— Чашечку кофе, месье? — предложил главный врач.

— Нет, благодарю. — Мэтью крепко пожал руку врачу. — Мне ничего не нужно. Спасибо за помощь. Признаться, я был по-настоящему потрясен, когда открыл газету и узнал…

— Мы все были потрясены, месье. — Главврач кивнул. — Мадемуазель Барбер пробыла у нас почти две недели, прежде чем нам сообщили, кто она такая. Какое несчастье! — Он покачал головой.

— Но она поправится? — спросил Мэтью с надеждой.

— Сейчас ничего сказать нельзя. Черепно-мозговые травмы непредсказуемы и опасны главным образом своими последствиями. Впрочем, вам это, безусловно, известно. Мадемуазель Барбер все еще в коме, но дышит самостоятельно. Это обнадеживающий признак, однако опасность еще не миновала.

Мэтью машинально кивнул:

— Да, я понимаю…

— А теперь прошу меня извинить — дела. — Главврач с достоинством поклонился. — Впрочем, попозже я еще зайду. Если вам что-нибудь понадобится — обратитесь к любой из сестер. Я распоряжусь, чтобы они предоставили вам все необходимое.

Мэтью поблагодарил, и толстяк ушел. Некоторое время Мэтью прислушивался к доносящимся из коридора звукам шагов, потом опустился в кресло и, уронив голову на грудь, погрузился в невеселые размышления. Несколько раз в комнату заглядывала дежурная сестра, но на ее вопрос, не нужно ли ему что-нибудь, Мэтью только отрицательно качал головой. Было что-то странное и одновременно трогательное в том, что человек, некогда бывший могущественным министром внутренних дел, сидит здесь как обычный посетитель. И Мэтью, который до сих пор оставался одним из влиятельных и уважаемых в стране людей, действительно чувствовал себя сейчас самым обычным человеком — уязвимым и бессильным. Как и каждый посетитель отделения реанимации, он с трудом сдерживал тревогу и неуверенность. Он боялся за Кэрол, боялся за себя. Одной мысли о том, что она находится совсем рядом — буквально за стеной, — было достаточно, чтобы его сердце то принималось отчаянно стучать, то почти замирало.

Ничего подобного с Мэтью не случалось уже много-много лет.

В этот день Джейсон, Энтони, Хлоя и Стиви провели у Кэрол несколько часов. Сменяя друг друга, они сидели на стуле у кровати, гладя Кэрол по руке и разговаривая с ней. Хлоя несколько раз целовала торчащие из гипса синеватые пальцы матери и со слезами в голосе уговаривала ее поскорее очнуться.

— Просыпайся, мамочка, ну пожалуйста! Ты нам очень нужна. Просыпайся скорее, мы без тебя не можем!

Ее слова звучали совсем по-детски, и вскоре Хлоя действительно расплакалась как ребенок. Тогда Стиви обняла ее за плечи, увела в коридор и заставила выпить воды, а место около Кэрол занял Энтони. Он изо всех сил старался держаться, но стоило ему сказать матери несколько слов, и его голос тоже начал дрожать и срываться. Стараясь подбодрить сына, Джейсон положил руку ему на плечо, но сам он тоже был далеко не спокоен. Все утро они разговаривали с Кэрол вслух, так как врачи считали, что это поможет ей поскорее прийти в себя. Однако до сих пор она никак не реагировала на обращенные к ней слова. Кэрол не открывала глаз, не шевелилась и не издавала никаких звуков, и Джейсон, и дети совсем упали духом. Стиви приходилось постоянно их подбадривать, и хотя сама она чувствовала себя не лучше, ей все же удавалось находить в себе силы для утешения. Ради Кэрол, ради ее детей Стиви была готова на многое, но даже она в глубине души разделяла их страхи и страдала. Ведь Кэрол была ее любимой и единственной подругой.

— Просыпайся, Кэрол! Не время расслабляться. Ты должна написать книгу! — проговорила она таким тоном, словно Кэрол могла ее слышать, и Джейсон, который только что освободил ей место у изголовья кровати, невольно улыбнулся. Ему всегда нравилась Стйви — нравился ее практицизм, ее здравый смысл и бесстрашие, с которым она бралась за любую неразрешимую задачу. На протяжении пятнадцати лет Стиви заботилась о Кэрол и о детях, но только сейчас он понял, как глубоко и искренне эта женщина предана своей хозяйке.

— Я знаю, — продолжала Стиви, — писатели обычно стараются увильнуть от работы, когда им не пишется, но ты избрала для этого слишком уж экстравагантный способ. Хватит прохлаждаться, Кэрол, подумай о людях, которые ждут не дождутся твоего шедевра. И твои дети тоже… Они здесь, рядом, и тоже хотят, чтобы ты поскорее пришла в себя. Хлоя выглядит потрясающе: она похудела, и у нее новая стрижка, не говоря уже о сногсшибательной сумочке и туфлях. Жаль, ты не знаешь, во сколько все это обошлось, — ты бы живо вскочила с этого дурацкого ложа. — добавила она. — Это бы ее разбудило, — заметила Стиви, и, повернувшись к Кэрол, продолжила свой монолог в том же ключе. Она очень старалась, но, увы, чуда не произошло, и Кэрол оставалась все такой же неподвижной и безучастной. На протяжении нескольких часов все они, сменяя друг друга, взывали к ней, но все было тщетно.

— Что ж, может быть, завтра что-то изменится, — сказала Стиви и откашлялась. Сегодня она говорила с Кэрол дольше всех, и с непривычки у нее першило в горле, а голос то и дело садился.

— Как насчет того, чтобы вернуться в отель? Джейсон ответил не сразу, хотя выглядел он так, словно находился на грани обморока. Если не считать бесчисленных чашек кофе, купленных в автомате на первом этаже больницы, никто из них ничего не ел с самого утра, и теперь голод, усталость и волнение давали себя знать. Хлоя уже не могла говорить и только тихо плакала в углу, Энтони крепился, но лицо у него стало землисто-серым, щеки ввалились, глаза запали. Стиви тоже заметно устала, но по-прежнему не хотела сдаваться. Она готова была просидеть с Кэрол до самого вечера, но жалела своих спутников.

— Нам всем не мешало бы подкрепиться, — добавила Стиви. — Если возникнет что-то срочное, нам позвонят, и мы сразу вернемся.

Джейсон согласно кивнул. Есть ему совсем не хотелось; что ему действительно было необходимо, так это добрый стаканчик виски. Обычно Джейсон не пил, но сейчас ему нужно было расслабиться.

— Я не хочу никуда уходить! — всхлипнула Хлоя, и Энтони, обняв сестру, крепко прижал к себе.

— Маме не понравилось бы, как ты себя ведешь, — сказал он с мягким укором. — Кроме того, нам нужно сохранить силы и на завтра. — Сегодня Стиви подала им отличную мысль — поплавать в бассейне, когда вечером они вернутся в отель, и Энтони эта идея очень поправилась. Он знал, что физическая нагрузка — особенно плавание — хорошо снимает нервное напряжение. Стиви и сама была не прочь окунуться.

В конце концов ей все же удалось убедить их отправиться в отель. С ее стороны это было до некоторой степени жестоко, поскольку Джейсон и дети боялись оставить Кэрол даже на несколько часов, однако здравый смысл подсказывал Стиви: она поступает совершенно правильно. Им нужно было экономить силы и сохранять мужество, так как никто не мог сказать, когда же наконец Кэрол выйдет из комы, и выйдет ли вообще. Именно по этой причине они не могли позволить себе сломаться, когда наступит решительный момент, потому что тогда Кэрол не получила бы от них никакой помощи. Стиви понимала это, пожалуй, даже лучше остальных и потому позволила себе настаивать на перерыве.

Прошло, однако, довольно много времени, прежде чем они покинули отделение реанимации и погрузились в лифт. Сначала Хлоя вернулась в палату за оставленным свитером, потом Энтони вспомнил, что и он забыл куртку на спинке стула. В конце концов они спустились вниз, намереваясь вернуться как можно скорее. Они и вправду боялись, что, пока их не будет, с Кэрол что-то может случиться.

Мэтью, по-прежнему остававшийся в комнате отдыха, видел, как они уходили. Из этих четверых, говоривших друг с другом с типично американским акцентом, он никого не узнал, но догадался, кто из них кто. Молодые мужчина и женщина — это, конечно, дети; мужчина постарше — супруг. Вторая женщина, скорее всего, помощница или секретарь. Дождавшись, когда за ними закроются двери лифта, Мэтью подошел к столику дежурной сестры. Та уже получила соответствующие распоряжения от главного врача больницы и даже не пыталась его остановить. Кроме членов семьи, к Кэрол не пускали никого, но Мэтью некогда был всемогущим министром внутренних дел, близким другом самого президента, и общие правила к нему были неприменимы. Не сказав ни слова, сестра провела его в палату.

Кэрол лежала на койке словно Спящая красавица. Из ее вены торчала иголка, соединенная прозрачной трубкой с капельницей; еще одна медсестра внимательно следила за показаниями каких-то приборов и датчиков. Кэрол не шевелилась, и Мэтью осторожно прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке.

Все чувства, которые он когда-то испытывал к ней, отразились в эти мгновения на его лице, и медсестра у приборов поспешно уткнулась взглядом в экран. Oна словно почувствовала — то, что происходило сейчас нм ее глазах, было бесконечно важным, почти интимным, и не предназначалось для посторонних.

Мэтью долго стоял у кровати и пристально смотрел на бледное лицо Кэрол, словно ожидая, что она вот-вот откроет глаза. Кэрол была такой же, какой он ее помнил, — прекрасной и юной, словно перед ней было бессильно само время. Даже волосы были те же. Светлой платиной они струились по подушке, словно мерцающий водопад. Наконец он низко опустил голову и быстро вышел из палаты.

Оказавшись на улице, Мэтью поспешил к своей машине. Он долго сидел неподвижно, закрыв лицо руками, и плакал как ребенок, вспоминая все, что когда-то обещал Кэрол, да так и не исполнил. Будь у него больше мужества или решительности, и все могло повернуться по-другому, все могло быть гораздо лучше, и сам он был бы сейчас счастливее. Увы, в первый и единственный раз в своей жизни Мэтью не сдержал данного слова. На протяжении полугора десятков лет он горько сожалел о том, что все случилось именно так, хотя и знал, что иного выхода у него тогда не было: слишком много обязанностей и обязательств лежало на его плечах. И Кэрол тоже это знала — именно поэтому они и расстались. Мэтью не винил ее за то, что она ушла, ни тогда, ни теперь. Ему только хотелось, чтобы они могли поговорить об этом сейчас, поговорить спокойно, по-дружески. Впрочем, по-дружески все равно бы не получилось: уходя, Кэрол забрала с собой его сердце. Пятнадцать лет прошло с тех пор, но Мэтью по-прежнему любил ее, и мысль о том, что Кэрол может умереть, была для него невыносимой.