«Проявить милосердие», «понять», «простить»… А кто проявит милосердие ко мне? Это я нуждаюсь сейчас в помощи и поддержке! Почему должна быть сильной я — слабый пол, женщина? Почему должна щадить и понимать тебя, когда ты счастлив и ни в чем себе не отказываешь? Это я, я сейчас забыта, брошена, предана! Это я переношу унижение, вызывая сочувствие и сострадание, как ущербное, неполноценное существо. За что, любимый? «Мой милый, что тебе я сделала?»

Я напилась. И на этот раз мне помогло. Но выпито было много, очень много. Я добивалась беспамятства. И добилась. Хвала Богу, не наделала глупостей, кроме одной. Я снова позвонила Гошке, а когда трубку подняла молодая (судя по голосу) женщина, я спросила заплетающимся языком:

— Я могу говорить с Георгием?

На том конце трубки задали самый отвратительный из всех вопросов:

— А кто его спрашивает?

— Коллега! — коротко ответила я.

Там секунду колебались, потом ответили:

— Его сейчас нет, он в командировке.

— Когда будет? — выговорила я с трудом, но нагло.

— Дня через два позвоните. — И торопливо: — Ему что-нибудь передать?

Я кивнула, хотя меня не могли видеть, и ответила:

— Передайте, что звонила Краскова…

Как там у Шекспира? «А дальше — тишина» или «Остальное — молчание». В зависимости от перевода…


Я позвонила Гошке через три дня. Будучи в здравом уме и твердой памяти. Маловерная, малодушная дрянь! Зачем? Что я хотела от него? Ну уж определенно не продолжения романа. Тоска так доняла меня, что не спасали ни занятия в фитнес-клубе, ни вино, ни поверхностное общение с Мариной и Лидой.

На этот раз трубку взял он сам.

— Привет, Оль, — сказал Гошка спокойно. — Мне передали, что ты звонила.

У меня что-то дрогнуло внутри, когда я услышала до боли знакомый голос. Я прикинулась веселой и беззаботной:

— А чей это красивый голосок отвечал мне тогда?

— Это моя жена Лена.

На меня словно ушат ледяной воды опрокинули.

— Давно ты женат? — силясь не выдать своего разочарования, спросила я.

— Два месяца.

Я замолчала и, как ни напрягалась, не могла придумать продолжения разговора. Пауза становилась неприличной. Ее нарушил сам Гошка.

— А что мне было делать, Оль? Я видел вас вместе… Думаешь, мне было легко?

Я сглотнула колючий комок в горле и произнесла как можно непринужденнее:

— Но теперь у тебя все хорошо?

— Да, — ответил тихо Гошка.

— Прости меня, дуру, что побеспокоила. За все прости. Будь счастлив!

Я положила трубку и расплакалась. Последняя ниточка, связующая нас с Гошкой, навсегда оборвалась. К лучшему, утешала я себя. Не будет больше соблазна. Женатый мужчина — это табу. У него все хорошо, надо порадоваться за моего юного друга (бывшего друга) и внутренне отпустить его с хорошим чувством… Прощай, Гошка.

Да, любимый, я опять была готова совершить безрассудство. От одиночества и отчаяния. От тоски по тебе, от обиды за мою попранную женственность, от печали по несбывшемуся материнству.


Ты не звонил и не приезжал, словно меня и не существовало в твоей жизни. Я решилась позвонить сама, чего никогда не делала, давая тебе свободу маневра. Не дозвонилась: телефон оказался вне зоны доступа. Приближался сентябрь, а значит, твой отъезд в Индию. Ну и я уезжала на юг, рискуя так и не увидеть тебя перед отъездом, а значит, продлить разлуку еще не менее чем на месяц. Марина же откровенно радовалась предстоящей поездке. Мы заказали билеты на десятое сентября. Еще оставалась маленькая надежда, что ты вспомнишь обо мне и хотя бы позвонишь. Сборы несколько отвлекли от навязчивой идеи, и я опомнилась только в поезде, который катил нас с Мариной в южном направлении.

Если бы не моя внутренняя тревога и тоска, как бы я радовалась дороге, путешествию! Я так давно не была у моря. Оставалась надежда, что море излечит меня. В купе с нами ехала супружеская пара, без конца выяснявшая отношения. Когда мы обедали в вагоне-ресторане, Марина сказала:

— Вот посмотришь на таких, никогда не захочется замуж.

— Сейчас мало кто стремится замуж, — заметила я равнодушно. — Вот вы, Марина, почему не замужем?

Я спросила мимоходом, не ожидая серьезного ответа, но Марина вдруг вспыхнула, занервничала, подозвала официантку и заказала вина. Только тогда ответила:

— Я расскажу вам как-нибудь при благоприятных обстоятельствах. Сейчас не буду. Не обидитесь?

— Да нет, — пожала я плечами.

Опять ворохнулись в душе подозрения, хотя никаких оснований для них не было.

— Это связано с моим мужем? — в лоб спросила я.

Марина удивленно посмотрела на меня:

— Нет, что вы. Мне очень нравится Коля, но больше как творческая личность. Оставьте ваши подозрения: у нас никогда ничего не было и не могло быть.

Я покосилась на нее с испугом. Только не это! Не хватало еще мне влипнуть в нетрадиционные отношения! Марина тем временем разлила вино по бокалам и предложила:

— Давайте выпьем на брудершафт! Сколько можно «выкать»?

Я испугалась еще больше. Ну вот, начинается! Придумать ничего не успела, пришлось выпить и поцеловаться с Мариной.

— На ты? — с улыбкой спросила она.

Я молча кивнула, наливая себе еще вина.

— И давай отдыхать! У нас впереди море, приключения. Полная свобода! Этим надо насладиться, — вещала Марина, и я чувствовала, что постепенно заражаюсь от нее легкостью и бесшабашностью.

Вскоре страхи мои забылись, а переход на ты и впрямь сделал наши отношения теплее.

Мне очень понравилась квартирка Марины, небольшая, но уютная. Она располагалась в старом доме сталинской постройки, но совсем недавно была отремонтирована и обставлена со вкусом. Из окон открывался чудесный вид на море, до которого было рукой подать. Райский уголок. Я поняла, почему Марина всякий год едет сюда, а не в Турцию или на Мальдивы. Тотчас по прибытии, не разбирая вещей, прихватив купальники, мы помчались к морю. Спуск на пляж украшали кипарисы и пирамидальные тополя, воздух был насыщен пьянящими ароматами, к которым примешивался запах моря. Я почти физически чувствовала, как живительные силы вливаются в мой потрепанный организм.

Вода была прохладная, не как в июле, приятно освежала. Я с наслаждением плавала, качалась на волнах, лежала на воде с закрытыми глазами и ни о чем не думала. Марина плавала как русалка. Ее голова едва виднелась в золотой дали. Да, в каждом из нас живет язычник, который жаждет слиться с природной стихией! Как хорошо…

Когда мы проходили по пляжу, мужчины провожали нас заинтересованными взглядами. Занятия в фитнес-клубе не прошли даром, мы были в прекрасной форме. Теперь еще загорим (от солярия в Москве мы отказались)! Когда мы сели в кафе на набережной, чтобы выпить по стакану свежевыжатого сока, Марина подмигнула мне — молодые люди за соседним столиком как по команде повернули головы в нашу сторону.

— Ну как, пускаемся во все тяжкие? — озорно спросила она.

— То есть? — удивилась я.

— Ну, хотя бы похулиганим? — Она указала глазами на соседний столик.

— Вообще-то я не склонна к авантюрам, — неуверенно сказала я.

— Но так же скучно будет!

К нам уже подходил молодой парень — лет двадцати восьми.

— Девушки, вам можно предложить бокал шампанского?

— Один на двоих? — улыбнулась Марина.

Ободренный ее улыбкой, молодой человек присел на свободный стул.

— Обижаете. Ну так как?

Он взглянул на меня цепким, оценивающим взглядом.

— А может, что-нибудь покрепче желаете?

Ответила Марина:

— Помилуйте, мы не пьем с утра.

— Я вас понял! Встречаемся вечером, на этом же месте. В девять вас устроит?

Только я хотела отшить прыткого молодца, как Марина сказала:

— Мы подумаем.

Парень взял мою руку, и не успела я опомниться, как он поцеловал ее и произнес, глядя мне в глаза:

— До встречи. Очень надеюсь.

Он отошел к своему столику, где его ждали приятели, и кивнул им в знак удачной дипломатии.

— Они что, не могли найти кого-нибудь помоложе? — удивилась я.

— Могли бы, конечно. Но сколько проблем! Ведь можно напороться весьма серьезно. Нет, они все правильно делают. Ищут самый беспроигрышный вариант.

— Это мы — беспроигрышный вариант? — возмутилась я.

Марина усмехнулась:

— Зрелые дамы постбальзаковского возраста — самый беспроблемный вариант. Обе стороны знают, чего хотят.

— Не староваты мы для них? — спросила я и вспомнила Гошку с Мирославом. Что за напасть! Я грежу только о тебе, о моем вовсе не юном муже, а ко мне липнут зеленые юнцы. Кому сказать, со смеху помрут…

— Нет, не скажи, — ответила Марина. — В нашем возрасте есть очарование зрелой красоты, опыта, личностной оформленности. Они все чуют, подлецы.

— Что будем делать? — спросила я по дороге домой.

— Сейчас сходим на рынок и накупим овощей и фруктов, — вдохновенно изрекла Марина.

— Нет, с этими ребятами?

— По настроению! — беспечно махнула она рукой.

Я пожала плечами, и до вечера мы не возвращались к этой теме. Смыв с себя соль, мы отправились на рынок. Южное изобилие почему-то не исключало высоких цен, но мы не торговались. Слюнки текли, так хотелось поскорее съесть все это. Марина отошла купить домашнего вина, а я сторожила пакеты и рассматривала музыкальные диски на лотке. Вспомнив, что видела у Марины музыкальный центр, решила купить какой-нибудь из твоих альбомов. Я ведь ничего не взяла с собой, а здесь сразу же затосковала по тебе и твоему голосу. И вдруг мой взгляд выхватил знакомое название. Еще не поняв, в чем дело, я задрожала. На компакте славянской вязью было выведено слово «Коловрат», а с обложки смотрела светло-русая красавица с ясными глазами. Она, твоя нимфа. Выпустили, значит, ее альбом…