– Тогда я пойду оседлаю трех лошадей, – сказал молодой Андерхилл. – А вы, Джулиан, останьтесь. На вас ответственность за двух леди.

– Конечно, – спокойно ответил Джулиан.

– Но, может, вы захотите тоже поехать с нами? – предложила Теофания, совершенно позабыв о том, что все договорились насчет того, чтобы не оставлять девушек одних в пивной.

– Нет, благодарю вас, – ответил он и отвернулся от нее к мисс Коулбатч. С мягкой улыбкой он предложил ей пройти в зал, где была по крайней мере тень.

Мисс Трент видела то выражение потрясения и огорчения, которое появилось на его лице, когда он увидел, что его богиня в своем упрямстве заходит слишком далеко. Мисс Трент было жаль юношу, настолько жаль, что даже сердце щемило. Она прекрасно понимала, что это к лучшему, что если она хочет называть себя доброжелателем его светлости, она должна только приветствовать крушение его иллюзий в отношении Теофании… Но вместе с тем мисс Трент чувствовала какую-то иррациональную и переполняющую ее потребность найти оправдание своей подопечной. Однако, она посуровела и подавила в себе это желание, как только заметила тот нахальный взгляд, который бросила на Джулиана Теофания, прежде чем уйти с сэром Уолдо. Мисс Трент было совершенно ясно, что думает Теофания об отказе Джулиана ехать в Бардси. Девушка считала это проявлением обычной ревности, и это ее нисколько не обескураживало. Теофания обожала держать своих поклонников в постоянном напряжении и вообще ставить их в дурацкое положение. Ей никогда не приходило в голову, какую боль она им причиняет. А если бы она узнала, что Джулиан сильно задет поведением своего кузена, равно как и ее поведением, она бы не поверила своим ушам, но тут же успокоилась бы, поскольку ей это было безразлично. Но мисс Трент несколько раз перехватывала растерянные взгляды, которые украдкой бросал Джулиан на сэра Уолдо, когда тот начинал откровенно флиртовать с девушкой. У мисс Трент снова защемило сердце и наконец она решила, что должна утешить Джулиана.

Она провожала глазами быстро удаляющихся в сторону Бардси всадников, а потом присоединилась к мисс Коулбатч и Джулиану, которые сидели в пивном зале. Они пили чай и оживленно обсуждали его достоинства и недостатки. Элизабет сидела на лавке, опершись спиной о стену, и весело улыбалась. Линдет также был увлечен разговором и, на взгляд мисс Трент, уже не нуждался в утешении. Мисс Трент с теплотой подумала о его безупречных манерах, которые и дали ему возможность выглядеть прекрасно в сложившейся ситуации. Он теперь делал все, чтобы отвлечь Элизабет от ее головной боли и тяжелых переживаний. Бедняжка также всеми силами старалась прийти в себя, но была еще далека от своего прежнего состояния. Голова ее болела, но не это было главное. Наибольшую боль ей доставляла мысль о том, что именно она испортила то, что должно было стать днем удовольствий, что именно из-за нее плакала ее подруга. Однако, она не могла не рассмеяться, когда Джулиан огласил перед ней свой очередной план по обеспечению ее уединения. Он предложил взять у хозяйки в долг ее фартук и лично выносить кружки с пивом завсегдатаям «Птицы в руке». Но уже через минуту она вновь начинала мучиться вопросом: простит ли ее когда-нибудь Фанни. И в очередной раз восклицала, что не знает, что на нее сегодня нашло и что она просит у всех прощения за то, что оказалась такой дурой.

– Если спрашивать меня, – сказала на это мисс Трент, – то я даже рада, что на тебя сегодня нашло то, что нашло. Когда я поняла, какая будет жара, я пожалела о том, что в свое время выражала горячее желание увидеть Просачивающийся Родник! Когда же было решено поменять планы, я испытала по отношению к вам, мисс Коулбатч, огромную признательность за это!

– Вы всегда так добры ко мне, мисс Трент! Но Фанни так настроилась на поездку!

– Моя милая мисс Коулбатч, если в жизни Фанни все огорчения будут подобными этому, она должна будет считать себя счастливой! – убежденно проговорила Анцилла. – И не надо корить себя только за то, что она устроила очередной скандал, право же. Вы же знаете, какое она испорченное дитя!

– Действительно, испорченное дитя! – вдруг энергично подключился к разговору Джулиан. – То, что она устроила полчаса назад – это было… всего лишь ребячество, не правда ли? Она такая красивая, такая очаровательная… Ей просто сам Бог велел быть немного капризной и взбалмошной!

– Да, вы правы, – сказала Анцилла, вновь чувствуя двойственность своих чувств. – Но миссис Андерхилл тут следует упрекать в последнюю очередь. Конечно, на мой взгляд, ей следует быть построже, но как это требовать от нее, если это женщина с удивительно мягким и податливым характером, который так не соответствует характеру нашей Фанни! И, к тому же, миссис Андерхилл так переживает за свою племянницу и за все ее поступки! Я тоже, признаться. Никто порой не может быть очаровательнее Фанни, но также никто не умудрится за одну минуту всех поставить в неловкое положение, как это зачастую делает она. Не могу даже выразить вам, сэр, как я благодарна вашему кузену за то, что он так вовремя пришел всем на помощь!

Он ответил ей на это только короткой, сдержанной улыбкой, а она больше ничего не сказала, надеясь на то, что она дала ему достаточно пищи для размышления и усвоения. Возможно, своей фразой она дала ему ясно понять, что вмешательство сэра Уолдо диктовалось отнюдь не желанием отшить своего молодого кузена, а стремлением погасить назревавшую бурю в самом зародыше.

8

– Не буду скрывать, что почувствовала по отношению к вам признательность за то, что вы избавили нас всех от сомнительного удовольствия наблюдать очередную ее истерику, – сказала мисс Трент сэру Уолдо в самом конце этого памятного дня, после того уже, как мисс Коулбатч была благополучно водворена домой и передана на руки своим родителям. – Но я уверена в том, сэр, что вы осознаете бессердечие вашего поведения!

– Да, признаю, – холодно ответил он. – Но ведь я не сделал ничего для развития той сцены. Я не подбросил ни одной щепки в разгоравшийся огонь. Вмешался же я, руководствуясь исключительно мотивом рыцарского сочувствия.

– Чем?! – изумилась она.

– Мотивом рыцарского сочувствия, – повторил он, встретив на себе ее изумленный взгляд с совершенно серьезным выражением лица, но с такими искорками в глазах, что она едва не рассмеялась. – На меня тогда был брошен взгляд такой отчаянной мольбы, такой жалостливый, что я…

– Нет! – резко возразила мисс Трент. – Не было никакого жалостливого взгляда! Я не смотрела так на вас!

– Именно жалостливый! – беспощадно повторил Совершенный. – Ваши глаза, мэм, как вы сами прекрасно знаете, кричали: «Помоги мне!» Разве мог я не ответить на этот отчаянный призыв?

– Вы сейчас еще скажете, что это вошло в противоречие с вашими принципами! – воскликнула оскорбленная мисс Трент.

– Когда речь идет о том, чтобы оказать вам какую-нибудь услугу, мэм, это никогда не противоречит моим принципам!

Кровь бросилась ей в лицо, но она проговорила:

– Да-да! За словом в карман вы не полезете! У вас на все имеется готовый ответ! Я-то знаю!

– Вам также следует знать о том, что я говорю совершенно серьезно.

Внезапно у нее на какую-то секунду перехватило дыхание. Впервые в жизни она пожалела о том, что не имеет опыта в искусстве флирта. Она почувствовала нотку искренности в его голосе, но осторожный внутренний голос предупреждал ее о том, что она может стать жертвой чудовищного обмана со стороны искушенного в любовных интригах светского денди. Ей удалось рассмеяться, правда, с трудом и не очень убедительно, после чего она сказала:

– Очень мило сказано, сэр Уолдо! Я также должна выразить вам свою благодарность за то, что из Бардси вы привезли нам совсем другую Фанни. Она была сама податливость, само чувство юмора! Вы добились настоящего триумфа!

– Фехтуете со мной, мисс Трент? – с улыбкой спросил он. Она замолчала на минуту, а когда ответила, то в ее голосе была изрядная доля скованности:

– Вы забываете о моем положении, сэр. Я не могу спорить с вами на равных.

– Наоборот! Ваше положение настолько раздражает меня, что я помню о нем каждую секунду!

Она изумленно взглянула на него.

– Раздражает?

– Сил нет терпеть! Вы так смотрите на меня… Ну, смотрите! Смотрите! Неужели вам странно видеть мое неудовольствие по поводу того положения, какое вы занимаете в жизни?

– О, Господи! – воскликнула она. – Можно подумать, я отношусь к категории тех несчастных гувернанток, которым платят двадцать четыре фунта в год и держат в домах как обычную прислугу! У меня все совсем по-другому, как вы этого не поймете! Я очень дорого стою, сэр Уолдо!

– Это вы уже как-то мне говорили.

– Так вот, это правда. Не люблю хвастаться, но допустить, чтобы вы считали меня влачащей полуголодное существование на убогое жалованье, тоже не могу. Так вот, мне положили здесь сто пятьдесят фунтов в год, знайте это!

– Милая моя девочка, даже если бы вам положили в пятьдесят раз больше этой суммы, это ничего не меняет!

– Вот сразу видно, как мало вы в этом понимаете! Это все меняет! Можете мне поверить, что к женщинам с таким высоким жалованьем отношение самое уважительное!

– Господи, да как вы не поймете! Вы находитесь в услужении у женщины, которая сама годится вам в лучшем случае в экономки! А она ваша хозяйка! Вы вынуждены терпеть дерзости от этой дрянной девчонки, когда она выходит из себя по всякому пустяку, и вынуждены опекать таких выскочек, как…

– Чепуха! – прервала его решительно настроенная Анцилла. – Миссис Андерхилл считает меня членом своей семьи, и я не позволю, чтобы вы ее оскорбляли! Я считаю, что мне очень повезло с работой, а если мне самой нравится мое положение, то никак не пойму, почему оно должно не нравиться другим.

– Вот именно не понимаете! – возразил он.

Они подошли к воротам Степлза, где остальные остановились, поджидая их. Мисс Трент не знала, радоваться или огорчаться тому, что ее разговор с Совершенным вдруг резко прервался. Когда сэр Уолдо и Линдет попрощались и уехали, а мисс Трент поехала по дорожке к дому, она была так погружена в свои мысли, что Кортни пришлось несколько раз повторить ее имя, прежде чем она поняла, что к ней обращаются. Он решил, что она просто очень устала за день. Теофания же была со всеми очень мила и сразу же бросилась к мисс Трент, стремясь тем самым выразить о ней заботу. Анцилла была вынуждена сделать все, чтобы скрыть от девушки жестокое подозрение в том, что ее забота происходит от прозаического желания избежать разноса за ее отвратительное поведение в походе.