороны выстроились шеренгой не менее двухсот фотографов. С другой расположились телекамеры и молокососы-репортеры. Молли чувствовала себя как Моисей, когда по воле господней перед ним расступилось Красное море. С той только разницей, что Молли страшно хотелось вернуться в такси и остаться в Египте.

– Улыбайся! – прошипела Би, куда более опытная в плане норм поведения знаменитостей, и крепко взяла ее под руку.

Защелкали фотоаппараты, хотя все видели Молли впервые.

– А можно снять юную леди отдельно? – спросил молодой фотограф в первом ряду.

Би отошла, довольно улыбаясь:

– Давай, Молли, не забывай, зачем ты здесь. Позируй так, словно от этого зависит вся твоя жизнь.

Молли вдруг стало смешно: ее развеселила нелепость славы и репортерской жажды свежей крови, неважно какой. Она встала перед объективом, изобразив из себя старлетку, рвущуюся в героини светской хроники.

– Отлично! – поздравил один из репортеров. – Разверните плечи! Чуточку тряхните волосами, пусть немного разлетятся. Какие же у вас волосы!

Молли повиновалась.

– Как, вы сказали, вас зовут? – поинтересовался один, когда все желающие отщелкали необходимое количество кадров.

Би ее опередила:

– Это невестка Стеллы Милтон. Жена ее когда-то утраченного сына. Вы наверняка читали эту историю в газетах.

При намеке на сенсацию, а следовательно, на хорошие перспективы сбыта все снова яростно защелкали затворами фотокамер.

В этот момент подкатил самый длинный лимузин, какой можно себе представить, и все направили объективы в его сторону. Под вспышками камер из машины шагнула Стелла Милтон собственной персоной. Она ослепительно улыбалась.

Красный атлас не очень соответствовал времени дня, тем более в сочетании с темными очками. Было заметно, что Стелла только что побывала у парикмахера, и ее черные волосы приобрели синеватый отлив. Эффект был несколько вульгарный.

– Стелла! Стелла! – наперебой окликали фотографы. – Пожалуйста, сюда!

С подчеркнутой невозмутимостью и даже некоторой томностью, призванной подчеркнуть, кто сегодня герой дня, Стелла поворачивалась к камерам то так, то этак.

– Парный снимок с сыном!

Она обняла Джо с видом безраздельной собственницы, отчего Молли захотелось подойти и ударить ее. Стелла пока не замечала присутствия соперницы.

– А может, с вашей красавицей-невесткой? – предложил один особо предприимчивый, сделав знак в сторону Би и Молли.

В этот момент своей славы Молли наконец убедилась, что там, наверху, точно есть бог. Воспоминаний об искаженном лице Стеллы ей хватит до конца дней. Это был пьянящий коктейль из крайнего удивления и застывшего ужаса, к тому же щедро приправленный ревностью.

– Молли! – воскликнул Джо, пораженный не меньше матери. – Что ты здесь делаешь? И откуда у тебя такое потрясающее платье?

– Мы его взяли напрокат, – твердым голосом ответила Би, не дав Молли и рта раскрыть.

– Но зачем ты здесь?

С каждой секундой в Молли росла уверенность в себе.

– Конечно, чтобы повидаться с тобой и посмотреть, как моей свекрови будут вручать приз.

– Между прочим, – величественным тоном объявила Би, – мы приглашены самим сэром Рональдом Вудом.

Стелла разинула рот. Сэр Рональд Вуд был патриарх британского театра, отец той самой беременной Роксаны, которую она надеялась заменить в «Ночи желания».