Господин Уингхэм сдвинулся с места, зашагал вновь рядом со своим высоким кузеном и вновь горячо заговорил:

– Если он это, наконец, понял, я рад! Я никогда еще не был так рад в своей жизни! Пусть четко уяснит себе свое место в этой жизни. Честно говоря, меня больше бы устроило, если бы тратил деньги на банду бродячих мальчишек, чем на этого… Будь я проклят, если так не думаю!

– О, Джордж, что ты! – возразил сэр Уолдо. – Нельзя же так…

– Нет, можно! Можно! – порывисто отозвался Джордж, рубанув рукой воздух. – Только подумать, что он тебе сегодня устроил! Он по гроб жизни должен был благодарить тебя.

– Он мне ничем не обязан.

– Что?! – вскричал Джордж и вновь выразил намерение застыть на месте.

Кузен схватил его за руку и не дал остановиться.

– Джордж, так мы и до ночи не уйдем отсюда! – строго проговорил сэр Уолдо. – Я плохо поступаю с Лоури. Очень плохо. И если ты этого не знаешь, то с меня хватит того, что об этом знаю я.

– Нет, я не знаю! – громогласно объявил Джордж. – Начиная с того дня, когда он появился в Хэрроугейте, ты просто осыпаешь его деньгами! Даже для Джулиана ты этого никогда не делал!

– О, что касается Джулиана, то ему я гинею если даю, то под расписку! Особенно когда он был школьником! – со смехом воскликнул Уолдо.

– Так я и знал! Ты, конечно, можешь считать, что ему и своих хватает, но…

– Нет, ни о чем подобном я и не думал. Просто мне не следует быть его опекуном ни при каких обстоятельствах. К тому времени, когда он приехал в Хэрроугейт, я уже был совсем не тот, каким был во время детства Лоури. – Он сделал паузу, чуть нахмурился, потом резко проговорил: – Знаешь, Джордж, когда у меня умер отец, я был еще слишком молод для того, чтобы становиться наследником.

– Во всяком случае, признаюсь, мы все придерживались именно такого мнения. Думали, что ты покидаешь все отцовские денежки в реку, как плоские камни, чтобы посмотреть, сколько будет отскоков. Но ты этого не сделал и…

– Да, я этого не сделал. Вместо этого я стал портить Лоури.

– Да ладно тебе, Уолдо… – запротестовал Джордж и прибавил после минутного раздумья: – Ты хочешь сказать, что внушил ему мысль о том, что он всегда может положиться на тебя? Да, если в этом смысле… я с тобой, пожалуй, соглашусь. Но вот зачем ты это сделал, не пойму? Насколько мне известно, ты всегда недолюбливал его, не так ли, а?

– Да, это верно. Но когда я… Как он назвал это? Когда я «купался в золоте», а у моего дяди едва хватало на то, чтобы быть независимым, – при том, что он был скрягой еще похлеще кузена Джозефа и держал Лоури в черном теле, – мне казалось просто недостойным не прийти парню на помощь.

– А, понимаю! – медленно проговорил Джордж. – И однажды начав, ты уже не мог остановиться.

– Я мог бы, пожалуй, остановиться, но не сделал этого, тут ты прав. Что это, в конце концов, значило для меня? К тому времени, когда я понял, что это значит для него, было уже поздно.

– О! – Джордж покатал эту фразу в своем сознании, словно смакуя ее. – В самом деле! Но если ты полагаешь, что виноват тут ты, то что делать? Оставить его одного: пусть или плывет или тонет? Боюсь, ты этого не сделаешь!

– Раньше я тоже так думал, – проговорил сэр Уолдо.

– Не знаю… Мне кажется, что беда еще поправима. Во всяком случае, надеюсь на это.

Джордж скептически расхохотался.

– Недели не пройдет, как он увязнет в каком-нибудь очередном игровом притоне, попомни мое слово! И только не говори мне, что ты перестал помогать ему. Он не дурачок и прекрасно знает, что в конце концов все штрафы оплатишь ты!

– Вот и нет. Я оплачиваю его карточный долг только в обмен на его обещание больше не играть.

– Его обещание? Боже мой, Уолдо, никак ты с луны свалился? Неужели ты можешь полагаться на его обещание?

– Да, именно так. Лоури дал такое обещание и он не свернет в сторону. Вспомни его сегодняшний гнев. Я связал его словом. В сущности он бесновался сегодня не из-за Брум Холла, а из-за того, что вынужден держать данное слово.

– Если стал игроком – это уже навечно. До гробовой доски, уж ты поверь мне.

– Мой дорогой Джордж! Да будет тебе известно, что Лоури такой же игрок, как и я! – улыбнувшись ответил сэр Уолдо. – Все, чего он хочет, это выделиться в этом мире. Все! Больше за ним нет никаких грехов! Поверь мне, что я знаю его гораздо лучше, чем ты, так что поскорее убери это выражение нахмуренности со своего лица! – Он взял кузена за руку и легонько сжал ее. – Лучше скажи мне вот что, дружище! Охота тебе заполучить тебе Брум Холл? Потому что если тебе охота, я надеюсь, ты понимаешь, что…

– Мне не нужен Брум Холл! – с преувеличенной резкостью прервал его Джордж. Я просто выразил свое удивление по поводу решения старика Джозефа, в результате чего все его состояние отошло к тебе. Не нужно делать из этого далеко идущих выводов. Кстати, нашей тетушке это также пришлось не очень-то по душе, если ты заметил.

– Как раз ее-то реакция мне понятна. Но я уверен, что самому Линдету Брум Холл даром не нужен.

– Между прочим так же, как и твоему покорному слуге!.. Наивное дитя! У него и мысли не возникло по поводу этого имения, можешь не сомневаться в этом! И вообще, знаешь, Уолдо… Мне кажется, этот юноша под конец разобьет все надежды своей энергичной матушки. С того самого времени, как он приехал из Оксфорда, она неустанно пытается наставить его на путь истинный. Делает все, чтобы он вышел в свет и поскорее нашел себе богатую и приличную невесту. Она добилась того, что теперь нет ни одного светского вечера, куда бы его не приглашали. А чем он отвечает на ее заботы? Просит забрать его с собой в дикие дебри Йоркшира! Каково? Знаешь, я чуть не расхохотался во все горло, когда увидел выражение на ее лице, которое появилось, когда Джулиан назвал светский сезон смертной тоской! Будь спокоен: она постарается помешать его отъезду с тобой!

– Как раз напротив. Она не станет этого делать. Тетушка Софья слишком любит своего единственного сына, чтобы толкать его на какую-либо жизненную дорогу против его воли. К тому же в ней действительно присутствует достаточно здравого смысла. Бедная тетушка Линдет! Мне искренне жаль ее! После многолетних трудов ей пришлось отказаться от мысли ввести в свет своего мужа, для которого не было в жизни ничего более достойного презрения, чем общество. И теперь она узнает, что ее Джулиан, у которого есть все для того, чтобы стать настоящей звездой общества и законодателем мод, относится ко всему этому еще более отрицательно, чем его отец.

– Я думаю, тем лучше для него, – задумчиво проговорил Джордж. – Сказать тебе по правде, я всегда желал, чтобы он пошел в жизни по твоим следам! Ладно… Если она позволит ему поехать с тобой на следующей неделе, постарайся оградить юношу от возможных неприятностей. Иначе ты можешь заранее распрощаться со своими глазами: тебе их выцарапают.

– О, нет! Неужели ты думаешь, что он проникнется любовной привязанностью к какой-нибудь доярке? Или поссорится со всем сельским населением? Ты просто пугаешь меня, старина Джордж!

– Поссорится со всем сельским населением? – переспросил кузен хохоча. – Смотри, как бы ты сам этого не сделал! Я точно не знаю, как насчет ссоры, но уже сейчас могу предсказать ту панику, которая возникнет там вместе с известием о том, что к ним едет Совершенный!

– О, ради бога, Джордж! – взмолился сэр Уолдо, резко освобождая свою руку из-под руки кузена. – Не болтай чепухи! Если бы я был азартным человеком, то тут же побился бы с тобой об заклад, что обо мне никто и никогда и не слышал в Оверсетте.

2

Ни то, ни другое пророчество не сбылись в точности, но сэр Уингхэм, по крайней мере, в своей догадке подошел ближе к истине, чем сэр Уолдо.

Брум Холл относился к сельскому приходу, центром которого считался городок Оверсетт, расположенный в Вест-Райдинг, ближе к Лидсу, чем к Хэрроугейту, не более чем в двадцати милях от Йорка. Несмотря на то, что большинство прихожан церкви преподобного Джона Чартли действительно ничего не знало и никогда не слыхало о сэре Уолдо, а несколько уважаемых пожилых джентльменов, – таких, как например, сквайр Миклби, – проявляли весьма незначительный интерес к любому посланцу света, да к тому же увлекающемуся спортом, – среди дам и молодежи Оверсетта поднялось великое волнение. Никто не был знаком лично с сэром Уолдо. Впрочем, несколько леди знали его в лицо. Во время их наездов в Лондон им показывали на него пальцами в парке или в опере, объясняя, что это один из лидеров столичного света. Все без исключения молодые люди Оверсетта находились в состоянии крайнего возбуждения. Теперь они один за другим начали хвастаться своим хорошим вкусом в одежде и разрывались между желанием узнать поскорее, каким же образом сэру Уолдо удается выглядеть столь неотразимо, и страхом за то, что этот великосветский вельможа будет презрительно морщиться, глядя на то, как они, его почитатели, станут неуклюже подражать ему.

Первым человеком, узнавшим о грядущем визите сэра Уолдо, был приходский священник. Он поведал об этом своей дочери, а та поспешила с этой вестью в Степлз, главный дом во всей округе. Там сообщение было воспринято по-разному.

Миссис Андерхилл, которой было известно о сэре Уолдо ровно столько же, сколько самому темному и не образованному прихожанину местного священника, но которая поняла из восторженного тона его юной дочери, что это не рядовое событие, спокойно сказала, глядя сразу на всех:

– Да что вы говорите!

Мисс Шарлотта, пятнадцатилетняя попрыгунья, первым делом взглянула на мисс Трент, бывшую предметом ее чистого девичьего обожания и непререкаемым авторитетом во всех вопросах, о которых когда-либо заходила речь. А племянница миссис Андерхилл, мисс Теофания Вилд, глядя на мисс Чартли своими большими, поблескивающими глазами, не дыша пробормотала:

– Это правда? Приезжает в Брум Холл? Ты что, разыгрываешь меня, Пейшенс? Я знаю, разыгрываешь!..