— Тебе тоже следует немного выпить, — сказал он. — Это помогло бы унять дрожь в руках.

Пруденс увидела насмешливый блеск его глаз. Он отлично понял, что не его рана заставляла ее дрожать.

Девушка стащила пропитанную кровью рубашку с его плеча. Сама рана была больше похожа на глубокую царапину с рваными краями и не представляла опасности. Тихий возглас сочувствия вырвался у нее при виде сильного порохового ожога, окружавшего рану и покрывавшего его грудь и плечо. На багровой, вздувшейся пузырями коже торчали редкие клочки обгоревших волос.

Пруденс подняла глиняную миску.

— Масло и яичные желтки. Папа считал это прекрасным средством от пороховых ожогов.

— Твой папа был мудрым человеком.

Девушка приложила к ране влажную салфетку.

— Мудрее, чем многие думали.

Кожа Себастьяна покрылась пупырышками, когда Пруденс слегка смазала ожог прохладной смесью.

— Наклонись вперед, — приказала она. Мужчина подчинился. Пруденс обхватила его руками, закрепляя повязку из сшитых салфеток вокруг него. Ее коса упала ему на бедро, а грудь прижалась к его груди, прежде чем девушка снова опустилась на колени, потупив глаза.

Под светлыми завитками волос на его груди Пруденс увидела другие порезы и шрамы, некоторые из них очень давние, уже побледневшие от времени. Быть может, эти шрамы остались от побоев отца, как и шрам под подбородком?

Девушка принялась складывать оставшиеся салфетки.

— Как ты скроешь это от тети?

— Это будет нетрудно. Триция уже довольно давно не видела меня без рубашки.

Пруденс бросила на него скептический взгляд.

— Будет видеть после того, как вы поженитесь.

Себастьян беспокойно поерзал и поспешил прервать разговор на неприятную для него тему.

— Эта комната именно такая, какой я ее себе и представлял. Чистая и аккуратная. Все на своем месте, элегантное и в то же время простое.

— Как я?

Мужчина улыбнулся уголками рта.

— Никто не посмел бы назвать тебя простой.

Котенок потянулся и потерся о бедро Себастьяна. Пруденс погладила его.

— Кот Себастьян любит тебя. Пожалуй, мне следовало бы поменять ему имя, чтобы избежать путаницы.

— Пожалуй, да, — согласился он. — В любом случае, Себастьян — глупое имя.

Пруденс подняла голову, чтобы возразить, но его глаза были закрыты. Девушка знала, что он не спал, но не решилась беспокоить. Морщинки вокруг его рта прорезались глубже от усталости и боли. Себастьян скрестил на груди руки в старом, как мир, жесте самозащиты.

Пруденс укрыла его одеялом. Не будет вреда в том, чтобы дать ему поспать час или два. Еще глубокая ночь. У нее еще будет достаточно времени, чтобы увести его, прежде чем Триция сможет его обнаружить. Девушка тихо сидела до тех пор, пока дыхание Себастьяна не стало глубже и ровнее. Он погрузился в блаженную бездну сна.

Пройдя на цыпочках через комнату, чтобы не потревожить спящего, Пруденс погасила свечку и приоткрыла портьеры, впуская в комнату лунный свет. Вернувшись, она села на кровать, наслаждаясь возможностью открыто, не таясь, смотреть на Себастьяна. Его угольно-черные ресницы отбрасывали густую тень на щеки. Настороженность, присущая ему во время бодрствования, отступила под влиянием сна, и сейчас спящий мужчина казался ей таким уязвимым и беззащитным.

Себастьян слабо застонал, и девушка положила ладонь ему на лоб, проверяя, нет ли лихорадки, затем нежно отвела с его лица пряди спутанных волос.

Пруденс торопливо убрала руку. У нее не было права прикасаться к этому мужчине. Он принадлежал тете Триции. Те мгновения, когда Себастьян полностью принадлежал только ей, были крадеными.

Вскоре усталость охватила и ее. После недолгих колебаний Пруденс легла поверх одеяла рядом с Себастьяном, ощущая тепло его тела.

Рука отца нежно гладила ее волосы. Должно быть, она снова уснула на каминном коврике, ожидая, когда он закончит свои эксперименты. Пруденс зарылась глубже в мягкий, теплый кокон, наслаждаясь плавными, убаюкивающими движениями его пальцев.

Девушка открыла глаза, отчетливо осознав, что это не отец, а Себастьян поглаживает ее волосы своей ладонью. Во сне она соскользнула так низко, что ее голова легла ему на колени. Мягкие складки пледа укутывали ее своим теплом.

Пруденс старалась сохранить дыхание ровным и глубоким, не желая выдавать, что уже проснулась. Она не могла вспомнить, когда в последний раз к ней прикасались с любовью и нежностью. Триция могла ущипнуть ее за щеки, чтобы вызвать на них румянец, или послать воздушный поцелуй, опасаясь растрепать парик или размазать краску на губах. В отношении Триции к своей племяннице было больше привязанности, чем любви. Пруденс никогда бы не осмелилась радостно броситься на шею тете Триции из страха, что она может нечаянно испариться, оставив после себя лишь горку пудры, разлетающуюся по ветру.

Прикосновение Себастьяна было удивительным: добрым и заботливым. Этот жест не накладывал на нее обязательств и не требовал ответных действий. Пруденс чувствовала себя ребенком или котенком, доверчиво свернувшимся у его бедра. Его прикосновение было наполнено нежностью, хотя она знала, как мало видел он ее в своей жизни. Девушка лежала неподвижно, желая запомнить, каким бывает ощущение, когда тебя ласкают и нежут.

Когда серый рассвет заглянул в комнату, Пруденс зашевелилась у него на коленях, предупреждая о своем пробуждении.

Глаза Себастьяна были мрачны и затуманены, как рассвет за окном. Пруденс открыла было рот, чтобы заговорить, но он приложил два пальца к ее губам и нежно улыбнулся.

— Мне всегда хотелось о ком-нибудь заботиться.

Он наклонился вперед и коснулся губами ее губ. Пальцы Пруденс боязливо коснулись мягкой поросли на его груди. Поцелуй был болезненно-нежным, теплые губы Себастьяна еще хранили горьковато-сладкий привкус виски.

Пропели первые петухи.

Пруденс отстранилась, в панике бросив взгляд на посветлевшее небо.

— Тебе надо идти.

Себастьян дерзко улыбнулся, и девушка почувствовала опасность, исходившую от этого человека.

— О, я не хочу. Разве не забавно было бы посмотреть на выражение лица Триции, когда она обнаружит нас в таком положении?

Изо всех сил стараясь скрыть, как потряс ее этот недозволенный поцелуй, Пруденс быстрыми движениями свернула плед.

— Будет совсем не забавно увидеть выражение лица палача, когда он придет, чтобы отвести тебя на виселицу.

Лицо Себастьяна стало замкнутым, словно маска упала на него.

— Очень хорошо. Значит, сеновал Джейми. Именно там мы прячем свою добычу. Этот чертенок пригрозил отрубить пальцы на ногах любому конюху, который осмелится проникнуть туда.

Пруденс поплотнее закуталась в халат и прикрыла остатками рубашки плечо Себастьяна. Затем они, крадучись, пробрались к выходу. Впервые Пруденс поприветствовала привычку Триции спать до полудня. Большинство слуг, следуя примеру своей хозяйки, вставали, когда солнце уже светило вовсю. И лишь на кухне работа начиналась с рассветом.

Они проходили через двери террасы, когда рука Себастьяна сжала плечи девушки.

— В чем дело? — прошептала она.

— Ты не могла бы принести мне виски? Если придется довольствоваться только компанией Джейми, оно может мне понадобиться.

Пруденс довела его до статуи Зевса в парке и побежала за виски. Крошечный кинжал Себастьяна лежал, забытый, на ее ночном столике. Она сунула его в карман халата и сбежала вниз по лестнице, подгоняемая первыми звуками просыпающегося дома, доносящимися из кухни.

Пруденс и Себастьян нырнули в полумрак конюшни. Заржала потревоженная лошадь. Себастьян прислонился к кормушке, в то время как Пруденс стала взбираться по шаткой лестнице в логово Джейми.

Джейми проснулся, с рычанием выдернул заряженный пистолет из-под головы и нацелил его в грудь Пруденс.

Она отшатнулась, подняв руки вверх.

— Себастьяну нужна твоя помощь. Он ранен.

Джейми подскочил с ругательством, от которого у девушки покраснели уши. Слишком поздно она поняла, что он был абсолютно голый. В полумраке сеновала он показался ей одной большой раздраженной веснушкой. Девушка быстро отвернулась, в ужасе закрыв лицо руками.

— Я же предупреждал его, чтобы не ездил один, — пробурчал Джейми.

Пруденс украдкой взглянула на него между пальцев. Он натянул на себя поношенные бриджи до колен.

— Это все твоя вина, как ты знаешь, — добавил он.

— Моя вина? — вскрикнула Пруденс. — Я не стреляла в него.

— Но вполне могла бы. — Джейми схватил руку девушки в свою костлявую лапу и подтолкнул ее к лестнице. — Тайни был прав. Он совсем потерял голову с тех пор, как встретил тебя. Если бы он взял меня с собой, я бы укокошил того ублюдка, который подстрелил его.

Бархатистый голос Себастьяна раздался из темного угла.

— Тогда у Триции не было бы четного числа гостей на ее вечеринках.

Джейми сплюнул на сено.

— Мне следовало бы догадаться. Это был Тагберт, да? Проклятые шерифы. Ненавижу их всех.

Пруденс положила руку Себастьяна себе на плечи. Джейми встал с другой стороны. Вдвоем они вскоре подняли его по лестнице и уложили на примятой куче соломы, служащей постелью Джейми.

Джейми торчал рядом с ними, словно ревнивый бульдог, по-детски надув губы, когда Пруденс заботливо подоткнула плед вокруг плеч Себастьяна.

— Держи его в тепле, хорошо? — попросила она.

— Ты дала ему опия?

— Конечно, — парировала девушка. — Я держу его у себя под кроватью рядом с моим кальяном.

Джейми пробурчал что-то невразумительное. Почувствовав укол в бедро чего-то острого, Пруденс вытащила кинжал из кармана.

— Чуть не забыла отдать тебе твой кинжал.

Джейми фыркнул.

— И почему ты не вырезала ему сердце, пока он был у тебя в руках?

Ледяного взгляда Себастьяна было достаточно, чтобы девушка почувствовала облегчение от того, что в данный момент он был выведен из строя. Ей совсем не улыбалась перспектива заботиться о двух раненых мужчинах. Джейми в сердцах ринулся к лестнице. Пруденс сидела, понимая, что должна уйти, но не испытывала желания оставлять Себастьяна на этого гнома.