Доктор Нонна - Верь, люби, живи! (сборник)

– А Нина? О ней ты подумала?

– Подумала. Я решила ее сосватать с Владиком, врачом из больницы, где лежала Нина после отравления. Ты знаешь, все в жизни повторяется, меня тоже когда-то сосватали с Гришей. И ничего. Такие браки тоже возможны.

– А Петя-то твой знает?

– Нет. У него жена от рака груди умерла. Буду скрывать, сколько смогу.

– Какая ты сильная, Кларка!

– Обыкновенная мать и бабушка.

И все же спустя полгода после отъезда Светы в Израиль Клара записалась на консультацию к профессору Анатолию Птенцову. К нему на прием она пришла с Ниной, которая уже поняла, что мама больна раком. Они сидели в длинном коридоре Института усовершенствования врачей и с ужасом смотрели на пациентов в очереди: с первого взгляда было ясно, что все, кто был рядом с ними, тяжело больны. Клару позвали. Нина вскочила и быстро сказала:

– Я с тобой.

– Раздевайтесь! – не поднимая усталых глаз, сказал Анатолий.

– Здравствуй, Толик!

Он сразу узнал ее и испугался. Просто так сюда никто не приходил.

– Клара? Почему только сейчас? – Он смотрел на снимки и перевел взгляд на Клару с Ниной.

– Это моя младшая дочь.

– Я тебя немедленно госпитализирую, – в его голосе звучала тревога и любовь.

Он подошел, ласково взял Клару за руки и посмотрел ей в глаза:

– Я сделаю все возможное... И невозможное... С операцией тянуть нельзя.

Клара не ощущала сейчас к Толику ничего, кроме доверия как к коллеге. Она знала, что лучше его хирурга нет.

Пока ее оформляли, она сказала Нине:

– Сегодня ты позвонишь Владику! Я хочу быть на вашей свадьбе.

– Хорошо, мамочка, – со слезами в голосе пообещала Нина.

– Конечно, я все сделаю, только чтобы ты не волновалась.

Вечером Нина уже сидела с Владиком на кухне и пила чай. Дедушка Яша играл с Фаинкой. Молодая женщина рассказывала однокурснику, как прозевала из-за своего эгоизма болезнь мамы.

– Нина, я готов взять отпуск и посидеть с Фаиночкой. А ты будешь выхаживать маму после операции. – Он обнял потными ладонями лицо Нины и поцеловал на правах будущего мужа. В эту же ночь он остался у нее...

Клару оперировали три часа. Потом вышел профессор Птенцов и позвал Нину:

– Я сделал анастомоз кишечника, чтобы снять непроходимость. Опухоль проросла в печень и уже неоперабельна.

– Сколько?

– Я полагаю, два месяца, не больше. Иди домой, двое суток она будет в реанимации... И еще вот что... вызови Светлану...

Нина ничего не ответила. Она вернулась домой, где царил идеальный порядок и уют, созданный мамой, и ей захотелось завыть в голос.

– А вот и Ниночка пришла, – Владик вынес на руках вырывающуюся Фаинку. И сразу все понял. Притихла и девочка, поставленная на пол.

– Что, так плохо?

Нина не ответила, прошла в комнату и одетая легла на кровать. Она уснула, как только коснулась головой подушки.

Когда она открыла глаза, то увидела перед собой небритого и встревоженного Владика.

– Ты проспала ровно двое суток. Я даже кофеин тебе вводил. Это был какой-то летаргический сон.

Нина резко встала, голова закружилась, она приняла душ и поехала к маме. Она чувствовала себя виноватой в ее болезни. Домой Нина не приходила, только звонила. В который раз дочь оценила мудрость мамы, которая за нее все решила. Ведь если бы не Владик, то она даже представить не могла, что бы было сейчас с Фаиночкой.

Впервые Клара вела себя как эгоистка. Она держала Нину за руку и не отпускала от себя. Нина питалась сухомяткой и пила больничный кипяток из чайника на столике у кухни. На очередном обходе профессор сказал Кларе:

– Мы вас выписываем. Дома процесс выздоровления всегда идет быстрей.

В коридоре он взял за руку Нину:

– Крепись, девочка! А где Света?

– Она не может получить визу в Россию.

– Наверное, я так и не увижу свою дочь...

Дома Нина, делая очередную перевязку, испугалась, шов вдруг начал расходиться. Пораженная раком ткань расползлась под руками.

– Доченька, ты меня перебинтуй сегодня хорошо! Ко мне Петенька приедет. Он останется у нас ночевать... Не смотри на меня так. Пока я жива, мне это нужно.

– А что ты ему сказала? Какая операция у тебя была?

– Не волнуйся. Я сказала, что удалили желчный пузырь. Пришлось все разрезать. Ай, да ладно!

Ночью Нина с Владиком обсуждали дату свадьбы.

– Через месяц. Хочу гостей пригласить, – мечтательно сказал он.

– Нет, дорогой, через неделю и никаких гостей.

– Ну, хорошо...

Нину бесило, что он со всем соглашался.

– Знаешь, я решил Фаинку удочерить. Звонил Юра, мы все обговорили. Он даст отказ от дочери.

Нина даже задохнулась. У нее начался приступ астмы.

– Как? Как можно отказаться от своего ребенка? – задыхаясь, говорила Нина.

– Ну, что так разволновалась? Я думал, тебя это обрадует... – удивился Владик.

Через неделю они расписались. Клара была рада, что теперь обе ее дочери наконец пристроены. И она начала догорать, как свеча. Никакие события ее больше не волновали... Новый год встретили тихо, скромным застольем. Сразу же после невнятной речи Брежнева и боя курантов стали расходиться спать.

Клара смотрела мутными глазами на дочку, внучку, отца, зятя и ничего не видела. Петр уже все знал о ее болезни и перешел жить к ним. Надо отдать должное его мужеству – он ложился спать с умирающей любимой в одну постель.

Даже профессор Птенцов приехал навестить Клару.

– Мы все в жизни делаем ошибки и верим, что наши дети их не повторят. Не сердись на меня, Толик. Ты единственный, кого я страстно любила, а жизнь прожила с другим. В чем-то, наверное, мой Гриша чувствовал безответность, поэтому его сердце и разорвалось... Ниночка, позови всех. Я хочу вас видеть перед сном...

В эту ночь рядом с мужчиной, который был ей предан до конца, она перестала дышать...

Свету не пустили на похороны, но она прислала вызов Нине в Израиль.

Нина похоронила маму рядом с отцом.

На поминках она налила себе полстакана водки, выпила залпом и сказала:

– Сейчас мы попрощались с моей мамой. У меня никогда не было и больше не будет такой подруги, как она. Только моя мама могла вдыхать жизнь во всех окружающих ее людей. Она была особенной женщиной. Но сегодня вы прощаетесь и со мной. Мы все уезжаем в Израиль.

Нина и не знала, что очень скоро закончится и сама эпоха, с которой были связаны судьбы ее матери и отца. Новая жизнь наступала не только у нее, но и у всей страны.

Спустя двадцать пять лет Нина стала известным врачом в Израиле, ученым с мировым именем, и три ее дочери сегодня гордятся ею, как когда-то она гордилась Кларой.

Она с сестрой и детьми часто бывает в России, навещает родню в Петербурге. Страна и город сменили имена, но не стали для Нины, Светы и их детей чужими. Старшая сестра встретилась с отцом, однако общения не получилось: они не почувствовали своего родства, не знали, о чем говорить друг с другом. Идти знакомиться с родней не захотела. Светлана еще раз поняла, кого она потеряла, оставшись без матери и отчима. Вместе с Ниной они в каждый приезд приходят на кладбище – поклониться людям, давшим им жизнь и научившим жить.

И как Клара, в трудные минуты они дают своим детям уроки «ЛИКБЕЗА»: я хочу, чтобы эти уроки через много лет вы передали своим дочерям...

– Максим, не забудь покормить папу. Обед на столе... – фраза оборвалась, словно ее обрубила резко хлопнувшая дверь.

Артур лежал неподвижно, устремив взгляд в потолок. Все, что ему теперь осталось, – это думать. Мучительный недуг – рассеянный склероз, медленно убивающий его, сделал его тело неподвижным. Артур хорошо знал своего врага «в лицо»: изучил эту страшную болезнь по монографиям и Интернету. Впрочем, он сам был весьма неплохим врачом, хирургом, и понимал, что смерть придет, когда болезнь парализует диафрагму.

Так что оставалось одно: лежать, думать, вспоминать.

Он все время возвращался в прошлое, в свои молодые годы...

Мила с Ириной дружили с восьмого класса. Девочки были похожи друг на друга: высокие, статные, сероглазые. И волосы они завязывали одинаково – в незатейливый «хвостик». Обе любили носить блузки в клетку и юбки, чуть прикрывающие колени. Правда, если присмотреться, то и отличий тоже хватало. У Ирины было правильное, но несколько кукольное, «игрушечное» лицо. А у Милы нижняя челюсть была тяжеловата, да и зубы, пожалуй, были слишком крупными. Впрочем, когда она молчала, все это пряталось за пухленькими алыми губками.

Они росли в Калинине, по-старинному – в Твери, раскинувшейся на берегах Волги. Тверь – почтенный город со своей историей, со многими достопримечательностями и легендами, с основательным, неторопливым укладом.

Но вот как раз эта основательность и неторопливость безумно раздражали девочек. Им не хватало в сонной, на их взгляд, медлительной Твери современного стремительного ритма. Совсем недалеко, в столице, жизнь бьет ключом, переливаются разноцветные огни рекламы, несутся по улицам потоки машин, заманчиво сверкают витрины роскошных магазинов, загадочно светятся окна ресторанов. И кружится пестрый, безостановочно сменяющий узоры калейдоскоп лиц, среди которых вот-вот мелькнет лицо прекрасного незнакомого юноши, который посмотрит внимательным взглядом и шагнет навстречу...

Словом, к тому времени, когда прозвенел последний школьный звонок, девочки твердо решили: они будут поступать в московский институт.

Только Москва! И никаких компромиссов!

Обе хотели стать врачами, да и их родители тоже советовали им получить именно эту профессию. Они подали документы в Первый медицинский. А поскольку учились они хорошо, к тому же усердно готовились к вступительным экзаменам, подстегиваемые желанием жить в Москве, то поступили в институт с первой же попытки. Им дали общежитие, и они, как и все первокурсники, поначалу с головой погрузились в учебу, просиживая вечерами в библиотеке, питаясь пельменями, недорогой колбасой и картошкой.