Маркиз удивленно поднял брови.

Для него самого, разумеется, не было тайной греческое происхождение этого имени, но вот то, что оно знакомо и Дионе, явилось для маркиза полной неожиданностью.

– А я уже позабыл всю эту древнегреческую чепуху, которой нас пичкали в Оксфорде! – со смехом признался Родерик.

При этом у него был такой вид, будто подобная забывчивость делает ему честь.

– А жаль, – наставительно заметил маркиз. – Значит, ты не понимаешь и того, что имя «Диона» – это несколько измененная форма имени «Дайоне».

Родерик в изумлении уставился на дядю, а Диона рассмеялась.

– Вы правильно догадались, – с уважением глядя на маркиза, промолвила она. – Мама хотела назвать меня Дайоне, потому что, как она говорила, я – дочь Неба и Земли, под которыми она, конечно, подразумевала себя и моего отца.

Девушка снова улыбнулась и добавила:

– Однако отец сказал, что это имя англичанам трудно произнести и они наверняка будут его коверкать. Так я и стала Дионой!

Глаза маркиза блеснули.

– Теперь ты видишь, Родерик, – сказал он, обращаясь к племяннику, – что нам предстоит высокоинтеллектуальная беседа. Жаль, что судьи, которых сэр Мортимер намерен пригласить на состязание, нас не услышат!

– Хорошо бы мисс Диона произнесла все то, что она только что сказала, в их присутствии, – предложил молодой человек.

Дионе не хотелось портить вечер, напоминая, что не собирается участвовать в конкурсе, и поспешила перевести разговор на другую тему.

– Я хотела назвать Сириуса «Тиштрия» в честь небесного пса, почитаемого в Персии, но папа воспротивился, говоря, что это имя слишком сложно для запоминания.

Она сделала паузу, заметив, что маркиз смотрит на нее несколько иронически, и все же продолжала:

– Потом я решила дать щенку имя другого небесного пса, Тьен-кона. Китайцы верят, что он отгоняет злых духов!

«Как было бы хорошо, – неожиданно пришло в голову Дионе, – если бы Тьен-кон мог убрать с моего пути дядю Хереворда!»

– Ну, а мои собаки все носят английские имена, – сказал маркиз, – по той простой причине, что давал их мой главный псарь.

– А есть ли у вас далматинцы? – ревниво поинтересовалась Диона.

– Целых два, но они уже порядком стары, – ответил маркиз. – Впрочем, они отлично выдрессированы. Посмотрим, сможет ли Сириус составить им конкуренцию!

– Если он проиграет, – заметила Диона, – я буду очень разочарована.

– А я, в свою очередь, буду очень раздосадован, если он выиграет, – парировал маркиз.

В ответ на эти слова Диона рассмеялась так искренне, что маркиз невольно подумал, что этот простодушный смех разительно отличается от искусственного веселья светских женщин, с которыми он встречается в Лондоне.

В ту же минуту Диона вспомнила о том, что волновало ее, когда она переодевалась к обеду, и она смущенно заметила:

– Вы должны извинить меня за то, что мой наряд не соответствует вашему роскошному жилищу, ваша светлость, и всей обстановке парадного обеда, но, как я уже говорила, я уезжала в страшной спешке и смогла захватить с собой только те вещи, которые поместились в моем узелке.

На губах маркиза появилась усмешка. Казалось, он не совсем удовлетворен таким объяснением. Однако он не задал прямого вопроса, а спросил совсем о другом:

– И вы полагаете, что ваше прелестное платье подойдет для работы на псарне?

Диона вспыхнула, и маркиз подумал, что его слова, пожалуй, прозвучали излишне резко.

Поколебавшись, девушка сказала:

– Дело в том, что только в дороге мне пришло в голову… просить места… Вот тогда я и подумала о псарне… Но, если ваша светлость и в самом деле даст мне работу… я, конечно, позабочусь о приобретении более подходящего наряда!

На это маркиз не успел ничего ответить, так как вошел Доусон и доложил, что обед подан.

Родерик подошел к Дионе и подал ей руку со словами:

– По-моему, вы и в этом платье выглядите прелестно. Сомневаюсь, чтобы собаки дяди Ленокса расточали вам столь же красноречивые комплименты, как я!

Диона, рассмеявшись, заметила:

– Не советую вам быть слишком красноречивым, а то Сириус будет ревновать. Вы увидите, что, защищая меня, он может быть весьма грозным!

– Заранее трепещу, – улыбнулся Родерик.

Он подумал, что когда Диона смеется, то выглядит просто обворожительно. Да какая француженка, будь она хоть сто раз куртизанка, может сравниться с такой очаровательной девушкой!

Однако сейчас главная задача, напомнил себе молодой человек, – ничем не спугнуть Диону, иначе она откажется участвовать в состязании.

«Впрочем, я уверен, что дядя Ленокс сумеет уговорить ее!» – мысленно подумал Родерик.

Войдя в столовую, Диона не смогла сдержать возглас восхищения, так поразила ее эта комната.

Выдержанная в светло-голубых тонах – отличительная черта Роберта Адама, известного английского мастера, – голубая столовая и впрямь выглядела очень изящно. В стенах ее располагались ниши, в которых стояли статуи греческих богов и богинь.

В противоположных углах располагались ионические колонны, поддерживавшие потолок, на котором с большим мастерством была изображена Венера в окружении хоровода маленьких толстеньких херувимов. Они приветствовали Нептуна, встающего вместе со своими неизменными спутницами-русалками из морской пучины.

Освещали комнату огромные белые свечи в резных деревянных канделябрах. Диона сразу поняла, что эти изящные вещицы были сделаны в Италии или Испании.

На столе стояли серебряные подсвечники, а сам стол, как отметила про себя Диона, не был накрыт скатертью. Этот обычай тоже пошел от принца-регента.

Не в силах сдержать своего восхищения от всего увиденного, девушка воскликнула, садясь по правую руку от маркиза:

– Папа рассказывал мне, что недавно вошло в моду не накрывать полированный стол белой скатертью, но мне еще ни разу не доводилось видеть такое! В самом деле, серебро выглядит гораздо эффектнее! Ведь это, если не ошибаюсь, канделябры времен Георга I?

– Именно так, – подтвердил маркиз. – Но мне любопытно, откуда вам это известно?

– Что же тут удивительного? – в свою очередь изумилась Диона.

Маркиз подумал, что прямой ответ на этот вопрос прозвучал бы слишком грубо, и вместо этого сказал:

– Нередко бывает, что люди не всегда различают серебряные изделия, сделанные во времена одного Георга, от тех, что относятся к эпохе царствования другого.

– Но ведь серебро времен Георга I отличается своей простотой, – как нечто само собой разумеющееся, заметила Диона. – На мой взгляд, оно прекрасно сочетается с вашими изумительными ионическими колоннами.

После этих слов у маркиза больше не осталось никаких сомнений, что его незваная гостья заткнет за пояс любую куртизанку, представленную сэром Мортимером.

Однако в данный момент его не интересовал ни сэр Мортимер, ни племянник Родерик, ни затеянный ими нелепый конкурс. Маркиз бился над загадкой Дионы и с жадностью ловил любой намек, который помог бы ему проникнуть в тайну девушки.

Родерик, чувствуя, что ему никак не удается принять участие в общем разговоре, тоже решил вставить слово и заговорил о предмете хорошо ему знакомом – лошадях и королевских скачках, только что прошедших в Аскоте.

Дионе стало известно – впрочем, это ее ничуть не удивило, – что маркиз выиграл золотой кубок. По словам Родерика, это было потрясающее зрелище – финиш коня маркиза Ирчестера, на корпус обошедшего признанного фаворита скачек.

– Как жаль, что я этого не видела! – искренне огорчилась Диона. – Мне всегда хотелось побывать в Аскоте, но боюсь, теперь у меня уже никогда не будет такой возможности…

Из этих слов маркиз справедливо заключил, что девушка не надеется больше посетить знаменитые состязания. Очевидно, что-то в ее жизни произошло.

Диона не стала развивать эту тему, но маркиз, и так достаточно заинтригованный, почувствовал, что его интерес к гостье еще больше возрос, впрочем, как и желание проникнуть все-таки в ее тайну.

Вне всякого сомнения, Диона выглядела настоящей леди, но какой же леди столь юного возраста, задал резонный вопрос маркиз, позволят уйти так далеко от дома в сопровождении одной лишь собаки?

Да и какая благовоспитанная леди рискнет одна, без пенни в кармане, отправиться в большой мир с намерением самостоятельно зарабатывать себе на жизнь? Ее родственники – а они, конечно, но у нее имеются – наверняка не дали бы девушке совершить такой безрассудный поступок.

Словом, тут крылась какая-то загадка, и маркиз был полон решимости разгадать ее.

Самым легким путем к этому, как представлялось его светлости, было вызвать Диону на разговор. Столь юная и неискушенная особа наверняка чем-нибудь себя выдаст во время беседы.

Будучи человеком умудренным жизненным опытом да к тому же привыкшим на войне допрашивать солдат, случайно оказывавшихся в расположении его части, маркиз решил придерживаться своей излюбленной тактики – задавать поменьше вопросов.

Вместо этого он ловко провоцировал Диону на спор, изрекая заведомо ложное утверждение. Девушке не оставалось ничего другого, как опровергать маркиза и отстаивать собственную точку зрения, а уж тут надо было держать ухо востро. Иногда ее ответы были весьма простодушны.

– Глупо спрашивать, любите ли вы верховую езду – это и так ясно, – сказал маркиз, в упор глядя на Диону. – Но позвольте все же поинтересоваться, вы считаете себя опытной наездницей?

– Папа говорил, что я неплохо держусь в седле, а поскольку сам он был непревзойденным наездником, я полагаю, с моей стороны не будет нескромностью ответить на ваш вопрос утвердительно.

– А участвовал ли ваш отец в скачках? – задал следующий вопрос маркиз.

Он сразу почувствовал, что Диона заколебалась, прежде чем ответить, очевидно, опасаясь, что и так рассказала о себе слишком много.