— Ты смотришь телевизор? — услышала я глухой голос Марины.

— Да.

— Включи второй канал.

Я подчинилась.

— Сейчас, — прошуршало в трубке. — Вот!

Я увидела на экране мужчину, сидевшего за праздничным столиком. Он поздравлял всех с Новым годом. Затем ведущая забрала у него микрофон, однако камеру перевели не сразу. Я с трудом, но узнала Марининого Сашу.

— Это он, — пробормотала трубка.

— Я поняла. Ты узнала что-нибудь? Чем он занимается?

— Снимается в модном сериале. Он не актер, математик по образованию, кандидат наук. Так сказали. Но вот теперь известный сериальный актер. В Туапсе проходили съемки…

— Да-а, иногда полезно все-таки смотреть сериалы, — заключила я.

Неожиданно мы рассмеялись.

— С Новым годом! — вспомнила Марина.

— С Новым годом. Как мама? Ей мои поздравления.

— У мамы еще не прошла эйфория от новости, которую я ей сообщила, — усмехнулась Марина.

— Как, ты ей сказала?! И что?

— Плачет. Говорит, что от радости. Ладно, иду к ней. Я не хотела, чтобы она слышала разговор, поэтому ушла на кухню.

Я уже клала трубку, когда услышала:

— Да, а как у вас там?

— Все то же, — уныло ответила я.

— Ну ничего, ничего! Я чувствую, что этот год принесет всем сюрпризы. Приятные!

И мы попрощались.

Марина прочитала готовую часть романа, и мы встретились с ней на Рождество, чтобы это обсудить. На сей раз я пригласила подругу к себе. Ты уехал с утра в студию, должен был вернуться поздно вечером. Я приготовила праздничный обед. Веришь ли, волновалась, как на экзамене. Понравится ли у нас Марине, придутся ли ей по вкусу мои кушанья? Но главное: что скажет о моем романе?

Она явилась с мороза, раскрасневшаяся, легкая, веселая. От ее мальчишеской порывистости не осталось и следа, появилась плавность, женская грация. Марина на диво легко переносила беременность, много двигалась, была деятельна, как всегда. Она вручила мне умопомрачительный букет со словами:

— В знак поддержки начинающему таланту.

Я смущенно поблагодарила и пригласила подругу в гостиную, где к тому времени накрыла столик.

— Совсем по-рождественски! — восхитилась Марина.

Она с интересом осмотрелась, постояла у елки, разглядывая игрушки. На елке висели ракушки, которые мы собирали у моря. Марина потрогала одну из них и глубоко вздохнула.

— Вспоминаешь? — сочувственно спросила я.

Она молча кивнула и отвернулась к окну. Я подала утку, рыбное филе, овощи — все вполне диетическое и полезное. Марина ела со здоровым аппетитом и смеялась над собой:

— Невозможно остановиться, так вкусно!

Вина мы не пили по понятным соображениям. Говорили о последнем выступлении Марины в Концертном зале им. П.И. Чайковского, после которого ее пригласили вновь за границу с концертами.

— Пришлось отказаться от контракта, — рассказывала Марина. — Теперь меня другое заботит, ты же понимаешь.

— Не жалей, — утешила я, — ты еще столько всего сыграешь!

Марина улыбнулась и спокойно сказала:

— Я вовсе не жалею. Мне грех жаловаться на что-либо. Я так счастлива…

Но вот настал момент, когда она принесла распечатку с моим романом и заговорила.

— Сразу скажу: читала с удовольствием и жду окончания романа с нетерпением! Мне кажется, это главное?

— Да, конечно! — ободренная началом, ответила я.

— Героиня, на мой взгляд, вполне симпатичная, вызывает сочувствие, в отличие от шаблонных героинь западных любовных романов. Однако ты их не читаешь, поэтому не представляешь. Герой шикарный на самый взыскательный взгляд. Сюжет, насколько я поняла из прочитанной части, интригующий, захватывающий. Исторический фон удовлетворит не только снисходительных читательниц любовных романов, но и людей компетентных. Так мне кажется.

Она отпила чаю, полистала странички, а я все ждала, когда же прозвучит «но». Оно должно было прозвучать, я это чувствовала. И не обманулась.

— Кое-какие неувязки сюжетные есть, — сказала Марина, деловито отмечая карандашом некоторые строчки. — Я вот здесь подчеркнула… Это понятно, ты ведь не редактировала написанное, это черновой вариант.

— Да, конечно, — с готовностью согласилась я.

— Ну и совсем мелкие замечания, если тебя интересует…

— Очень интересует! — воскликнула я.

— Вот здесь слово «порскнула», мне кажется, использовано не в том значении. «Порскнуть» — значит метнуться, стремительно убежать, если я не ошибаюсь. А тут у тебя: «Вера порскнула, и Дуню вмиг смело оттуда». Понимаешь? Вера «пугнула» или «шугнула», хотела ты сказать, что-то в этом роде?

— Да, — ответила я пристыженно. — Как хорошо, что ты подсказала. Я не знаю, как это получилось. Еще что-нибудь?

Марина немного полистала.

— Вот ты пишешь: «византийские глаза». А немного далее: «его серые раскосые глаза». Так они византийские или серые раскосые? Что такое «византийские»? Огромные, черные, как я себе представляю.

— Мне очень понравилось это определение у Бунина, — смущенно пробормотала я.

— Обычно исторический любовный роман весьма относительно исторический, — продолжала Марина. — Но у тебя неплохо воссоздана эпоха, встречаются известные имена: Брюсов, Блок, Столыпин. Значит, и речь героев должна в какой-то мере соответствовать времени. Нет, засорять архаизмами ее не следует. Но совсем уж современные выражения, мне кажется, режут слух. Или глаз.

— Например? — встревожилась я.

Марина зачитала фразу:

— «Видела бы ты, как она сама висла на нем!» Может, я придираюсь уже?

Она вернула мне распечатку.

— В общем, это пустяки. Главное, что все получается! И когда же ждать окончания?

Я засмеялась:

— Осталось самое сложное: придумать счастливый конец. И чтобы он еще был естественный при этом.

— Разве это сложно? По-моему, приятно, — возразила Марина.

— Да, хеппи-энд — это приятно. Но финал должен быть не просто счастливым. Ведь от него зависит, с чем останется читатель. Это заключительный аккорд, он должен быть впечатляющим, эмоциональным… Я тороплюсь и боюсь скомкать.

— Не надо торопиться, — посоветовала Марина. — Представь, что у тебя еще полромана не написано, — так сохранишь темп.

Подруга меня вдохновила. Захотелось скорее сесть за компьютер и писать, писать! Что я и сделала, когда мы попрощались…

Любимый, я и здесь виновата перед тобой. Я оставила тебя в одиночку бороться с недугом и тоской. Нет, конечно, я давала тебе микстуры, напоминала о режиме, готовила вкусную еду, заботилась о тебе, как обычно жена заботится о муже, но внутренне была далеко, в своем романе. Я отнимала у тебя свою любовь, свое внимание и тепло, деля их с героями романа. Ты если и чувствовал это, то никак не давал мне понять.

И вот к тебе вернулся голос, а я узнала об этом от Геры!

Как раз на Рождество ты выступал в небольшом клубе, пробуя связки. Все прошло удачно, о чем мне и рассказал Гера, когда на следующий день позвонил, чтобы поздравить с Рождеством. Я не стала тебя упрекать. К тому же существенных перемен в нашей жизни не произошло: ты по-прежнему хандрил и пил. Спал в своем кабинете. Ты не сразу сообщил мне об излечении, потому что тогда оставалось бы необъяснимым твое состояние. Ты же не мог рассказать о нимфе.

Голос вернулся, ты снова пел, но больше не бренчал на клавишах в поисках нужных звуков. Музыка не возвращалась. Твой день рождения мы не праздновали. Ты не желал изображать веселье. Я стала бояться, что это навсегда, и снова подумывала о том, чтобы уйти. Однако оставить тебя в полном одиночестве я не могла.

Так мы дожили до весны. Далекие и почти чужие. Ты уехал на давно уже спланированные гастроли по провинции. Перед отъездом мы сидели на кухне и говорили о повседневном. Ты давал кое-какие наказы. Забрать деньги там-то и там-то. Что кому ответить, если будут звонить. Что упаковать в чемоданы…

Я все ждала главного: личного, мне предназначенного. Хотя бы слово надежды и ободрения! Ты выглядел усталым, глаза по-прежнему были тусклы и безжизненны. Я крепилась изо всех сил, чтобы не зареветь в голос. И только уже на пороге, когда мы прощались, позволила себе попросить:

— Звони хотя бы иногда!

Тогда ты обнял меня, поцеловал в лоб и прошептал, прижавшись щекой к моему лицу:

— Родной, потерпи еще немного. Все будет хорошо.

Ты ушел, и я осталась одна. Это был ужас, ледяной, цепкий. Будто бы ты не на время уезжал, а навсегда. Туда, откуда нет возврата…

Я не перенесла бы эту боль, если бы не моя новая деятельность. Роман был дописан, неоднократно перечитан и отредактирован. Марина, прочитав, дала добро, и я позвонила Олегу Сергеевичу. Не сразу дозвонилась, пришлось искать его по мобильному телефону.

— Значит, все же взялась за перо? — с непонятной усмешкой сказал Олег и уже серьезно спросил: — Жизнью довольна?

Мне не хотелось жаловаться, но и врать не хотелось. Ответила уклончиво:

— По-разному бывает.

Договорились, что я перешлю роман по электронной почте, а он постарается быстро прочесть. И действительно, не прошло и двух недель, Олег позвонил мне. Увидев его номер на дисплее, я мысленно перекрестилась и нажала кнопку. Олег Сергеевич предложил мне приехать в редакцию, чтобы обсудить условия договора. Просил продиктовать мои данные. Я была на седьмом небе от счастья, никак не могла поверить, что все удалось. Обещала на следующий же день явиться в редакцию.

Выяснилось, что издательство переехало в новое здание. Это была современная, построенная под офисы многоэтажка. По указанию Олега я довольно быстро нашла нужный отсек. В редакцию вошла не без трепета. Хотя стены были новые, но люди-то все те же. Если честно, встречаться с бывшими коллегами мне не хотелось. По счастью, у Олега был отдельный кабинет, просто роскошный по сравнению со старым. Бывший однокурсник встретил меня с дружеским поцелуем, усадил в удобное кресло, оглядел со всех сторон.