Она положила деньги назад за подкладку, затем осторожно поместила на дно окарину и сверху набила сумку подгузниками. Уложив ее в рюкзак, где лежало кое-что из одежды, Элисон поспешила на свое место. Не успела она затолкать рюкзак в багажник над головой, как проснулся Адам и громко, отчаянно заплакал. Элисон бросилась к нему, чтобы выяснить, в чем дело. Взяв его на руки, она поняла, что необходимо немедленно поменять подгузник. Он затих, чувствуя ее прикосновение. Элисон уложила младенца на сиденье и поставила на подлокотник бутылочку с молоком.

— Позвольте помочь вам, дорогая.

Полный аристократического достоинства голос принадлежал седой хорошо одетой леди, сидящей через проход от нее. Она встала и грациозно двинулась к Элисон, позванивая великолепными браслетами и ожерельями. Элисон безошибочно определила: так может позвякивать только золото высокой пробы. Леди была одета в бежевый фирменный дорожный костюм и распространяла сильный запах французских духов. Подойдя к соседнему сиденью, она залюбовалась проснувшимся Адамом и заворковала над ним.

— Я — новоиспеченная бабушка, — сказала Фрида Сент-Джон, исполненная безграничной бодростью и той элегантностью, которая присуща только представителям старых традиционно богатых родов. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я немного попрактикуюсь на этом прелестном ребенке. Я как раз еду навестить свою дочь и новорожденного внука.

— Я сама — новоиспеченная мать, — сказала Элисон, чувствуя себя неловко рядом с Фридой, которая протянула ей бутылочку с питанием. Взгляд Адама остановился на бутылочке, и скоро он уже жадно сосал молоко.

— Он, по-видимому, похож на своего отца, — сказала Фрида, заметив обручальное кольцо на руке Элисон и взглянув на ее белую кожу и светлые ореховые глаза. — Он вырастет симпатичным молодым человеком, это точно!

Элисон промолчала. Довольный Адам затих, опустошая бутылочку, он полностью погрузился в свое важное занятие.

Фрида представилась и начала болтать о том и о сем с энтузиазмом соскучившейся в дороге по общению, одиноко путешествующей пассажирки.

— Моя дочь живет в Тигуане, — сообщила она. — Она переехала туда со своим мужем сразу после свадьбы. Ребенок родился только вчера. Вы знаете что-нибудь о Тигуане, моя дорогая? Я забронировала номер в отеле Сезара. Считается, что это лучший отель в городе.

Элисон покачала головой и постаралась незаметно отвлечься от ее бесконечного монолога, сосредоточившись на собственных мыслях.

— Жизнь в Мексике имеет свои преимущества. Песо очень дешев и, имея даже небольшой доход в американских долларах, там можно неплохо жить. Конечно, в стране царит жуткая коррупция. И моя дочь говорила мне, что у них есть еще такое явление, которое они называют «мордита». Все занимаются этим. За все время пребывания в Мексике она ни разу не заплатила штраф за превышение скорости или неправильную парковку. Конечно, живя так близко от Сан-Диего, она все покупает именно там — одежду, обувь, все, чего не достать в Мексике, она просто пересекает границу и делает покупки.

Бесконечный разговор, вызвавший у Элисон головную боль, не позволял ей ни на чем сосредоточиться. Она с облегчением заметила, что по проходу движутся стюардессы, разнося подносы с едой. Фрида, извинившись, встала.

— Увидимся позже, дорогая, — прощебетала она и, позвякивая золотом, удалилась на свое место.

Адам, насытившись, впал в крепкий сон. А Элисон, наслаждаясь тишиной, погрузилась в свои думы. Они должны приземлиться через час с небольшим.


Ожидая вылета, Зекери предавался своим невеселым мыслям. У него не было выбора. Он просто не мог уступить ее. Он зашел в своих чувствах слишком далеко и теперь у него не было пути назад. Зекери вспомнил выражение ужаса в ее глазах, когда он велел ей переправиться через реку с ребенком на руках — но она безропотно сделала это. Да, за такую женщину стоило побороться. В Чикаго, несмотря на Джейка, он потребует дать необходимое ему для разговора время, он уговорит ее, убедит, что нужен ей и ребенку. Но он не даст сбить себя с толку, не даст помешать их серьезному разговору.

Его мысли снова вернулись к Джерри. Если бы он, Зекери, тогда сдержался, поговорил с ним по душам, может быть, Джерри не ушел бы из жизни. Он мог бы помочь брату решить проблемы, связанные с болезнью — наркоманией. Его разум сопротивлялся, не желая нелицеприятного признания того, что в глубине души Зекери всегда знал: его брат сидит на игле. Теперь уже, отойдя на некоторое расстояние от тех событий, он мог объективно оценить мотивы их незаконченного спора. Теперь он злился на самого себя за то, что все ходил вокруг до около, а не сражался за главное, за жизненно важное. За то, что не давал себе труда быть до конца твердым с братом, пригвоздить его к стене, заставить признать свою болезнь — наркоманию. Он слишком дорожил привязанностью Джерри, любил его, боялся оттолкнуть от себя последнего члена их некогда большой семьи — и вот результат, он потерял его, потерял своего брата.

Решительная конфронтация с ним могла бы стимулировать процесс выздоровления, создав сначала кризис, а потом его разрешение. И, в конечном счете, это помогло бы Джерри начать работу над собой. А что сделал он, Зекери? Он бросил его вдруг одного, когда было уже слишком поздно. И ему теперь надо нести это бремя вины до конца своей жизни. Но с ней, с Элисон, еще не все потеряно!

Он страстно мечтал увидеть ее еще раз, он хотел быть уверенным, что она и ребенок находятся в полной безопасности. Зекери впал в полузабытье; в полудремоте он чувствовал, как целует ее мягкие сочные губы — сначала на пороге пещеры, под шум дождя за порогом, потом под негой красно-черного одеяла, под которым он провел ночь с ней…

Приглашение на посадку пассажирам, следующим рейсом до Хьюстона, вторглось в его сладкие грезы, и, встав, он отправился в очередь на летное поле.


Стюардессы раздали пассажирам бланки таможенных и иммиграционных деклараций, объявляя о прибытии в Мехико. И Элисон, радостно предвкушая уже свой телефонный разговор с Зекери, очнулась от грез и сосредоточилась на заполнении бумаг по всей форме.

Фрида скоро опять подцепила ее и продолжала болтать на протяжении всего пути до помещения иммиграционной службы, где они должны были пройти контроль. Она стояла в очереди за Элисон, которая обменялась улыбками с офицером иммиграционной службы, это был мужчина среднего возраста. Когда подошла ее очередь, она поставила корзину в Адамом так, чтобы ее не было видно, на пол.

— Можно взглянуть на ваш паспорт, мисс?

Она протянула служащему свою синюю книжечку, которая удостоверяла ее личность, и изобразила на лице уверенность и легкое нетерпение.

— Я вижу, вы не собирались посещать нашу страну, — произнес служащий, просматривая ее документы.

— Нет, я здесь транзитом, через несколько часов вылетаю в Чикаго, — она предъявила билет на самолет.

Он повертел в руках билет и собрался уже было вернуть его, но тут еще раз прочитал ее имя.

— В билете отмечено, что вы летите вместе с грудным ребенком.

— Да, это мой ребенок, — она ответила слишком нервно и слишком быстро.

Он снова полистал паспорт.

— У вас нет никаких документов на ребенка?

— Но ему только три недели от роду.

Служащий перепроверил штампы въезда и выезда.

— Вы пробыли в Белизе всего девять дней?

— Да, — она ответила опять слишком быстро. Успокойся, внушала она себе.

— У вас не было никаких документов на ребенка, когда вы въезжали с ним в Белиз?

— У меня их не требовали, он ведь новорожденный! — она блефовала.

Глаза служащего изучающе взглянули на нее, а потом он с сомнением окинул взглядом ее фигуру. Изящная, хрупкая, хорошо одетая американка.

— Мне нужны документы на этого ребенка, — сказал служащий вежливо, но твердо.

— Но у меня нет документов на ребенка, а мне надо срочно лететь в Чикаго! — настаивала Элисон, не зная, что ей теперь делать. Если все будет кончено здесь, пусть это случится. Какая разница, где ее арестуют?

— Прошу следовать за мной, — распорядился он и прекратил прием пассажиров на неопределенное время.

Фрида подошла вплотную к Элисон и прошептала многозначительно ей на ухо: «Мордита!»

А затем она и другие пассажиры из очереди в этот кабинет быстро разбежались по другим пунктам иммиграционной службы, которые работали в этом аэропорту.

Элисон шла за служащим по лабиринту коридоров с бетонными стенами, выкрашенными в бежевый цвет, которые давили ее своей тяжестью.

— Подождите, пожалуйста, здесь, — сказал служащий с легкой улыбкой и указал ей на стул в маленьком квадратном кабинетике. — Я вернусь через пару минут.

Элисон начала ходить из угла в угол. Адам заворочался, ему стало жарко под голубой шалью. Она отдала ему остатки молока из открытой банки. Прошло уже полчаса, когда агент иммиграционной службы вернулся в кабинет в сопровождении другого чиновника. Элисон рассвирепела. Ребенок не спал, беспокойно хныкая.

Второй чиновник повторил, как попугай, слова первого.

— Необходимо, чтобы вы предъявили документы на ребенка.

— У меня нет на него документов, — она решила идти напролом. — Все, что я хочу, это вылететь в Чикаго, и если вы мне скажете, как уладить это дело, я буду счастлива сделать все, что смогу.

Наконец, чиновники заулыбались.

Внезапно ее осенило. Мордита! Фрида шепнула ей это слово. Элисон поняла — не «мордита», а «мордида», что по-испански значит «взятка». Они вымогают у нее деньги! Ее привели сюда в уединенный кабинет, чтобы заключить сделку без свидетелей.

Ну нет! Она ни за что не отдаст им деньги Луизиты. Ни цента. Она швырнула рюкзак на письменный стол и вытащила оттуда свой кошелек. Демонстративно вытряхнув всю мелочь на стол, она пересчитала ее.