— Ну? — мягко поторопил меня Корнет.

— Я ее недолго ждала и немного удивилась, кажется…

— Чему?

— Ну… Во-первых, я думала, что она тоже из метро выйдет…

— Ага… Ты, значит, не знала, что Валентина Петровна живет рядом с «Бауманской»?

— Да?.. А-а, ну тогда… — Я нахмурилась.

— Ты сказала «во-первых», значит, было и во-вторых?

— Только я совершенно не помню что… Вроде бы да, а может, и нет… Что-то недостающее или, наоборот, лишнее… Слушай, Корнет, ты чего к ней пристал?!.. — неожиданно сообразила я.

— Не к ней, а к тебе! Пытаюсь настроить твое внимание, только и всего… Ладно, поехали дальше!

— А что дальше? Дальше почти и ничего, шли себе и шли, пока не пришли… Если тебе интересно, у меня страшно башка кружилась и я едва поспевала за тетей Валей, она шла впереди, потому что там улица уже переулка, а уж переулки… Еще помню, как она свой платочек, когда мы уже подходили к… Ну туда… с плеч на голову накинула…

— Ну ладно, — вздохнул Корнет, очевидно уже понимая бесполезность своей затеи. Но я неожиданно вошла во вкус.

— Рядом с нами во дворе морга Анечка оказалась, тоже с цветами… В отвальном черном платьице, между прочим, и с красными, как у сороки, глазами… От слез! — сочла необходимым пояснить я. — Тетя Валя ее приобняла свободной рукой, но та все равно подплакивала, пока не подали автобусы…

— Стоп! — скомандовал Корнет. — Дорогу пропускаем, переносись мысленно на кладбище, с той минуты, как все выгрузились у входа…

— А тебя и… Григория там не было, — вспомнила я.

— Верно! Мы приехали прямо в Домодедово, и ждали там, у ворот. Итак, слушаю… Можешь пропустить момент, когда ребята помогли этим вымогателям могильщикам поставить гроб на каталку…

— Мы же следом пошли… Только Анька сразу же куда-то потерялась, а мы с тетей Валей все время оставались вместе.

— Давай с этого места подетальнее! Что значит — вместе, если вокруг вас еще куча народа была? Я стоял по другую сторону могилы и видел, как с вашей стороны толпились и чуть ли не толкались… Даже запомнился момент, когда ты едва не соскользнула с насыпи, благо тебя кто-то подхватил…

— Господи… — прошептала я, — пакет… Нет!..

Прошептала? Скорее, выкрикнула, хотя и шепотом, если такое возможно… Потому что в этот момент Корнет, сам того еще не зная, добился-таки своего: недостающий кусочек мозаики хлопком вылетел на поверхность моей памяти, за мгновение высветив, словно при вспышке молнии, ужасную картину преступления!..

— Нет… — продолжала то ли бормотать, то ли выкрикивать я. — Нет!..

Мне вдруг сделалось душно, тяжело, густая волна тошноты накатила, заставив схватиться обеими руками за горло, вскочить с места.

Кабинет Грига качнулся и поплыл, закатный свет, заливавший комнату сквозь огромные окна, начал стремительно меркнуть.

Последнее, что я сумела увидеть, прежде чем хлопнуться в обморок, было лицо Григория, искаженное тревогой и страхом, пытающееся пробиться ко мне сквозь наступающую темноту. Но у него это так и не получилось.

26

Позднее выяснилось, что без сознания я пролежала на диване, куда меня перенес перепугавшийся Григ, долго. Во всяком случае, достаточно долго для того, чтобы «неотложка», моментально вызванная никогда не терявшим присутствия духа Корнетом, успела прибыть на место действия.

Все это время, по словам Виталия, мужчины пытались привести меня в чувство собственными усилиями — вполне безуспешно, поскольку в «пожарной» аптечке, хранившейся у секретарши, почему-то не оказалось нашатыря. Именно обычный нашатырный спирт и сунул мне под нос первым делом объявившийся в кабинете доктор. И этого оказалось достаточно, чтобы вернуть меня к жизни…

— …Я заплачу, только осмотрите ее как следует! — это и была первая фраза, точнее, ее обрывок, которая дошла до моего измученного сознания, прежде чем я открыла глаза. — За последние две-три недели она получила несколько стрессов, и…

— Я всего лишь врач «скорой», — прервал совершенно неожиданный для меня монолог моего бывшего мужа незнакомый мужской голос. — Обычный терапевт… Что я вам могу сказать без анализов, без…

— Скажите то, что можете, я заплачу! — упрямо повторил Григорий.

Я на всякий случай замерла, решив еще какое-то время побыть мертвым жуком: подлинное волнение, звучавшее в голосе Гриши, было сладостным, как прекрасная музыка, заставившая временно позабыть даже о моем страшном открытии…

— Я же вам объяснил…

— Сто долларов! — рявкнул Григ.

— Ну хорошо… Катя, дайте-ка сюда еще нашатырь…

— Не надо! — Я вздрогнула и быстренько открыла глаза, потому что жуткий запах, возвративший меня в реальность, и без того, можно сказать, застрял в моем носу. Второй раз я бы этого точно не выдержала! — Я уже в порядке…

Последнее я не столько сказала, сколько простонала, потому что проклятая тошнота благополучно возвратилась, — видимо, от отвратительного «аромата»…

И тут же встревоженное лицо Грига вновь оказалось в поле моего зрения. Однако с тревогой он справился очень быстро и сурово сдвинул брови.

— Лежи и не двигайся! — подчеркнуто сердито произнес Григорий. — Доктор должен тебя осмотреть…

— Зачем?.. — попыталась я воспротивиться.

— Затем, что мне необходимы здоровые сотрудники, а не нервные дамочки, склонные к обморокам… Лежи, сказал!..

Моя попытка оскорбиться, одновременно поднявшись с дивана, не прошла не потому, что он ее пресек, а потому, что сделать это попросту не хватило сил. Физических, а вовсе не моральных.

— Позвольте, я помогу вам раздеться?..

В поле моего зрения вплыл красноликий мужчина в белом халате и врачебной шапочке, украшенный любезнейшей в мире улыбкой: названная Григом сумма сделала свое дело, эскулап готов был приступить к своим обязанностям.

Мужчины деликатно отошли к окну и отвернулись, а на меня посыпались, словно горох из мешка, традиционные медицинские вопросы — начиная с попытки выяснить, чем именно я болела в детстве и кончая предложением перечислить и посчитать, сколько раз в своей взрослой жизни грохалась в обмороки…

— Да нисколько! — раздраженно прошипела я, пытаясь уклониться от лап доктора, ощупывающего в тот момент мой живот, очевидно в поисках аппендикса. Прослушать меня своим фонендоскопом подозрительной чистоты он уже успел, заставив для этого сесть. — Можно сказать, первый раз такое…

— Что вас беспокоит? — поинтересовался он невозмутимо, совершенно не замечая моего раздражения.

— Ничего! — заверила я его.

— Неправда. — Голос врача сделался вкрадчивым. — Вы морщитесь, сами того не замечая, моя милая, словно испытываете боль… Так что? Говорите, ваши коллеги нас не слышат, если хотите, они и вовсе выйдут отсюда…

— У меня правда ничего не болит, — я перешла на шепот. — А морщусь потому, что тошнит и голова кружится немного…

— И давно это у вас? — тоже шепотом, почему-то ухмыляясь, спросил он.

— Недели две-три… Это от стресса, вероятно, у нас тут…

— Можете одеваться, — прервал меня доктор и широко улыбнулся. — Подобные симптомы никакой стресс не даст, думаю, дело не в этом!..

И он собственноручно помог натянуть мне платье, после чего снова окликнул свою медсестру, почему-то тоже улыбающуюся в сторонке.

— Катя, есть у нас с собой хлористый?

— Ни за что! — взвизгнула я, вспомнив, как однажды в детстве мне прописали эти самые «горячие» уколы и какой это был кошмар.

На мой вопль о помощи Григ и Корнет дружно рванули к дивану.

— Что вы собираетесь с ней делать? — грозно поинтересовался бывший муж.

— Ничего особенного, во всяком случае, не то, о чем она подумала, — заверил нас всех сразу эскулап. И пояснил уже только для меня: — Катя вам просто даст выпить столовую ложку хлористого кальция, вот и все… И ваша тошнота моментально пройдет… Старый, почти забытый, но вполне надежный способ, неизменно помогающий в случае раннего токсикоза…

— Токс… Что?!

Я окаменела. В точности так же как и Корнет с Григорием, вылупившиеся на доктора во все глаза.

Все-таки я пришла в себя первой, — возможно, действительно благодаря оказавшейся совсем не противной жидкости, ловко влитой в мой приоткрытый от изумления рот этой самой медицинской Катей.

— Вы сказали — токсикоз? — пролепетала я. — Но ведь токсикоз бывает…

— Конечно! — кивнул доктор. — Так что примите мои поздравления и можете обрадовать своего супруга… Я оставлю вам хлористый кальций в ампулах, столовая ложка натощак по утрам, и никакой тошноты больше не будет, вот увидите! Головка, конечно, еще покружится, но тут уж придется потерпеть, дело того стоит!..

И, повернувшись к Григу с Корнетом, продолжавшим изображать нерукотворные памятники себе самим, доверительным тоном завершил свой монолог:

— У меня у самого супруга ранним токсикозом страдала, чуть ли не с первого… э-э-э… момента, — хихикнул этот дурак, совершенно не замечая всеобщего окаменения. — Зато теперь два преотличных мальчишки растут…

— Мы вам очень благодарны, — разумеется, первым из них двоих опамятовался Оболенский. — Позвольте с вами расплатиться… — И, видимо окончательно придя в себя, ядовито добавил: — Замечательная новость! Представляю, как обрадуется счастливый папаша!..

После этого Корнет, молниеносно подхватив доктора и медсестру под руки, вылетел с ними вместе из кабинета — и правильно сделал, если судить по выражению Гришиного лица… Ради справедливости должна сказать, что выражение лица у Грига переменилось, едва за его другом Корнетом и славными представителями медицины захлопнулась дверь кабинета. Но каким именно выражением сменился яростный взгляд, посланный Оболенскому в спину, я не знаю до сих пор, потому что в следующую секунду Гриша уже обнимал мои колени, уткнувшись в них, не позволяя окончательно подняться с дивана и сам очутившись на коленях — передо мной… Я же сидела, почти не шевелясь, не веря ни собственным глазам, ни собственным ощущениям, ни вообще происходящему. Сидела, тупо уставившись в Гришанин такой знакомый и такой по-прежнему родной затылок, до тех пор пока моя рука сама не потянулась к нему и пальцы не запутались в его легких, тонких волосах… И, конечно, как повелось у меня в последнее время, заплакала…