Все же, несмотря на худобу и болезненную, больничную бледность, Кэрол была по-прежнему красива. С таким лицом, как сейчас, она могла бы сыграть и Мими в «Богеме», и любую трагедийную роль. Стиви, впрочем, от души надеялась, что трагедия для них закончилась и больше не повторится.

После обеда Джейсон снова отправился в больницу, чтобы встретиться с врачами. Хлоя решила еще раз пройтись по магазинам. Настроение у нее было замечательным — еще бы, ведь ее мама вернулась, можно сказать, с того света. «Бутик-терапия» — называл эти походы Энтони. Он сам собирался провести пару часов в тренажерном зале. Все трое чувствовали себя намного лучше и не испытывали острого чувства вины от того, что занимаются привычными делами. Вечером они даже поужинали в «Вольтере» — любимом парижском ресторане Кэрол. Джейсон, который об этом хорошо знал, даже сказал, что это будет праздничный ужин в ее честь.

Лечащий врач Кэрол сообщила ему, что результаты МРТ-исследования внушают оптимизм. Самым замечательным было то, что исследования не показали сколько-нибудь серьезных повреждений мозга. Можно было надеяться, что проводимость соответствующих нейронных пучков рано или поздно восстановится в полном объеме. К сожалению, врачи пока не могли сказать, когда именно это произойдет. Как сказала врач, только время покажет, сможет ли Кэрол вернуться к обычной жизни. Она реагировала, когда с ней кто-то заговаривал, и сама произнесла несколько коротких слов, но они, к сожалению, относились только к ее физическому состоянию. Например, Кэрол сказала «Холодно!», когда сестра попыталась открыть окно, и «Ой!», когда у нее брали кровь на анализ и меняли капельницу, но это было практически все. Когда медсестра стала задавать ей вопросы, требующие более полного ответа, чем просто «да» или «нет», Кэрол не смогла ничего сказать и только с недоумением покачала головой, когда врач спросила, как ее имя. «Вас зовут Кэрол», — сказала доктор, но Кэрол только пожала плечами, словно собственное имя нисколько ее не интересовало. И даже когда дежурная сестра обращалась к ней по имени, Кэрол не отзывалась. «Раз она не смогла назвать свое имя, — сказала врач Джейсону, — вряд ли она вспомнит ваши. Больше того: я почти уверена, она понятия не имеет, кто вы такие. Она все забыла».

Джейсон, впрочем, решил пока не паниковать. «Со временем все вернется, все встанет на свои места», — уверенно сказал он Стиви. Как ей показалось, Джейсон не сомневался в скором выздоровлении своей бывшей жены. Сама Стиви, напротив, пыталась примириться с мыслью, что Кэрол, возможно, никогда не будет такой, как раньше. Да, она вышла из комы, но понадобятся еще недели, а может быть, месяцы и годы, прежде чем Кэрол снова станет собой. Да и произойдет ли это когда-нибудь?.. На этот вопрос ответа у Стиви не было.

Кто-то из персонала больницы, по-видимому, снова проболтался, так как на следующий день газеты сообщили о том, что Кэрол Барбер вышла из комы. На протяжении нескольких дней они регулярно сообщали, что ее состояние перестало быть «стабильно тяжелым», и вот — новое известие, почти сенсация, о которой не писал только ленивый. Для Стиви было совершенно очевидно, что среди медицинских сестер или даже врачей находится платный информатор, который получает хорошие деньги за любые новости, касающиеся Кэрол. Ничего необычного в этом, конечно, не было — в Соединенных Штатах подобная практика была распространена повсеместно, и все же Стиви это всегда казалось отвратительным. Она никак не могла согласиться с тем, что частная жизнь звезд является объектом пристального внимания разного рода любопытствующих бездельников и любителей сплетен. Конечно, она давно знала, что знаменитости не принадлежат себе, и все же ей казалось, что цена, которую они платят за свою известность, бывает порой непомерно высокой.

В статье, которую она прочла, содержались, помимо всего прочего, прозрачные намеки на то, что мозг Кэрол серьезно поврежден и что она может на всю жизнь остаться инвалидом. Писать подобное было сущим бесстыдством, зато фотография, вынесенная вместе со статьей на первую полосу, была на удивление хороша. Она была сделана десять лет назад, когда Кэрол была в самом расцвете. Даже сейчас, точнее — до теракта в тоннеле, Кэрол выглядела не хуже.

Как только стало известно, что Кэрол вышла из комы, к ней сразу явились представители полиции. Врач разрешила им поговорить с ней, но очень скоро полицейским стало ясно, что Кэрол мало что помнит о взрыве, как, впрочем, и обо всем остальном. Не получив от нее никаких новых сведений, полицейские удалились.

Джейсон и дети продолжали каждый день навещать Кэрол. Стиви тоже ездила с ними и каждый раз радовалась, видя, как растет словарный запас Кэрол. «Книга». «Одеяло». «Пить». «Нет». Пока это были самые простые слова, но их становилось все больше, и в них все чаще проскальзывали знакомые интонации. Как-то раз, когда медсестра пришла брать у Кэрол кровь на анализ, она отдернула руку и назвала медсестру «гадкой», заставив улыбнуться всех, кто при этом присутствовал. Впрочем, кровь у нее все же взяли, и Кэрол заплакала от боли, но тут же удивленно спросила: «Плакать?» Стиви пользовалась каждым удобным случаем, чтобы поговорить с ней, и с удовольствием замечала, что Кэрол все чаще начинает прислушиваться к ее словам. Порой она часами слушала болтовню Стиви, но сама молчала. Вскоре она уже садилась в кровати, но по-прежнему не могла связать и двух слов. Имен своих детей и бывшего мужа она тоже не помнила, и ко Дню благодарения, наступившему через три дня после ее пробуждения, стало совершенно ясно — она понятия не имеет, кто они такие. Это открытие потрясло всех, особенно Хлою.

— Мама смотрит на меня так, словно в первый paз видит! — со слезами в голосе воскликнула она, когда они с Джейсоном вышли из больницы, чтобы ехать в отель.

— Не волнуйся, дорогая, со временем она обязательно все вспомнит, — попытался утешить ее отец.

— Но вдруг она такой и останется? — В этих словах вырвавшихся у Хлои, выразился тайный страх, терзавший всех. До сих пор никто из них не осмеливался сказать об этом вслух. Хлоя первой заговорила о том, что тревожило всех.

— Не может быть, чтобы ничего нельзя было сделать! Мы покажем ее лучшим врачам, лучшим специалистам. Современная медицина способна творить чудеса, — уверенно сказал Джейсон.

Стиви промолчала. В глубине души она тоже беспокоилась. Как и раньше, она подолгу разговаривала с Кэрол на самые разные темы, но лицо ее подруги и хозяйки оставалось совершенно бесстрастным, а в глазах не мелькало ни малейшей искорки интереса. Никого из близких Кэрол по-прежнему не узнавала. Время от времени она, правда, улыбалась, но как-то не совсем впопад. Со стороны казалось, что улыбки и смех являются для нее чем-то новым и необычным. Стиви хорошо помнила, как Кэрол в первый раз рассмеялась — и тут же расплакалась, испугавшись незнакомых ощущений и эмоций. Все происходящее напоминало Стиви процесс обучения младенца — насколько она его себе представляла. Правда, Кэрол училась сравнительно быстро, но наверстывать ей предстояло много, и британский врач-логопед, который с ней работал, предупредил Стиви, что, если не случится чуда, на скорые результаты рассчитывать не стоит. Сам британец, впрочем, не давал Кэрол ни минуты отдыха в надежде, что ее речь восстановится достаточно быстро. Начал он с того, что заставил Кэрол много раз повторять свое собственное имя. Согласно его методике, сочетание знакомых звуков должно было вызвать в заторможенных речевых центрах что-то вроде цепной реакции, однако до сих пор этого не произошло.

Когда наступил День благодарения, Стиви с утра приехала в больницу, чтобы поздравить Кэрол, но вместо этого ей пришлось прочесть целую лекцию о том, чему посвящен этот праздник и почему его так чтят в Соединенных Штатах. Увы, выражение легкой заинтересованности появилось на лице Кэрол, только когда Стиви перешла к описанию праздничных блюд. Заметив это, Стиви постаралась как можно подробнее рассказать об индейке, сладком картофеле и суфле из алтея, рассчитывая, что Кэрол вспомнит вкус этих блюд. При этом она так увлеклась, что у нее самой потекли слюнки, но Кэрол никак не отреагировала.

— Индейка?.. — переспросила она таким тоном, словно слышала это слово впервые в жизни.

— Это такая птица. Сегодня мы будем есть ее на обед.

— Звучит отвратительно! — Кэрол скорчила такую гримасу, что Стиви рассмеялась.

— Дело не в этом. Это такая традиция, — сказала она.

— А перья? — поинтересовалась Кэрол, и Стиви поняла, что ее подруга вернулась к самым простым понятиям. Птицы имеют перья, и так далее… Впрочем, хорошо, что она вспомнила хотя бы это.

— Перья ощипывают, а тушку фаршируют яблоками или — иногда — курагой. — Стиви принялась объяснять, что такое курага. Кэрол с любопытством ее слушала.

— Трудно, — сказала она наконец, и ее глаза заблестели от слез. — Трудно слушать. Говорить тоже. Нет слов. Они где-то рядом, но я никак не могу сказать.

— Я знаю. — Стиви сочувственно кивнула. — Но ты не волнуйся, слова вернутся. Ты обязательно их вспомнишь. Знаешь, у меня появилась идея… — добавила она с воодушевлением. — Что, если тебе начать с ругательств? К чему тебе такие сложные слова, как «индейка», «фаршированный»? Ругательства, как правило, очень короткие и… С их помощью можно выразить все, что хочешь. Вот послушай: «черт», «на хрен», «в задницу».

— Плохие слова?

Стиви кивнула, и обе рассмеялись.

— В задницу! — с гордостью повторила Кэрол. — На хрен! Твою мать!.. — Она произносила ругательства с совершенно правильной интонацией, хотя понятия не имела, что они означают.

— У тебя отлично получается, — одобрила Стиви, с любовью глядя на Кэрол. Эту женщину она любила больше сестры, больше родной матери. Кроме нее, у Стиви не было на всем белом свете ни одного по-настоящему близкого человека.

— Имя? — спросила Кэрол и помрачнела. — Твое имя, — уточнила она с явным усилием. Логопед требовал, чтобы она старалась говорить хотя бы коротенькими предложениями, но у Кэрол это пока получалось не очень хорошо.