Ей, безусловно, доставляло удовольствие дразнить и мучить мужчин. И его она откровенно мучила. Белые, изящные руки леди Мерсер покоились на ручках кресла, но ритмичные движения кончиков пальцев, гладивших кожу и шляпки медных гвоздей, буквально завораживали. Это был чувственный гипноз, типично кошачьи движения. Коул решительно отвел взгляд от ее рук, испытав при этом определенное удовлетворение от того, что это ему удалось. А затем он намеренно в упор уставился на ее однотонное черное платье, строгое, но служившее прекрасным фоном для ее безукоризненной кожи цвета слоновой кости. На черных гагатовых бусах висел крестик, спускавшийся в ложбинку на высокой и округлой груди.

Мягкие и пушистые волосы леди Мерсер красиво обрамляли ее лицо с тонкими чертами и будто молча приглашали мужчину запустить в них пальцы, вытащить шпильки и позволить им рассыпаться по ее плечам. Коул с трудом перевел дыхание, заставив себя вернуться к действительности. В конце концов, в волосах этой женщины не было чего-то сверхнеобычного. А одета она вполне подобающе своему положению. После четырех месяцев вдовства траур леди Мерсер по-прежнему свидетельствовал о том, что она глубоко скорбит о потере мужа, который, по слухам, причинял ей одни неприятности.

Коул с удивлением вспомнил сейчас до мельчайших подробностей, как она выглядела в день свадьбы, которая состоялась за несколько месяцев до его собственной женитьбы. В то время ее звали леди Дженет Камерон. Дядя Джеймс настоял на том, чтобы вся родня присутствовала на свадебной церемонии маркиза Мерсера, который женился во второй раз. Даже Коул, очень дальний родственник, не посмел ослушаться дядиного повеления. Поэтому он с неохотой оставил свои научные изыскания в кабинете в Кембридже и отправился в Лондон на это торжество только ради того, чтобы большую часть дня проторчать в толпе гостей. И все-таки он запомнил эту свадьбу.

В свои восемнадцать лет леди Дженет в дорогом свадебном платье выглядела не просто стройной девушкой, а хрупкой, как тростинка. Коул совершенно точно помнил, что испытывал тогда жалость к молоденькой красивой девушке, которую совершенно не знал. Он подумал, что невеста чудом перенесла всю церковную церемонию, поскольку казалась очень испуганной.

Позже, когда по правилам хорошего тона требовалось поздравить невесту, Коул помнил, как очутился рядом с ней среди гостей во время праздничного обеда и пробормотал какой-то избитый комплимент. В тесноте его невольно прижало к стройной невесте, и Коул ощутил желание, а затем его охватила горячая волна стыда. Он поцеловал новобрачную и быстро удалился, трясясь от страха и стыдясь своего нелепого чувства. Да, он так и не смог забыть этого желания, хотя с тех пор больше никогда его не испытывал.

В то время он не мог себе представить худшей судьбы для невинной шотландской девушки, чем брак с высокомерным лордом Мерсером, который был более чем в два раза старше невесты. Однако не стоило за нее беспокоиться. Похоже, леди Мерсер получила то, к чему стремилась. После свадьбы маркиз увез молодую жену в Норфолк, где Дженет выполнила свой долг и подарила его светлости драгоценного наследника, которого не смогла родить его первая жена.

Сразу после этого его светлость вернулся в Лондон, а леди Мерсер, насколько было известно Коулу, отправилась по собственному желанию в свой родной дом в Шотландии, где ухаживала за больной матерью и плела интриги против собственного хитрого, как лис, отца. Во всяком случае, так рассказывал об этом дядя Джеймс.

Коул был ученым. Он плохо разбирался – да и не интересовался этим – в хитросплетениях светских браков, в замысловатых титулах и званиях, особенно у этих странных шотландцев. И уж совсем не понимал, почему леди Дженет наследовала умершему супругу. Дядя Джеймс неистово возмущался выгодными условиями брачного контракта, которых лукавый Килдермор добился для своей дочери, и многие из этих условий вступали в силу после рождения ею первенца.

Затем лорд Килдермор умер, и, по мнению дяди Джеймса, дела стали не просто плохими, а хуже некуда. Дженет Роуленд являлась женой пэра, и теперь титулов у нее было побольше, чем у Коула галстуков, и она умело пользовалась этим. Лорд Джеймс возмущался тем, что жена его брата так стремительно и нахально ворвалась в аристократический круг, что она заводит дружбу, с кем пожелает, и ведет себя в высшей степени независимо.

Лорд Мерсер на первый взгляд продолжал держать жену, что называется, в узде. Но на самом деле это было не так. Маркиз женился на ней, уверенный, что в хорошенькой головке красивой девушки не может быть умных мыслей. Однако он здорово просчитался. Даже сейчас Коулу было ясно, что леди Мерсер тщательно обдумывает каждый свой шаг. На ее лице появилась ослепительная, почти приторная улыбка. – Вы приняты, – спокойно объявила она. И пока Коул отыскивал в своем обширном лексиконе более вежливую фразу, чем ответить: «Черт побери, я ни за что не стану работать у вас, мадам», – леди Мерсер грациозно поднялась с кресла и позвонила в колокольчик.

– Насколько я понимаю, условия найма и размер жалованья вам известны из моего объявления. Раз в неделю у вас будет половина выходного дня, в свободное время вы, несомненно, будете посещать своего дядю Джеймса. – Она с надменным видом склонила голову, рассматривая Коула так, как остроглазый ворон разглядывает ничего не подозревающего червяка. – Мистер Дональдсон покажет вам вашу комнату, капитан Амхерст. Вам следует как можно быстрее перевезти сюда свои вещи, – закончила леди Мерсер.

Коул поднялся и стоял посреди гостиной, крепко сцепив пальцы за спиной. Сам не понимая почему, он воздержался от грубого отказа. И когда заговорил, его слова звучали резко, но вполне любезно:

– Хотелось бы, леди Мерсер, чтобы мы поняли друг друга. Я не ваш слуга и не нуждаюсь в жалованье. Если я решил помогать вам в воспитании детей, то буду заниматься с ними с понедельника по пятницу, а иногда и половину дня в субботу. Вещи я сюда перевозить не буду, потому что не намерен здесь жить.

Дженет едва сдержалась, чтобы не раскрыть рот от удивления. А затем ее удивление быстро сменилось злостью. Оказывается, этот капитан Амхерст совсем не прост. Ей и в голову не приходило, что он может отказаться жить в ее доме. Казалось, ей надо было бы радоваться этому. Но вместо этого она с досадой заявила:

– В условиях объявления сказано, что воспитатель должен проживать в моем доме.

– При всем моем уважении к вам, миледи, хочу напомнить, что я явился не по вашему объявлению, – все так же спокойно парировал Коул. – Я пришел сюда по просьбе дяди. И кроме того, я воспитатель, а не нянька.

– Разумеется, капитан Амхерст, я понимаю, для чего Джеймс прислал вас сюда, – раздраженно ответила Дженет. – Но меня больше интересуют ваши собственные намерения.

Скрестив руки на груди, чтобы не бросалась в глаза их заметная дрожь, она повернулась к Коулу спиной и уставилась в окно. В своей ярости Дженет не подумала, как грубо может выглядеть этот демонстративный жест. А вот Амхерст, похоже, сразу же понял это. Через несколько секунд Дженет с ужасом почувствовала сквозь ткань платья обжигающее тепло его пальцев, ухвативших ее руку чуть повыше локтя. Она резко обернулась к капитану, но слова готовой уже грубой отповеди замерли на ее губах.

Лицо Амхерста находилось так близко к ее лицу, что Дженет смогла разглядеть высокомерный изгиб губ и удивительно темные точки щетины на светлой коже подбородка. Капитан был выше ее ростом, и Дженет ощутила на лбу его теплое дыхание. Коул навис над ней тяжелой глыбой. Дженет почувствовала запах мужского пота, смешанный с тонким ароматом мыла. А пальцы, сжимавшие ее руку, были очень сильные и немного шершавые.

Глубокая дрожь пробежала по телу Дженет, однако она не могла точно сказать, что ее вызвало: страх или внезапная страсть. Амхерст еще ближе склонился к ней. Его полные, чувственные губы были сейчас плотно сжаты.

– Если вы считаете меня опасным, леди Мерсер, – произнес он тихим, но пугающим голосом, – то вам не следовало бы поворачиваться ко мне спиной. И еще, если ваших детей необходимо обучить манерам поведения в гостиной – а насколько я понимаю, им это действительно требуется, – то я с удовольствием включу эту дисциплину в программу обучения.

Дженет не отодвинулась от него ни на йоту.

– Послушайте, капитан, – тихо сказала она, глядя ему прямо в глаза, – вы стоите ко мне почти вплотную, так что сторонний наблюдатель может вообразить, что вы пытаетесь меня соблазнить. – К своей досаде, Дженет почувствовала жгучее желание целовать и целовать напрягшиеся губы капитана, пока они не расслабятся и не сольются с ее губами.

На мгновение Амхерст прикрыл глаза темными ресницами, чувствовалось, что ему нелегко сдерживаться. Однако уже через секунду его пальцы крепко сжали руку Дженет, а затем грубо оттолкнули ее.

– Не ошибайтесь на мой счет, мадам! – прорычал капитан, сверкая глазами. – Когда я хочу близости с женщиной, она осведомлена об этом. И делаю я это у себя дома, тогда, когда мне это удобно.

Не успела Дженет возмутиться, как Амхерст стремительно пересек комнату и взял в руки свою кожаную папку.

– И куда вы сейчас намерены отправиться? – самым высокомерным тоном, на который только была способна, поинтересовалась Дженет. Она продолжала стоять у окна, потирая руку в том месте, где ее сжали пальцы капитана.

Уже у двери Амхерст обернулся.

– На поиски вашего дворецкого, мадам. Похоже, с ним иметь дело гораздо проще, чем с вами. Пусть он познакомит меня с моими будущими учениками.

Однако тут дверь распахнулась, и на пороге появился Дональдсон, держа в руках поднос с чаем. Его сопровождала круглолицая пожилая женщина в белом чепце, из-под которого выбивались пряди седых волос.

– Хорошо, что и ты здесь, Нанна, – сказала леди Мерсер, глядя мимо дворецкого на няню. – Прошу тебя, отведи капитана Амхерста в комнату для занятий. И все время оставайся там. – Ногти Дженет впились в ладонь, и она прищурилась, глядя в спину Амхерсту, выходившему из гостиной.