– Сэр, Жулик поправится? – жалобно прошептал Стюарт. – Мама велела, чтобы мы за него помолились, а потом уложила нас в постель. Она сказала, что вы прекрасно позаботитесь о нем. Но я не могу уснуть.

Коул обнял мальчика за плечи.

– Послушайте, Стюарт... Жулику еще очень плохо. Но я уверен, что через день-два он придет в себя.

– А я могу его увидеть? Коул покачал головой.

– Вам, как и Жулику, надо поспать. Мы дали ему рвотное, чтобы очистить желудок от того, что он мог съесть.

Стюарт вскинул голову, было видно, что мальчик очень напуган.

– Сэр, он съел кусок пирога с почками, который дал ему Робин, – едва слышно пролепетал он.

В комнате воцарилась пугающая тишина. Наконец Коул со вздохом сказал:

– Да, я знаю. Но, безусловно, Жулик что-то нашел и, съел сегодня в парке.

На лице Стюарта появилось сомнение.

– Сэр, колли очень умные собаки.

Коул задумался. Мальчик был прав, и это вызывало тревогу.

– Сейчас трудно сказать что-то определенное, – успокаивающим тоном промолвил он. – Может, теперь вы уснете, Стюарт?

Мальчик угрюмо кивнул, а Коул похлопал его по плечу.

– Тогда отправляйтесь в постель. Я еще немного поработаю, а если понадоблюсь, позовите меня. Вы меня поняли?

Мальчик снова кивнул и направился к двери, похожий в своей белой ночной рубашке на призрак. Когда дверь за ним закрылась, Коул взглянул на стопку бумаг на столе и тут же отказался от намерения поработать. Расстроенный тем, что произошло, он снял очки и положил их на стол. Он очень устал, но спать не хотелось, претила даже сама мысль о холодной постели. Поэтому он прилег на диван и прикрыл глаза рукой. К сожалению, это спасало только от света, а вот от терзавших его мыслей деваться было некуда.

Слова Стюарта необычайно встревожили Коула. Даже мысли о перепалке с Делакортом отошли на второй план. Ведь в конце концов Делакорт жив. А вот Жулика кто-то попытался отравить.

Ни Нанна, ни Коул не говорили об этом вслух, но им, как и Стюарту, было ясно, что собака съела что-то, предназначенное для Роберта. Свой кусок пирога Стюарт выбросил в мусорное ведро, а все оставшееся после ужина давно отправилось на помойку. Из короткого разговора с кухаркой выяснилось, что свежее мясо было куплено, как обычно, в лавке мясника, и из него приготовили три блюда. Кто-то жаловался на недомогание? Что вы, конечно, нет. Может, заболел кто-то из слуг? Боже упаси! Коулу потребовалось все его обаяние, а Нанне ее авторитет, чтобы успокоить кухарку, встревоженную этим разговором.

Коул заставил себя вспомнить, что всего полгода назад в этом доме, вероятно, был отравлен человек, а если так, то убийца остается на свободе. Успокаивало его лишь одно – этот ужасный случай с собакой снимал вину с Дженет, во всяком случае, для Коула. Когда она говорила о своих сыновьях, ее лицо светилось таким лучезарным светом, что невозможно было сомневаться в силе ее материнской любви. Коул прислушался к шуму ветра и стуку дождя в стекло. Летние ливни с грозами и при других обстоятельствах тревожили его и вгоняли в меланхолию.

Из потаенных уголков памяти всплыли и другие печальные воспоминания. Да, тогда был точно такой же вечер... дождливый летний вечер... а он пришел в дом своей ныне покойной жены просить ее руки. Как давно это было. Но забыть невозможно.

Коул знал Рейчел только как дочь своего учителя, человека, которым восхищался и которому стремился подражать. Отец Рейчел, Томас, взял Коула под свою опеку во время первых лет его пребывания в Кембридже. Юноша, которому всегда недоставало отца, очень радовался тому, что их дружба выходит за рамки обычных занятий, перерастая в нечто большее. У них с Томасом было много общего, и когда его старший друг заболел и умер, для Коула это стало огромным горем, даже большим, чем смерть его родителей почти двадцать лет назад. Разумеется, перед смертью Коул спрашивал у Томаса, чем он может облегчить его страдания, и не особо удивился, когда друг попросил его присмотреть за Рейчел и, если это не идет вразрез с его желанием, взять ее в жены.

Тогда Коулу показалось, что это всего лишь небольшая услуга человеку, который дал ему так много. Будучи распорядителем имущества покойного, Коул ясно дал понять Рейчел, что он всегда к ее услугам и ей не обязательно выходить за него замуж, чтобы быть уверенной в его преданности и дружбе. А когда через пять дней Рейчел сообщила, что согласна выйти за него, Коул искренне поверил, что в глубине души она тайно его любила. И это обрадовало молодого человека, поскольку Рейчел ему очень нравилась, хотя он и недостаточно хорошо ее знал. Казалось, у девушки нет недостатков: красивая, спокойная, ласковая. Как только закончился траур, они поженились.

Коул начал супружескую жизнь с надеждой в сердце, однако слишком поздно осознал, что Рейчел вышла за него только потому, что считала брак обязанностью, предначертанной женщине Богом. То, что Коул принимал за спокойствие и покорность Рейчел, на самом деле было холодной сдержанностью. Она, казалось, совершенно не заботилась о том, чтобы супругов связывала горячая взаимная страсть. По мнению Рейчел, замужество и покорное исполнение супружеского долга были обязанностью женщины, равно как и ведение домашнего хозяйства, и любовные ласки, причем с гораздо большим энтузиазмом она занималась домом, чем любовью. Поэтому в уютной супружеской постели Коул не всегда чувствовал себя желанным.

Рейчел любила его как-то в полсердца, мечтая лишь о спокойном существовании. Будучи неискушенным в вопросах любви, Коул начал считать себя не способным разбудить в женщине истинную страсть. И даже сейчас, уже умудренный опытом, он все еще втайне боялся, что это может быть правдой.

Господи, как же часто являлся ему образ Рейчел! Вот и сейчас в полутемной комнате он, казалось, видел ее, видел белый накрахмаленный ночной чепец, завязанный под подбородком, длинную прядь белокурых волос, разметавшуюся по плечу, большие, широко расставленные красивые голубые глаза, по-детски наивные. Однако Рейчел отнюдь не была ребенком, ей исполнилось двадцать четыре. Коул проглотил слюну и перевел взгляд на лампу, желая отогнать видение прочь. Многие мужчины были бы довольны, имей они такую спокойную, понимающую жену. А вот он не был счастлив. После трех лет безмятежного существования Коул открыл, что до сих пор как следует не знает свою жену, и это открытие принесло ему глубокое разочарование. И снова он во всем винил себя. Но почему даже сейчас память о Рейчел продолжает его терзать?

Или, если сказать точнее, почему он продолжает добровольно истязать себя? Да, поначалу он не любил Рейчел, это правда. Но он желал ее. А ведь многие хорошие браки начинались и того хуже. Коул всегда сравнивал любовь с хрупким цветком, требующим ухода и тепла. Может, он ошибался, надеясь, что его любовь к Рейчел сама по себе расцветет? А вот полевой цветок, выросший в его сердце из чувств к Дженет Роуленд, никак нельзя назвать нежной, хрупкой розой. Расцвел этот цветок мгновенно, его кроваво-красные лепестки развернулись невероятно быстро, словно под палящими лучами тропического солнца. Это чувство, внезапно на него нахлынувшее, скорее можно было назвать страстью, чем преклонением, плотским желанием, а не восхищением.

За окном в очередной раз сверкнула молния. Да, именно так, ударом молнии его поразила страсть к Дженет. Любовь такой не бывает, мужчина не может с таким безумным отчаянием любить женщину, которую просто не понимает. Женщину, поступки которой вызывают в нем яростное сопротивление. А может, Рейчел была во всем права? Может, спокойное, умеренное чувство гораздо лучше страсти, когда сердце готово вырваться из груди? Ведь дошло уже до того, что он не может спокойно находиться с Дженет в одной комнате, а когда не видит ее, то ему кажется, будто у него украли самое дорогое.

Прошлой ночью Коул спал беспокойно. Непристойные мысли и фантазии вгоняли его в жар. А ведь ему следовало думать только о детях Дженет, о своей работе. И все же дважды за ночь он просыпался и вскакивал на постели с мыслями не о детях, а об их матери. Он вдруг представлял себе, что Делакорту удалось каким-то образом пробраться в постель к Дженет. А снова погружаясь в сон, он фантазировал, что бы вытворял с Дженет Роуленд, окажись он сам в ее постели.

За всю свою жизнь Коул никого не любил, даже свою покойную жену. И вот теперь он испугался, что с ним случилось то, о чем его предупреждали поголовно все: Лодервуд, Мадлоу и даже бездушный дядя Джеймс.

Внезапно гроза усилилась, снова сверкнула молния, и на этот раз можно было услышать отдаленный раскат грома. Пламя, лампы, стоявшей на столе, затрепетало и погасло, и комната погрузилась в темноту.

– Э-эй...

Тихий, но настойчивый голос разбудил лорда Роберта Роуленда, спавшего крепким сном. Протерев кулачком глаза, мальчик сел на постели и уставился в темноту.

– Это ты, Стюарт? – пробормотал он. Роберт услышал, как старший брат прошлепал по ковру и остановился у его кровати.

– Эй, Робин, ты слышал шум? – прошептал Стюарт, явно испуганный. Роберт почувствовал, что брат присел на край постели. – Мне показалось, я слышал голоса. А потом шум. Похоже, они доносились с чердака. Ты ничего не слышал?

– Я слышал только твой разговор с кузеном Коулом, – сонно пробормотал Роберт и поудобнее устроился на подушке. – Стюарт, прошу тебя, иди спать. После папиной смерти тебе все время что-то мерещится по ночам.

Стюарт придвинулся к брату поближе.

– Нет, Роберт, честное слово, я слышал голоса. Думаю, кто-то прячется на чердаке, рядом с комнатой прислуги.

– Ну иди же спать, Стюарт. – Роберт натянул одеяло на голову. – Это просто гром.

– Робин, клянусь, что я слышал голоса, – не сдавался Стюарт. – А ты спишь как убитый. Да сюда бы могло заявиться стадо слонов и сожрать тебя живьем...

– Нет, слоны не...

– А ты бы ничего и не услышал, – продолжал Стюарт, не обращая внимания на слова брата. – Наверное, мне лучше спать здесь, с тобой. Так будет безопаснее, как ты считаешь?