– Ну, ничего! – думала Жанна, – здесь до парка совсем недалеко! Мы только туда и обратно! – и она периодически пощипывала Аполлинария за бока, в ответ на что он с визгом дергался, чем приводил ее в ярость.

В конце концов она не выдержала и принялась орать на него во весь голос, мотивируя, что эта встреча нужна именно ему, а не ей, и если он прямо сейчас не придет в себя и не соберется, то они поворачивают обратно в номер, и пусть Аполлинарий спит сколько угодно, а она пойдет гулять в одиночестве!

Жаннины угрозы немного подействовали, взгляд Аполлинария приобрел некоторую ясность, речь стала более-менее разборчивой, и уже через несколько минут он принялся оживленно обсуждать с Жанной, где им лучше сесть, чтобы перехватить Полину.

По ходу выяснилось, что парк совсем небольшой – а аллея, по которой уже вовсю бегали швейцарские любители спортивного отдыха, так и вовсе, была всего одна, и пропустить на ней Полину – нужно было сильно постараться. В итоге Аполлинарий и Жанна решили перехватить ее у самого входа в парк и сели на одну из пустых скамеек и принялись ждать.

Теперь оставалось только надеяться, что информация о каждодневных Полининых пробежках будет верной. Но даже если это не так, то и тогда ничего не потеряно – остается еще возможность просто ей позвонить и договориться о встрече.

А если и здесь ничего не получится – то Жанна никоим образом не расстроится – ей-то вообще вся эта возня с Полиной не нужна, а вот погулять по Швейцарии – это совсем другое дело, и у них еще впереди целых пять дней, чтобы прочувствовать всю прелесть этих мест!

Но все опасения Жанны и Аполлинария оказались напрасными. Вскоре вдали показался бегущая трусцой Полина, и Жанна радостно толкнула Аполлинария в бок:

– А вот и она, давай действуй! А я спрячусь где-нибудь за деревьями, пока она меня не увидела!

Ответом ей была гробовая тишина. Жанна обернулась и с удивлением обнаружила, что ее любовник упал носом на лавочку и, судя по характерному храпу, спит сном младенца.

– Это что еще за сюрпризы? – Жанна буквально рассвирепела, – самый ответственный момент, а он спать надумал! – и принялась что есть силы тормошить Аполлинария. Бесполезно – он ни в какую не хотел не то что просыпаться, а даже и реагировать на ее крики.

Поддержка пришла с другой стороны.

– Ой, кто это здесь у нас развалился на лавочки? Ба – да это же знакомые мне лица! – Жанна, занятая безуспешными попытками разбудить Аполлинария и не заметила, как рядом оказалась Полина, – судя по его виду, ты, подружка, крепко его чем-то подпоила!

– Вовсе нет! Не знаю, чего он нажрался, но я здесь совершенно не при чем!

– Значит, не причем? – голос Полины звучал мягко и почти безэмоционально. – А как насчет чужих парней? Которых ты все время отбиваешь? Ты к этому тоже отношения не имеешь?

– О чем это ты? – Жанна отвлеклась от Аполлинария и моментально ощерилась. Судя по такому началу, разговор мог в любой момент перейти в более жесткое русло. – Если ты о нем, – она указала на мирно спящего на лавочке любовника, – то, подруга, ты сама его кинула, и теперь он мой!

– Вот именно, но только тебя, стерва, не спросили! – неожиданно Полина взорвалась, будто вулкан, и со всего размаху залепила Жанне пощечину. – На, получай, хабалка, это тебе за все – сама напросилась!

Забегая вперед, скажем, что если Полина хотела таким эффектным способом наказать всех виновных и решить исход любовного спора в свою пользу, то она просчиталась. Не на ту напала!

Жанна подпрыгнула с лавочки, словно ниндзя из монастыря Шаолинь, и бросилась в атаку. Ей тоже удалось достать свою соперницу кулаком в нос – да так, что по всему парку пошел перезвон, как от ударов железным языком о внутренности большого монастырского колокола. Это мозги Полины, преодолев пустое пространство, отделяющее их от стенок костной черепной коробки, бились об эти самые стенки, грозным набатом прося помощи хозяйки и требуя немедленного отмщения.

И месть не заставила себя ждать. Полина, испустив страшный вой, бросилась на свою обидчицу и одной пятерней вцепилась Жанне в волосы, а другой постаралась немедленно выцарапать ей глаза. И если бы не молниеносная реакция последней, быть бы форменному членовредительству, но обошлось – соперницы яростно рыча и изрыгая страшные отечественные проклятия принялись дубасить друг друга почем свет стоит, совершенно не проявляя никакой усталости или же милосердия.

И если Полина рассчитывала на легкую победу, то ее ждало разочарование. Жанна никак не уступала ей в свирепости, и уже через минуту обе участницы потасовки представляли собой устрашающее зрелище – на их лицах виднелись кровоподтеки, ладони и кулаки были расцарапаны, а в придачу ко всему на правой руке Полины виднелся отчетливый след от Жанниных зубов.

Абсурдность всего происходящего красочно дополнял громко храпящий Аполлинарий, улыбающийся чему-то во сне, который, конечно, в данном случае пропустил незабываемое зрелище Соперницы были примерное равны, и так бы в итоге и поубивали друг друга, не случись неожиданного.

А именно – вдруг откуда ни возьмись (как в той известной присказке с криминальным душком) появились местные швейцарские копы да и повязали всю компанию – к неимоверному облегчению добропорядочных швейцарских бюргеров, которым зрелище бьющихся насмерть девиц на фоне храпящего мужика не доставляло никакого удовольствия. Жители и вызвали полицию, и та приехала так быстро, что, конечно, ее московские коллеги могли бы только позавидовать такой скорости.

Недолго думая, местные стражи порядка использовали против ни в чем неповинных участников действа электрошокер, поочередно отключив сначала Полину, потом Жанну, а потом и Аполлинария – на всякий случай. Ведь: «Кто знает, что у этих бешеных русских на уме?»

А то, что перед ними именно русские, полицейские не сомневались – кто еще мог так себя вести в тихой и спокойной Швейцарии и быть при этом белым, а не африканцем или азиатом? Только русские – а значит, мафиози, с которыми цацкаться не следует, а можно смело волочь их в каталажку, а уже потом разбираться.

* * *

В каждом приличном городе есть свое отделение милиции. Или полиции, или жандармерии или народных дружинников – все зависит от того, в какой стране этот город, собственно, и расположен. В Швейцарии тоже есть полицейские помещения с решетками, кушетками, умывальником и даже телевизорами – чтобы временно закованные в кандалы не маялись от скуки в ожидании частного высокооплачиваемого или же государственного бесплатного адвоката.

В отделении, куда притащили Аполлинария с его любовницами (бывшей и настоящей), до их шумного появления стояла почти полная тишина, и лишь только упитанный швейцарский полицейский иногда нарушал безмятежное спокойствие щелчками компьютерной мыши.

Он от нечего делать играл в старый добрый «Тетрис» и уже было собирался окончательно заснуть и проспать до конца смены, как на его счастье («Ну, надо же, повезло – целых трое задержанных, а такое бывает очень редко!») прибывший дежурный наряд порадовал смертельно скучающего полицейского нарушителями порядка, которые к тому же почти не разговаривали ни на французском, ни на немецком, ни на итальянском, ни даже на ретороманском. Преступники немного пытались изъясняться на английском, но больше орали друг на друга на русском, причем было видно, что совершенно не стеснялись в выражениях.

Картина преступления была совершенно ясна. Кроме объективных показателей (на лице девиц явно виднелись следы недавней жестокой потасовки) были опрошены два свидетеля, которые и проинформировали полицейских, что да – между девушками, действительно, произошла драка (показания были подробно внесены в протокол).

Молодой же человек в драке участия не принимал, но всем своим видом напоминал наркомана со стажем, на данный момент находящегося под воздействием дозы. Словом, молодой человек был тот еще фрукт, и его следовало подробно допросить, чтобы быть уверенными – а не планирует ли он швейцарский государственный переворот.

С задержанными разобрались быстро – распихали их по камерам и принялись составлять подробный отчет о случившемся. Вскоре в участок прибыл русскоговорящий следователь, который немедленно приступил к опросу Полины, Жанны и Аполлинария. К тому времени Аполлинарий начал потихоньку приходить в себя: он сел, сладко потянулся и стал с удивлением осматриваться внутри камеры, чтобы понять, а как он, собственно, здесь очутился.

Единственно, что он помнил отчетливо – так это то, как выпил таблетки, любезно предложенные милой Жанной – и все! Дальше – словно провал! И надо же, очнулся – а вокруг тюрьма!

А то, что это именно тюремная камера, Аполлинарий не сомневался. Решетки на окнах, дверь, открывающаяся только снаружи, а главное – его собственные руки в наручниках говорили сами за себя.

– Ну, и как я сюда попал? А как же обещанные курорты, шоколад, сыр и женская ласка? – Аполлинарий взвыл от такой вопиющей несправедливости. А потом заметался по камере не в силах понять, что же теперь делать.

Его эмоциональная встряска жирными мазками накладывалась на психотропное воздействие снотворного, которое сдуру подсунула ему Жанна (хотя там черным по белому огромными буквами было написано, что его ни в коем случае нельзя принимать совместно с алкоголем), и Аполлинарию стало очень страшно.

Он почему-то вообразил, что его замуровали навек и почувствовал, что начинает сходить с ума, но тут – о, спасение! Дверь камеры с лязгом отворилась, и на пороге предстал полицейский в сопровождении мило улыбающегося невысокого человека, который на русском языке (правда, с жутким акцентом) представился следователем и повел Аполлинария на допрос.

Следователь появился очень кстати – еще бы немного, и ему бы пришлось форменно откачивать Аполлинария, который уже был готов свалиться без чувств, словно благородная институтка из временного правительства.

Но обошлось, и Аполлинарий, угрюмо бурча, что он русско-подданный турист, прибыл в Швейцарию для ознакомительных целей и ничего плохого не сделал, и вообще – его фамилия Зам-би-ни-я, и поэтому его должны немедленно отпустить, вперив глаза в пол и немного согнувшись, поплелся в комнату для допросов, втайне уповая, что все это – лишь недоразумение, и его-то уж точно ни в чем обвинить нельзя.