Девушка уже видела этот взгляд раньше. На террасе, в «Липовой аллее», во время бала-маскарада, когда она оттолкнула от себя Себастьяна. Если она снова отвергнет его сейчас, он может уйти и больше никогда не вернуться. Ее поразило собственное нежелание того, чтобы он ушел. Ей хотелось пробудить в нем нежность и страстность, скрытую под этим грубым фасадом.

Призвав на помощь все свое мужество, Пруденс дотронулась до его небритой щеки так, как прикасаются к опасному животному в надежде приручить его. Медленным, чувственным движением она провела рукой по шее, лаская нежную кожу за ухом, и пропустила между пальцев шелковистые завитки на затылке.

Ресницы Себастьяна дрогнули. Его рука поползла вниз и обхватила мягкий холмик ее груди.

— Нет!

Пруденс оторвала от себя руки мужчины, решительно прервав их увлекательное путешествие по своему телу, и отползла назад, прижавшись спиной к холодной стене пещеры.

— Не прикасайся ко мне, — приказала она, удивляясь своей смелости. — Я не желаю быть изнасилованной. Я хочу быть соблазненной. — И милостиво разрешила. — Можешь поцеловать меня, если хочешь.

Хмурое выражение на лице Себастьяна сменилось насмешливой улыбкой.

— Своевольны, как всегда, мисс Уолкер?

Но его пальцы уже сплелись с ее пальцами, прижимая ладонь к ладони. Он склонил голову, и его теплые сухие губы коснулись ее губ. Его язык проник в ее рот, но девушка неожиданно сжала зубы, преграждая ему путь. Себастьян издал недовольное ворчание, но мгновенно был вознагражден за мимолетный каприз нежной лаской тоненького язычка, исследующего его губы. И только после этой сладостной, изысканной пытки намеренным воздержанием, усиливающим его жажду, Пруденс открыла для него глубины своего рта, игриво покусывая его язык, когда он становился слишком жадным и нетерпеливым.

Себастьян быстро принял ее игру и проник языком в горячие влажные глубины ее рта, затем отстранился, покусывая и дразня чувствительную кожу ее губ.

Пруденс обхватила Себастьяна за шею и теснее прижалась к нему, желая слиться воедино с его телом, потеряться среди его тепла. Жадные и нежные руки ласкали ее плечи, грудь, живот, они были везде, и девушка не могла уследить за их стремительным передвижением по ее телу. Они мучили, терзали, дарили неведомое до сих пор наслаждение. Пруденс выгнулась в его руках и крепче оплела его руками и ногами, чувствуя возбуждение мужчины.

Себастьян вложил в этот поцелуй всю свою злость на эту женщину, всю свою страсть и любовь к ней. Он прижался бедрами к ее бедрам и потерся о гладкий атлас ее платья.

Пруденс почувствовала кожей жар его восставшей плоти, сдерживаемой тонкой преградой в виде грубой материи его бриджей и легкой ткани ее дорожного платья, которая в любое мгновение может быть устранена.

— Постой, — сказала Пруденс. Она отодвинулась от него, пытаясь унять чувственную дрожь. — Теперь ты должен сказать мне что-нибудь приятное.

Себастьян покусывал ее шею.

— Сними свое платье.

— Нет. Что-нибудь действительно приятное.

Вздохнув, он прижался губами к ее уху.

— Твои волосы пахнут как полевые цветы.

— Умм. Это было приятно, — прошептала она. Себастьян воспользовался ее одобрением и приласкал языком розовое ушко. Она ахнула, изумленная и обеспокоенная тянущей тяжестью внизу живота и тем потоком тепла, который разлился между ее бедер.

Он обвел мочку уха кончиком языка.

— Ты хочешь услышать еще что-нибудь приятное?

Девушка кивнула, одурманенная новизной ощущений, и не почувствовала, как его рука выпуталась из ее пальцев и под платьем настойчиво прокладывала путь вверх по ее ноге.

Себастьян хрипло прошептал:

— За каждую попытку оттолкнуть меня я воздам тебе сторицею. Я буду целовать и дразнить тебя до тех пор, пока ты не станешь умолять меня любить тебя.

Пруденс приподняла голову и встретилась с его напряженным взглядом. В ее глазах блестело желание и сомнение. В тот момент, когда его губы встретились с ее губами, пальцы мужчины скользнули под ее шелковое белье, погружаясь в медовые глубины, такие же горячие и сладкие, как и ее рот.

Пруденс затрепетала, завороженная пленительными движениями его теплых пальцев, исследующих ее шелковистое лоно, успокаивая и доводя до безумия одновременно. Она спрятала лицо на его плече.

— Я боюсь, Себастьян.

— Я тоже, ангел, я тоже.

Но страх не остановил его, а, наоборот, подстегнул к действию. Себастьян, не встречая сопротивления с ее стороны, раздел девушку и уложил спиной на грубые одеяла, готовясь исполнить данную самому себе клятву.

Пруденс невольно вздрогнула, когда колючее одеяло коснулось ее обнаженной кожи. Она закрыла глаза, купаясь в море контрастов. Небритая щека Себастьяна царапала ей щеку. Волоски на груди дразнили чувствительные до болезненности кончики ее грудей.

Себастьян присел на одеяло и снял бриджи. Розовое свечение углей золотило его кожу. Пруденс смотрела на красиво очерченные губы, твердый подбородок, бледную россыпь веснушек на носу, не решаясь встретиться с его призывным взглядом, стесняясь первого знакомства с обнаженным мужским телом, к которому, как магнитом, влекло ее жадное любопытство. Внезапно он показался ей незнакомцем, но таким близким и желанным, способным заполнить собой ту пустоту, в которой она жила и которую ощущала внутри себя все эти долгие месяцы вдали от него.

Себастьян бережно обхватил руками груди девушки, дразня соски между пальцами. Она выгнулась навстречу ему и застонала, когда его губы сомкнулись на затвердевшей вершине. Он омывал ее своим языком, стремясь утолить ненасытный голод.

Пруденс запуталась пальцами в шелке его волос, извиваясь под ним в безумии страсти. Она потянулась к нему, но Себастьян отстранил ее мягко, но решительно, усилием воли подавляя свое желание.

— Мы поиграли в твою игру, — прошептал он хрипло. — Теперь играем в мою.

Его губы путешествовали по ее пылающему телу, и он нежно покусывал атласную кожу за ухом и на груди, тонкую морщинку вдоль внутреннего изгиба локтя, гладкую плоскость живота.

Дыхание девушки участилось, когда он развел ее дрожащие бедра. Проворные пальцы ласкали твердый маленький бутон, скрывающийся в шелковистых завитках. Пруденс прижималась к его руке, безмолвно благословляя настойчивость этих пальцев, испытывая чувства, которые она никогда бы не смогла облечь в слова. Неясное, тайное блаженство разлилось по ее телу, заставив быстрее бежать кровь по венам. Помня, что к происходящему в пещере чутко прислушиваются два десятка ушей, она заглушала стоны на его плече.

Для Себастьяна, который много видел и много пережил, прикосновение к восхитительному и щедрому телу этой юной женщины было сравнимо только с робким прикосновением зеленого неопытного юнца к первой в его жизни женщине. Он уже забыл, какое наслаждение сливаться в единое целое с женским телом, Исследовать все манящие впадинки и углубления своими пальцами, а затем губами и языком. Он никогда еще не пробовал ничего более сладостного, такого безумно пьянящего. Не было иного сокровища в его жизни ни в Париже, ни в Лондоне, ни в целом мире, чтобы оно могло сравниться с чудом Пруденс. Ему хотелось вылить горячее виски на ее кожу и слизать его капля за каплей. Стон вырвался из его горла.

Себастьян продлевал изысканное наслаждение, приближая их обоих к черте, за которой все чувства обостряются до предела, причиняя боль, и уже невозможно сдержать рвущуюся наружу страсть.

Пруденс чувствовала, что становится бесстыдным, распутным существом, бьющимся в агонии страсти. Она зарылась лицом в его волосы и простонала:

— Пожалуйста, о, пожалуйста, Себастьян!

Он перестал ее ласкать, совсем перестал, и девушка подумала, что сейчас умрет.

— Чего ты хочешь, Пруденс? — хрипло спросил Себастьян. — Скажи это.

Он знал, что поступает грубо и жестоко, но не хотел щадить ее. Слишком долго он ждал этого признания.

Голос Пруденс сорвался.

— Я хочу тебя.

Легким движением пальцев Себастьян подтолкнул девушку к пропасти экстаза. Он приподнялся над ней, готовый погрузиться в ее влажное тепло, но на мгновение заколебался, понимая, что вот-вот узнает ответ на вопрос, который мучил его с тех пор, как он увидел ее, обнимающуюся с незнакомцем на улице Эдинбурга. Был ли у Пруденс другой мужчина? И если был, достаточно ли он, Себастьян, любит ее, чтобы дать своей страсти к ней взять верх над его жгучей ревностью?

Он закрыл глаза и проник в ее шелковистые глубины. Теплая роса ее тела облегчала его продвижение до тех пор, пока он не столкнулся с препятствием — наследием девственности. Себастьян судорожно вздохнул сквозь стиснутые зубы и проник в ее бархатное тепло на всю длину своей пульсирующей плоти, разрывая на своем пути все преграды.

Стон удовлетворения вырвался из его груди. Другой мужчина может дарить ей бриллианты и жемчуга, но была одна вещь, которую лишь Себастьян Керр мог ей подарить.

Ногти девушки вонзились ему в спину. Он открыл глаза и увидел, что ее щеки мокры от слез.

Себастьян вытер их кончиками пальцев, стыдясь того, что ее боль доставляет ему такое ликование. Он поймал зубами и нежно сжал припухшую нижнюю губу Пруденс.

— Прости. Я должен был предупредить тебя, — сказал он неровным голосом.

— Нет необходимости. У папы были книги по анатомии.

— И что же они рекомендовали, чтобы облегчить боль?

Себастьян замер на ней, изо всех сил пытаясь сдержать движения, в то время как ответ таился в страстном слиянии их тел.

Глаза Пруденс прояснились.

— Практика?

Он издал возглас изумления, когда она вскинула бедра ему навстречу. Его голос сорвался на октаву выше.

— Я начинаю любить папу все больше с каждой минутой.

Себастьян приподнял ягодицы, почти выйдя из нее, затем вновь погрузился в глубины трепещущего под ним тела.

Пруденс закрыла глаза, отдаваясь во власть этого сладострастного восторга. Она жадно целовала его шею, слизывая языком, как живительный нектар, капельки испарины. Ее постанывания и тихие, бессвязные мольбы сливались с его гортанными стонами.