Он взглянул на Элисон, по достоинству оценивая ее милосердное участие в судьбе Луизиты.

— Если она привезет ребенка в Штаты, я сам доставлю их в Чикаго, — обещал Зекери.

Договор был подписан: они снова увидятся там, в Чикаго. Их взаимное притяжение нарастало, и Зекери сделал последние полшага, разделявшие их. С бесконечной нежностью, боясь дотронуться до ее кожи своей жесткой колючей щетиной, он взял в руки ее лицо и склонился, чтобы поцеловать. Ощутив вкус ее губ, он снова испытал чувство полного растворения во времени и пространстве.

Она не отвечала ему на поцелуй, но разомкнула слегка свои мягкие податливые губы и разрешила ему войти внутрь. Время застыло для обоих. Его дыхание, сердце и разум были полны ею — ее запахом, вкусом, теплом. Вдруг он быстро отпрянул. Поступай осмотрительно, не оглушай ее так сразу своей страстью, думал он.

— Ты сама не знаешь, какая ты… — хрипло проговорил он, опуская руки и отступая на шаг. Сильное сексуальное возбуждение клокотало в его теле.

Ему так хотелось невозможного: погрузить свои ладони в эти чудесные пышные волосы, прижать ее к себе и слиться с нею в бесконечном поцелуе, заставить ее потерять голову и так же страстно отвечать ему языком и губами. И все-таки, несмотря на кажущуюся невозможность, Зекери чувствовал, что Элисон уже внутренне готова к этому, и их сладкие минуты не за горами… Но как, черт возьми, ее близость кружит ему голову! А он не должен потерять эту самую голову, не должен. Поступай осмотрительно… — приказывал он себе.

Он заставил себя вернуться к реальности сегодняшнего дождливого дня и изменил тему.

— Сильный дождь идет уже почти час. Если он не прекратится, нам будет очень трудно добраться до дороги.

Зекери показал на поток воды, струящийся из глубины пещеры и стремительно падающий вниз на гигантские валуны большой чаши водопада в шести футах под ними.

— Пока еще вода прозрачная. Надо следить за рекой. Если поток помутнеет или начнет прибывать, то у нас останутся только считанные минуты — добежать до дороги.

Когда он переключил свое внимание на опасность, исходящую от реки, Элисон волей-неволей пришлось оставить свои восхитительные ощущения и сосредоточиться на том, что он говорил, кивая ему в ответ.

Но опасность, которую таила в себе вода, никак не доходила до ее сознания. Она слушала не слыша. Поток чувств, казалось, размыл все ее тело, и в то же время она была целой и невредимой, а главное — не испытывала ни тени страха. Она была свободной! Какое удивительное свежее новое чувство — радость от сознания собственной свободы! Это казалось невозможным, но если он поцелует ее еще раз так, как только что, ничто уже не остановит ее — она ответит ему страстно и нежно. Элисон не могла прийти в себя.

— А что с теми людьми, которые преследовали Луизиту? Может быть, они уже проехали по дороге мимо? — спросила она, наконец.

— Не знаю. Давай подождем еще минут двадцать, а затем опустимся и попытаемся вытащить джип.

Она взглянула на часы: почти одиннадцать.

— Может быть, мы прежде позавтракаем?

Он засунул маленький пистолет за пояс, а большой положил в карман куртки и подошел за нею к костру. В ее присутствии у него всегда разыгрывался волчий аппетит.

— Мы сейчас поедим и отправимся на дорогу, — сказал он Луизите.

Луизита поднялась, взяла свою кошелку и поднесла ее вместе с завернутыми в холстину лепешками к костру. Со дна кошелки она достала пачку патронов двадцать второго калибра.

Глаза Зекери радостно заблестели при виде такого богатства. Луизита вложила гильзы в его ладонь.

— Это не мое оружие, — сказала она, опуская глаза.

— Украденное? У людей, в доме которых вы служили?

Она кивнула.

— Я была очень напугана.

— Тогда лучше оставьте этот пистолет мне на хранение. Я — офицер полиции и позабочусь, чтобы он был возвращен в руки владельцев, когда вернусь в Майями.

— Да, хорошо, — быстро согласилась она и наклонилась к огню, чтобы подогреть лепешки, приготовленные Нак.

Вскоре Элисон и Зекери уже сидели рядышком, чуть касаясь локтями друг друга, а Луизита показывала им, как кусочком мягкого хлеба доставать из горячего глиняного горшка разваренного цыпленка.

— О небо! — произнесла проголодавшаяся Элисон, счастливая тем, что сидит вот так рядом с Зекери и чувствует себя свежей, бодрой и прекрасной.

Она не хотела даже думать о будущем, живя и наслаждаясь каждой секундой настоящего, ощущая такой эмоциональный подъем, которого давно не испытывала и уже не надеялась испытать когда-либо. Она снова была открыта миру, была свободна.

— О небо! — эхом отозвался Зекери, довольный своими достижениями — он дважды поцеловал ее!

Он смотрел, как она ест и делится с ним лучшими кусочками, и не верил сам себе: на его глазах Элисон превратилась из замкнутого ущербленного существа, которое он встретил на борту самолета, в прекрасную, нежную загадочную женщину, сидящую сейчас рядом с ним и способную свести его с ума.

Даже если на этом все и кончится, и их пути по возвращении домой разойдутся, он все же останется благодарен судьбе: в первый раз за много лет он ожил. Зекери уже не надеялся на что-нибудь подобное в своей жизни, он даже совершенно забыл, что такое вообще бывает. Элисон остановила для него время. А он, в свою очередь, вел себя правильно с ней. И, может быть, именно он…

Совсем рядом с пещерой раздался звериный рык, дикий, протяжный, первобытный. Луизита испуганно вздрогнула, а потом улыбнулась.

— Бог Балум. Он — тотем ребенка. Это хороший знак, — сказала она бодро. — Очень хороший знак.

Она быстро приблизилась к выходу из пещеры. Зекери вскочил вслед за ней. Рев раздался опять, с новой силой, да такой душераздирающий, что у Зекери волосы зашевелились на затылке. Элисон с широко раскрытыми глазами вся задрожала, почти лишившись чувств от недвусмысленной угрозы, звучавшей в зверином реве.

Заметив помертвевший взгляд ее огромных глаз, мерцающих в неясном отсвете костра, Зекери мысленно удостоверился, что его оружие на месте, ощутив тяжесть и холодок заткнутого за ремень на спине пистолета.

— Не бойся. Он не войдет сюда, пока пылает огонь. А если он и осмелится, на этот раз я вооружен.

— Я не хочу, чтобы ты застрелил его. Он относится к исчезающим видам животных, а черные ягуары особенно редки в природе, — Элисон говорила совершенно серьезно.

— Я вовсе не хочу его убивать. Но исчезающие виды голодных хищников так же опасны, как и самые распространенные, — он мрачно улыбнулся, зная, что не задумываясь застрелит этого зверя, если возникнет хоть тень угрозы жизни Элисон. Уж он не пожалеет пуль.

— Если ягуар не войдет в пещеру, то уцелеет для продолжения рода, а если сунется сюда — тогда уж его песенка спета.

Элисон взглянула на спящего ребенка.

— Если он войдет сюда, я сама пристрелю его.

— А что это говорила Луизита насчет тотема? — спросил Зекери.

Элисон была занята перевязкой своей больной ноги, и Зекери подошел, чтобы взглянуть на рану.

— Индейское понятие «тотем» — очень сложно, оно включает в себя понятие предка, зачинателя рода и многое другое, — объяснила она. — Майя делятся на кланы, у истоков каждого клана стоит свой тотем. Ягуар, Обезьяна, Олень, другие животные и птицы. Но есть еще и индивидуальный тотем, который раскрывается вам в течение жизни.

Его близкое присутствие мешало ей сосредоточиться.

— Я, наверное, не сумею тебе до конца все объяснить, но это понятие влияет и на выбор супруга. Похоже, Луизита и малыш относятся к роду Ягуара. Иногда соответствующие тотему являются во сне и предсказывают события, подают знаки. Индейцы воспринимают сны как реальность и не отличают их от действительных событий.

Внезапно Элисон вспомнила про свой собственный сон, в котором присутствовали и поцелуй, и ягуар. И то и другое стали частью реальности в эти несколько часов. И это открытие поразило ее. У нее даже мурашки забегали по спине.

— Мне снился сон этой ночью как раз про… ягуара.

Слушая ее, Зекери осторожно осматривал порез на лодыжке. Если бы он лично был индейцем, и его сны сбывались, он бы давно уже переспал с ней.

Зекери аккуратно снял бинт. Рана заживала довольно быстро, но активно двигаться Элисон было еще рано, существовала опасность, что надрез опять откроется от напряженной ходьбы и загноится. Кожа вокруг раны была розовая и припухшая, но инфекция, по-видимому, не была занесена, а это — главное. Он энергично нажал на место укуса, но Элисон даже не пошевелилась. Зекери был удовлетворен.

— Думаю, тебе пора надеть второй ботинок.

Он протер рану и кожу вокруг спиртом и перевязал ногу остатками бинта.

— Только зашнуруй ботинок как следует, чтобы носок плотно прилегал к бинту и не ерзал по ноге.

Он взглянул на ее ярко совещенное костром лицо, она была очень красива сейчас. Он хотел большего, чем снилось ему в его снах. Он хотел быть с ней часами, миллионами часов, годами, веками…

— Слушаюсь, доктор, — поддразнила она Зекери, согретая теплотой его внимания и заботы.

Глянув случайно вниз на землю, она увидела два черных маленьких глаза, помаргивающих на тусклом свету костра. Младенец не мог еще сфокусировать свой взгляд и глазел в пространство, позевывая сонно. Он беспокойно зашевелился в своей импровизированной колыбели. Элисон кивнула на него.

— Он хочет есть.

— О-о! Давайте же быстрее приготовим бутылочку с едой. Я сейчас позову Луизиту, — Зекери поднялся на ноги и поспешил к выходу из пещеры.

Луизита стояла на пороге, внимательно оглядывая окрестности, пытаясь разглядеть ягуара. И на мгновение ей удалось это сделать: по склону холма он мягко спускался в отверстие в скале. Сердце Луизиты пело. Это было добрым знаком, благословением. Если ягуар здесь, поблизости, он ни за что не допускает, чтобы ребенку был причинен хоть какой-то вред. Возможно, это именно ягуар надоумил американку пообещать ей, Луизите, помочь увезти Адама в Штаты. Она зашептала благодарственную молитву, обращая ее к гигантской черной кошке. Ей страстно хотелось сделать жертвоприношение ягуару, чтобы обеспечить себе его дальнейшее покровительство.