— У тебя нет никаких сомнений?

— По поводу ребенка? Ни малейших. Я не знаю, почему, но у меня такое чувство, что так и должно было случиться. Я так долго собиралась с силами, чтобы начать новую жизнь. Теперь у меня есть все основания сделать это…

Подошел официант с заказанным ланчем. Им подали яичницу — ярко-оранжевые желтки соседствовали с кусочками хорошо прожаренного бекона. Хлеб был поджарен и намазан настоящим маслом, рядом дымились чашки великолепного гватемальского кофе с консервированным молоком.


Зекери, довольный и сытый, откинулся на спинку стула, потягивая кофе и наблюдая, как она доедает свою порцию.

— Что-нибудь на десерт?

— Нет, я уже наелась под завязку, — засмеялась она. — Когда я работала, я могла только мечтать о такой еде. В то время я съедала за ланчем по полгрейпфрута и четырнадцать кусочков моркови и выпивала чашку черного кофе.

— Ты же не думаешь возвращаться к своему бизнесу?

— Нет, как раз я все время думаю об этом, — быстро сказала Элисон. — Одной из целей этой поездки было набрать вес, чтобы подготовиться к съемкам.

Она вспомнила последние дни и то, как им приходилось нерегулярно питаться, и громко засмеялась.

— Я приехала сюда, чтобы кое-что обдумать и принять решение, и еще, чтобы загорать и набрать пять фунтов.

Она взглянула на свою смуглую руку, лежащую на столе, и посерьезнела.

— Да, я, наконец, приняла решение. И я загорела. Так что два пункта из трех выполнены, это уже неплохо. А теперь у меня есть еще и ребенок, о котором я буду заботиться…

Она замолчала.

Как ни избегала она этого момента, но он наступил. Перед нею было худое чисто-выбритое лицо со шрамом над бровью, и светло-карие глаза на этом лице смотрели на нее беспощадно. Она должна была принять еще одно решение, решение, касающееся Зекери Кросса… Но такие решения, связанные с судьбами и жизнями человеческих существ, требуют ответственности и накладывают обязательства… Они связаны со взаимными обещаниями, а обещания невозможны без доверия, без веры в своего партнера.

Способна ли она поверить хоть кому-нибудь? Она и так взвалила на свои плечи огромную ношу, ответственность за жизнь ребенка. А как эта ответственность будет сочетаться с привязанностью к человеку, живущему за сотни миль от Чикаго? У Элисон было тяжело на сердце, и эта тяжесть увеличивалась с каждой секундой.

— Ты хочешь оставить в своем сердце место свободным для кого-то еще? — Зекери старался изо всех сил произнести это как можно более спокойно, нейтрально, но вопрос его прозвучал резко и напряженно. И тогда, глубоко вздохнув, он сорвал тормоза.

— Я никому не говорил этого никогда в жизни. Вот черт!.. Я не испытывал подобных чувств даже к моей бывшей жене… Я действительно не хочу терять тебя!..

Он чувствовал, что путается в мыслях, и постарался выбраться на твердую дорогу. Ведь такими доводами не убедишь Элисон оставить его, Зекери, в своей жизни. Он попробовал начать сначала.

— Я приеду в Чикаго, когда ты только пожелаешь…

Элисон уставилась в чашку с кофе, как будто искала в этой мутной жидкости ответы, которые упорно не хотели находиться. Все, что она видела: эта жидкость своим цветом напоминала реку во время бури… Элисон постаралась быть честной.

— Ты знаешь, что случилось со мной в Нью-Йорке. Ты должен знать также, что я все еще прохожу курс лечения. Я буду лечиться, по всей видимости, очень и очень долго.

— Но это не влияет на мое отношение к тебе, — он говорил сущую правду.

— Но главное, главное — доверие… А у меня это никак не получается, — она помолчала, подыскивая правильные слова, чтобы выразить свое внутреннее состояние. — И не только в отношении других людей. Я не верю самой себе. Я не уверена, смогу ли я… взять на себя ответственность, оставаться всегда внутренне с тобой…

Он с предельным вниманием вслушивался в каждое ее слово, взвешивая и перетолковывая все сказанное. Пытаясь понять, хочет ли она дать ему решительный отказ? Он не сводил глаз с ее лица, ловя его выражение в поисках ответа на свой вопрос.

— Даже прежде всей этой нью-йоркской истории у меня в жизни была только одна настоящая связь, был только один человек, который… — она искала адекватные слова, но не находила их.

— Джейк, — Зекери поносил в душе этого Джейка всеми мыслимыми и немыслимыми ругательствами.

— Да.

— Почему ты не вышла за него замуж?

Она взглянула на него, не зная, что ответить. Она недостаточно хорошо знала Зекери, чтобы обсуждать с ним такого сложного человека, как Джейк.

— Это именно тот вопрос, который постоянно задавала мне моя мама, — выкрутилась Элисон, избегая углубляться в эту тему. — А почему ты женился на… своей жене?

— На Сью, — уточнил он ее имя. — Это именно тот вопрос, который постоянно задавала мне моя мама, — засмеялся он довольно натянуто. А затем ответил честно, как на духу. — Я женился на ней, потому что думал, что у нее будет ребенок, мой ребенок. Так она говорила, и я верил ей.

Это, конечно, ее не касалось, но Элисон задала все-таки следующий, напрашивающийся вопрос.

— И именно ребенок послужил причиной развода?

— Нет, — взглянув на спящего Адама, Зекери пристально поглядел ей в глаза. — Я люблю свою дочку. Она — мой ребенок вне зависимости от того, есть в ней моя кровь или нет. Или что они там сейчас измеряют, чтобы установить отцовство… Я никогда не проходил тестов или обследования, она — моя… И ничто не в силах изменить этого факта.

— Я развелся с женой, потому что она любила меня недостаточно, — продолжал он, — не до такой степени, чтобы исключить из своей жизни других мужчин. Вот так. Поэтому я прекрасно понимаю все, что ты говоришь о доверии к человеку и взаимных обязательствах. Если ты даешь их, то даешь на все случаи жизни. Если ты нарушаешь их, то здесь уже ничего не поправишь. Но мы-то с тобой ни разу не нарушили взаимного доверия, мы только начали его строить…

Он протянул свою руку и слегка пожал ее тонкие нежные пальцы.

— Давай используем выпавший нам шанс.

Она взглянула в его серьезное лицо и ей так захотелось от всей души сказать ему долгожданное «да», но в последнюю секунду ее решимость иссякла.

— Мне нужно время подумать, — наконец произнесла она. — Неделю назад мы даже не были знакомы. И ты должен согласиться, в последние дни мы находились в необычной чрезвычайной обстановке, выбившей меня из колеи… Мы совсем не знаем друг друга в обычной жизни.

И есть еще одно «но», о котором я не сказала тебе, подумала Элисон.

Зекери улыбнулся ей через стол, он был рад, что ему, по крайней мере, не сказали «нет».

— Ты хочешь знать о буднях моей жизни? Хочешь поговорить о скучной обыденности, повседневности? Я болею за несколько бейсбольных команд, в зависимости от того, какая побеждает в этом сезоне. Ненавижу мыть посуду. Мне сорок, я вожу Чеви Камаро и воображаю, что это Порш, который я не могу себе позволить, поскольку зарабатываю в год тридцать две с половиной тысячи. Я живу в квартире…

Он остановился, чтобы перевести дух.

— Мне надо помогать ребенку в течение ближайших десяти лет, а потом обеспечить ее учебу в колледже. Я люблю горячие сосиски с горчицей и пивом. Люблю рок-н-ролл. Не люблю шумных пикников. Ну что, я подхожу тебе?

Элисон, наконец, рассмеялась.

— Ты хочешь еще более обыденной обыденности? — продолжал он, пристально глядя на нее. — Я терпеть не могу разбирать свои носки после стирки по парам, подбирая их по цвету. Я всегда стираю свою единственную махровую зеленую мочалку вместе с нижним бельем. Я предпочитаю заливать яичницу кетчупом. Я много смотрю телевизор, играю в лотерею, обожаю розовое кружевное белье… и еще люблю, когда ты смеешься.

Он взял ее руку и поцеловал в ладонь.

Подошел официант со счетом. Зекери расплатился, дав чаевые. Он ждал ответа Элисон. Свет снова зажегся в ее глазах.

— Да… — начала она. Конечно, да. У нее не могло быть для него другого ответа.

— Я принимаю ответ, — быстро перебил он ее, не давая возможности продолжать. — Я принимаю любой ответ, начинающийся словом «да». Мы обсудим детали позже. А сейчас нам нужно возвращаться в Белиз. Мы еще должны будем придумать, как нам быть с малышом, как объяснить окружающим его появление, — невеселая ухмылка тронула его губы.

— Я действительно…

— Нет, — он остановил ее. — Ты уже сказала мне «да». С этим все. Пошли отсюда.

Он подхватил плетеную корзину и зашагал из кафе. Она засмеялась, встала и последовала за ним.


На окраине Сан-Руиса дорогу преграждали каменные столбы с деревянным шлагбаумом. Это был контрольно-пропускной пункт Гватемало-Белизской границы. Пограничник в форме быстро вышел из служебного помещения и приблизился к машине. Невысокого роста, начинающий седеть мужчина с живыми глазами, в которых читалось неприкрытое подозрение, уставился в лицо Зекери, долго разглядывая его.

— Сеньор, попрошу ваше удостоверение, — сказал, наконец, нелюбезный офицер по-испански, довольно церемонно и, наклонив голову, взглянул в окошко на Элисон. — Сеньора!

— Мы — туристы, сеньор, — ответил Зекери, как можно развязнее, и протянул ему паспорта.

Пограничник тщательным образом изучил влажные еще документы, внимательно сличив фотографии.

— Минутку, — и он отошел, унося паспорта, в помещение контрольно-пропускного пункта.

Элисон вся напряглась, когда увидела, что офицер положил их открытые документы на стол, полистал книгу регистрации и, наконец, взялся за телефон.

— Успокойся, возможно это просто формальности, — сказал ей Зекери. — Не наводи на меня панику.

— Американцы? — внезапно раздалось около машины. К окошку Элисон подошел молодой пограничник.

— Из Соединенных Штатов, — ответила она, нарочно коверкая испанское произношение, чтобы избежать продолжения разговора.