Но я радовалась тому, что постер со стены не сорвали да не бросили в помойку контрафактное видео.

Зато я получила поддержку и понимание там, где вовсе не ожидала. Однажды сидела в наушниках на работе и слушала твои песни. Курьер Гошка, как водилось, не прошел мимо:

— Дай послушать!

Я дала ему один наушник, и мы в унисон задергались в такт твоим ритмам.

— Класс! — проорал Гошка. — Это Красков? «Амаркорд» — это круто.

— А в переводе на русский? — не удержалась я от ехидства.

— В переводе на русский — клево. Красков — реальный мужик. Ты знаешь, что он теперь сольно поет? Распустил группу.

Я уже знала. Знала и то, что ты круто изменил направление, попробовав все, кроме блатняка: и попсу, и электронную музыку, и смешанные стили. Однако во всем, что ты делал, присутствовали высокий профессионализм, безупречный вкус, содержательность текстов. О музыке не говорю, и так все понятно. Ты вырос из рока, как вырастают из одежды. Потом ты скажешь, что надоело петь для неуравновешенных подростков.

— Пою — орут. Перестал петь — опять орут. Слышали хоть что-нибудь, неизвестно.

У тебя не было бешеной популярности, как у певцов-однодневок, но и в твоем подъезде стены были исписаны девочками, влюбленными в тебя. Помимо прежнего постепенно формировался новый слушатель, исключительно твой: вдумчивый, желающий не только слушать, но и прислушиваться к тому, что ты хочешь донести до него. А тебе было о чем петь. Ты развивался, не стоял на месте, менялся. Шутил:

— Не меняются только мертвые.

Твои слушатели тебя понимали. Помнишь, как-то ты признался:

— Иногда мне делается страшно. Кажется, что я их обманываю. Они так слушают!

Это делает тебя ответственным за все, что ты сочиняешь. И это же уводит тебя от меня все дальше…

Впрочем, я сейчас не о том.

Мы тогда подружились с Гошкой. Он сообщал мне все новости из Интернета, с твоего официального сайта, звонил, когда по телевизору показывали твой клип, как-то позвал на концерт в ночной клуб. Даже билеты купил. Я не пошла. Испугалась. Пока я тебя не видела, худо-бедно можно было жить. И даже радоваться маленьким радостям. Боялась, что увижу тебя и снова не смогу дышать, жить, радоваться.

Я ведь не была несчастной. Вот на работе повысили, посадили на удобное место. Вот снова лето, скоро отпуск, поедем с девчонками в Крым… Однако Катя скоро вышла замуж за Славика и в Ялту ездила уже с мужем. Шурка крутилась в своем водовороте страстей. Подчас не до меня им было, и встречи наши становились все реже. Мы не заметили, как исчезла потребность в частых девичниках. Даже то, что казалось святым, незыблемым — 19 октября, — утратило значение. Правда, мы регулярно созванивались, отчитывались друг перед другом. Так прошло несколько лет.

Да, любимый, проходили годы, ты жил, менялся, творил. А я… Я тоже жила — на первый взгляд взрослой, полноценной жизнью. Делала карьеру, встречалась по долгу службы с умными взрослыми людьми. У меня были поклонники. Прости, что снова говорю об этом, но я же решила быть откровенной в этих записках. Я хочу, чтобы ты меня понял…

Да, поклонники. Взять хотя бы Гошку. Он окончил свой институт, стал журналистом в каком-то узкоспециальном, но богатом журнале, связанном с торговлей. Мы по-прежнему с ним дружили, обменивались новостями, встречались иногда. Гошка был вхож в мой дом по праву старого друга. Он тоже все эти годы оставался твоим верным почитателем, а значит, моим единомышленником. С ним я могла не стесняясь говорить о тебе бесконечно. С ним одним я была собой настоящей. Словом, с Гошкой мне было просто и хорошо.

Однажды он позвонил мне.

— Оль, все! Идем на концерт!

— Чей?

— Ты спрашиваешь? Краскова, конечно.

— Гош, ты прекрасно знаешь: я не хожу на клубные концерты!

— В том-то и прикол, что не в клуб. Слушай, ты дома сегодня вечером?

— Дома, — растерянно ответила я, не зная, как мне от него отделаться.

— Ну так я забегу с билетами!

И он отсоединился. Что тут со мной началось! Будто застарелая рана открылась.

Любимый, это так больно, когда нет надежды! Когда все загоняется внутрь и ты всякую минуту помнишь о своей боли, но не позволяешь ей завладеть тобой. Веришь ли, я стала понимать маньяков! Ведь моя любовь к тебе казалась мне патологией. Катя сумела убедить меня в этом. Я стыдилась своей любви. Прятала ее, а она мстила мне временами такими вот мучительными приступами.

К вечеру, измученная борьбой с собою, я приняла душ, подкрасилась, надела чудесное домашнее платьице в этническом стиле, которое делало меня моложе, и взялась готовить ужин. Гошка всегда приходит голодный, будто не ел неделю. Он обожает мою стряпню. Ты знаешь, я умею готовить, это не отнять. Может быть, это и определило в конечном итоге наши с тобой отношения?..

Итак, я приготовила вкусную мясную запеканку, любимый Гошкин салат из крабов и клюквенный морс. Мне не пришлось долго ждать, нарисовался мой приятель сразу, как только я вынула запеканку из духовки. К тому времени, о котором я рассказываю тебе, Гошка превратился в молодого человека весьма недурной наружности. Высокий, широкоплечий, с длинными темными волосами. Из одежды предпочитал кожаные штаны, черную косуху и бандану. Надо ли говорить, что передвигался он преимущественно на мотоцикле?

Гошка влетел и — сразу на кухню.

— Руки вымой! — крикнула я.

— Поздно, — с набитым ртом ответил он.

— Ничего не поздно. Давай быстро!

Пришлось самой волочить его в ванную и включать воду, иначе было не оттащить от противня с запеканкой.

— Куртку сними, все-таки есть собираешься!

Гошка скинул косуху на пол, предоставив мне самой нести тяжеленную куртку в прихожую. Потом я села напротив него на кухне, под часами, и смотрела, как он уписывает вкусную еду. Почти все съев, он опомнился:

— Ой, а ты?

— Ешь, я не хочу, — успокоила я его.

Гошка не заставил себя ждать. Уничтожив все до последней крошки, он отвалился с видом сытого таракана. Я изнемогала от ожидания, но спрашивать сама не хотела. Наконец Гошка достал откуда-то из кармана два плотных оранжевых прямоугольника и два зеленых билета.

— Кремлевский дворец! — торжественно сообщил он.

— Что это? — спросила я.

— Билеты, — просто ответил Гошка и протянул мне один прямоугольник.

На рекламной карточке было помещено твое изображение и значилось название программы. Ты показался мне каким-то новым, неузнаваемым. Конечно, изображение было отретушировано компьютером для пущей гламурности. Ты тогда уже был коротко стрижен, строго одет. Новый Николай Красков.

— Прикинь, поет с симфоническим оркестром! — восторгался Гошка. — Кайфушка! Тебе интересно?

— Есть хорошее русское слово: «вообрази», — не удержалась я от замечания. — На худой конец — «представь».

— Вообразите, мой ангел, какой это кайф, слушать прикольного рокера с оркестром! — ерничал Гошка. — Но ты не ответила. Тебе хоть интересно?

— Мог бы и не спрашивать. Безусловно. — Тут я обратила внимание на цену: — Однако! Тысяча рублей?

— Не твоя забота! — Гошка отнял у меня билет. — Приглашаю!

— Такой богатый? — улыбнулась я.

— По крайней мере сегодня. Пойдем в клуб?

— Ты опять?

Мы перешли в комнату, к телевизору. Я разрешила Гошке немного покурить. Он тотчас воспользовался разрешением:

— Хоть мужиком пахнуть будет.

— Тобой, что ли? — усмехнулась я.

К тому времени мы взяли шутливый тон, балансируя на грани. Мне не хотелось терять в Гошке друга, единомышленника. Один он у меня остался. Но, увы, все шло к тому.

Гошка посмотрел на меня обиженно и умолк. Пришлось подлизываться.

— Ну, Гош, не сердись. Ты мужик. Хороший. Я тебя очень люблю.

Он размяк и разнежился.

— В клуб пойдем?

— О Господи! — схватилась я за голову. — Ну позови кого-нибудь из твоих девочек!

— Да не хочу я девочек!

— Гошка, не начинай! — попросила я.

Он опять обиделся.

— Будешь дуться, не пойду на концерт.

Подействовало. Заулыбался. Как мало мальчишке надо.

— Слушай, ну что тебе стоит разок сходить со мной в клуб? — завел он свое. — Потанцевали бы, выпили, послушали музыку. Что, так сложно?

— Танцев тебе не хватает? — начала я сердиться. — Давай здесь устроим танцы!

Я включила радио и попала на красивый медляк, как выражается Гошка. Что-то вроде Даэр Стрэйдз. Гошка поднялся и приблизился ко мне с каким-то торжественным видом.

— Прошу вас.

Назвался груздем, полезай в кузов. Пришлось принять приглашение. Не хочу тебе лгать, мне было приятно двигаться с ним под томную мелодию, держаться за его твердые плечи, касаться груди. Гошка поплыл. Я сразу это поняла и отругала себя за то, что согласилась танцевать с ним. Бедняга касался губами моего лба, вдыхал запах волос, трепетал. Чтобы поставить все точки над i, я проговорила:

— Я старше тебя на много лет. Между нами ничего не может быть. Пойми ты наконец.

Он вздохнул и протрезвел. Песня закончилась, мы разошлись в разные стороны.

— Когда концерт? — спросила я как ни в чем не бывало.

— Через неделю, — грустно ответил Гошка, натягивая куртку. — Я заеду за тобой.

И, уже стоя в дверях, он выдал вдруг:

— Сказок не бывает, Оль. А может быть, он еще тот гад! Ты же не знаешь. Они все там… с гнильцой. Шоу-бизнес. А я люблю тебя.

И он закрыл дверь перед моим носом. Гошка давно ушел, а я все стояла и переваривала услышанное. Признание парнишки, конечно, тронуло меня, но я давно ждала чего-нибудь в этом роде. Меня потрясло открытие, что мой юный приятель обо всем догадался. Мне казалось, я так осторожна, ни разу ни словом, ни жестом не выдала себя. Ну нравится певец, с кем не бывает? И вот… Неужели моя гибельная любовь так очевидна? Боже, как стыдно!