Но, когда я укололась, кто-то выкрикнул мое имя.

– Руби!

О, боже мой. Я поднялась на ноги и перевесилась через перила балкона, нерасчесанные волосы падали мне на лицо.

– Янош! Какого черта?

Он стоял перед оркестром, широко разведя руки и запрокинув голову: цыганский концерт – для тебя!

– Я думала, ты хотел… – я замолчала и замотала головой.

Люди внизу улыбались, глядя на меня.

– Я ухожу.

– Нет-нет.

Янош разбежался и запрыгнул на балкон нижерасположенной квартиры.

– Ты что? – я была в панике, казалось, он и правда собирается забраться в окно на третьем этаже. – Ты упадешь!

– Я? Нет.

Толпа неистовствовала, подбадривая и свистя, хлопая под все более быструю музыку.

Я смотрела, как Янош подтягивается, упираясь ногами в ставни первого этажа, потом добрался до балкона нижерасположенной квартиры.

Он замер, держась за перила, усмехаясь, глядя на меня, притворяясь, будто вот-вот упадет, отчего я и толпа внизу вскрикивали.

На мгновение он встал – это было по-настоящему опасно – на перила, ни за что не держась, удерживая равновесие, прежде чем подпрыгнуть и схватиться за мой балкон. Его пальцы нащупали мои носки. Я присела и уже была готова шлепнуть его, когда он, наконец, будет вне опасности. Ну, что за глупое ребячество.

Но за этим благоразумным неодобрением скрывались преступные дрожь и трепет. Он старался произвести на меня впечатление каким-то старомодным безрассудством. Так глупо, что это сработало.

Ему оставалось лишь схватиться за перегородки балкона как обезьяне, потом подтянуться на перилах, у которых я стояла, сложив руки, нахмурившись и поджидая его.

– Ты долбаный псих, – поздоровалась я.

– Эй, это неправильно, – возразил он. – Толпа ждет от нас поцелуя.

– Толпа может проваливать.

Я скрылась в квартире, с непреодолимым желанием захлопнуть балконную дверь прямо у него перед носом, но в конце концов, это была его дверь, поэтому я сдержалась.

– Где в твоей душе романтика? – жаловался он, следуя за мной в гостиную.

– Я ничего нелепее в жизни не видела! – воскликнула я, размахивая руками перед его лицом. – Боже мой! Чертовы скрипачи, твои спайдерменовские выходки, да и я выглядела как Ворзель Гаммидж… ах!

– Что такое Ворзель Гаммидж?

– Пугало.

– Что такое пугало?

– Ох, – у меня слов не хватало, и я уже не могла больше рвать на себе волосы от ярости. – Забудь.

– Думаю, что пугало – это что-то очень красивое, даже когда злится.

Не позволь его обаянию тебя обезоружить.

Но его комментарий меня остудил, и я смущенно засмеялась.

– Вот дрянь, думаешь, ты можешь все исправить сладкими речами. Я то еще препятствие, меня не так просто преодолеть.

– С какой стати мне преодолевать тебя? Не понимаю, что ты злишься? Я делаю эти вещи для тебя – приятные вещи. Тебе не нравится?

Он казался по-настоящему уязвленным и смущенным. Я растаяла, опустилась на диван, жестом дав ему понять, чтобы он садился рядом.

– Извини, – сказала я, подавляя раздражение. – Уверена, что ты хотел как лучше. Просто у меня это вызвало некоторый шок. И недоумение. Я не знала, как реагировать, я не привыкла к такому.

– У тебя не было романтичных мужчин? Это проблема Британии?

Я снова засмеялась.

– Возможно. Но, Янош, мне казалось, что я четко дала понять, что не ищу романтики.

– Ты не ищешь романтики, но она тебя находит. Не понимаю, почему ты от нее прячешься.

– Я уже объясняла тебе почему. Это не для меня.

– Не могу с тобой согласиться.

– Тогда мы должны согласиться, что не соглашаемся.

Янош вздохнул.

– Я заплатил этим цыганам.

– Да где ты их вообще отрыл?

– Они работают в ресторане моего дяди. Некоторые работали в моем, когда у меня был свой. Потрясающие ребята. Потрясающие музыканты. Тебе не нравится их музыка?

– Нравится, очень мощная, меланхоличная, но в то же время игривая. Пробуждает желание танцевать и пить палинку.

От этих слов Янош приободрился.

– А этим мы могли бы заняться сегодня вечером. Давай я возьму тебя на ужин к моему дяде, он будет обращаться с тобой, как с принцессой.

Я коснулась его руки.

– Звучит отлично, но послушай, это не свидание, ОК? Никакой романтики. Ты мне очень симпатичен, но мы можем быть только друзьями.

Янош похлопал мою руку на своем плече и замотал головой.

– Ты так говоришь, Руби, но ты так не думаешь.

– Перестань, или я уйду куда глаза глядят.

– Иди собирайся. Или пойдем прямо сейчас, я не против.

В мятом платье и лохматой? Не думаю.

Двадцать минут спустя я уже шла по широкой фешенебельной венгерской улице, держа под руку красивого венгра, на мне мое лучшее платье в пол от Zara и мои единственные туфли на каблуке. Солнце садилось, прогуливались красивые люди, и ощущение момента было совершенным, идеальная картина явно неидеальной жизни сильно впечатляла.

Если б только жизнь всегда была такой!

Мы свернули направо, вошли в двери и, спустившись по лестнице на один пролет, оказались в огромном погребе с танцполом посредине и сценой для музыкантов, кое-кто из них мне уже был знаком. Несколько парочек кружились под музыку, пока остальные ели, пили и смотрели.

– Янош!

Вероятно, знаменитый дядя, что-то произнес по-венгерски, прежде чем по-медвежьи обнять племянника и похлопать его по спине. Казалось, они мило беседуют обо мне и моей национальности, потом дядя обратился ко мне напрямую.

– Англичанка, да? Ко мне ходит много англичан. Аккуратней с Яношем, ладно, он угодник для дам, так вы говорите?

– Дамский угодник, – поправила я, неловко улыбаясь. – Мы просто друзья.

В ответ дядя загоготал и, подмигивая, отошел назад к бару.

– Ну, раз ты так говоришь.

– Боже, – пробормотала я сквозь сжатые зубы, пока официант провожал нас до столика. – Весь Будапешт думает, что мы вместе.

Это же читалось и в озорных усмешках на лицах цыган-скрипачей. Почти сразу один из них, оставив остальных, подошел к нам, играя прямо за моим левым плечом. Это немного раздражало.

– Если дать ему денег, он уйдет, – заметил Янош, протягивая горсть форинтов.

– Так, что мне съесть? – я, нахмурившись, уставилась в меню, которое представало довольно для меня бесполезным. – Гуляш?

– Гуляш – это вкусное венгерское блюдо, но вообще-то это суп, а не то, что представляете себе вы, англичане. Посетители часто удивляются, когда его заказывают.

– Правда? Я в любом случае хочу попробовать. Хочу посмотреть, насколько он отличается.

– Я закажу вина. Может, бутылочку красного «Токая»?

– Это будет еще один новый опыт.

– Хорошо, – он кивнул.

Казалось, он немного отстранялся, обиделся? Довольно долго он сидел молча, пристально изучая меню, пока я смотрела на танцующих.

– Тебе нравится танцевать? – спросил он неожиданно, как только нам принесли вино.

– Я не очень хорошо танцую.

– Значит, ты не так часто это делаешь. Иди сюда.

Он встал и подал мне руку, холодный и серьезный, как офицер Прусской армии. С неохотой я взяла ее, позволив отвести себя в самый центр танцующих.

Как только мы оказались на танцполе, он выпрямился, так резко и ловко прижал меня к себе, что у меня дух захватило. Прежде чем я смогла оправиться, наши бедра соприкасались и мы уже мчались по всему периметру зала. Я понятия не имела, что это за танец, и не знала ни одного па, но он как-то вел меня, зная точно, когда мне пройти под его рукой, а когда вращаться вокруг него. Я чувствовала себя куклой, податливой и зависимой от его воли даже в собственных движениях. Это тревожило. Это восхищало. Я хотела, чтобы так было всегда.

Музыка, громкая и настойчивая, подгоняла нас, заставляя двигаться все быстрее и неистовее. Я кружилась, смеясь и покачивая бедрами, пока мое лицо не стало совсем красным и не закололо в груди. И не могла остановиться!..

Янош был искусен, силен и великолепно чувствовал музыку – я была очарована, поражена, покорена. Словно его рука на моем бедре обладала магией, подчиняя мои стопы его воле. Я чувствовала жар от его пальцев. Мелодия стихла раньше, чем я ожидала.

Я упала в объятия Яноша, все еще глупо смеясь, и грудью чувствовала, как бьется его сердце, пока он держал меня.

Он похлопал меня по бедру и отпустил.

– Кушать подано.

Мне потребовалась пара минут, чтобы отдышаться, прежде чем я сделала глоток красного вина, налитого официантом.

– Уау, – сказала я. – Это было… уау.

– Так, значит, тебе все-таки нравится танцевать?

– Такие танцы мне нравятся. Я имею в виду, что без тебя у меня бы не получилось, я бы не знала, что делать.

Он накрутил макароны на вилку.

– Для некоторых вещей в жизни тебе нужен мужчина.

– Можно танцевать и с друзьями.

– Это не то же самое. Не так. Мы танцевали так, потому что мы больше, чем друзья.

– О, Янош…

– Ты знаешь, что это правда. Страсть заставляет танец… – он зажестикулировал руками, подбирая слова, – … оживать. Нет страсти – танец мертв.

– Не думаю, что это так. Многие профессиональные танцоры – не любовники.

– Профессионалы – это не то же самое.

– Это тоже не гуляш. Ты был прав.

Ловкая смена темы, думаю, ты согласишься. Я увела Яноша от слегка раздражающего желания настаивать на том, что я его хочу, к разговору о том, как использовать и хранить паприку.

Беседы о еде и вине оставались ненапряженными, несмотря на то, что Янош даже не пытался сдержать негодования по поводу красной скатерти в клеточку.

Мы снова танцевали, изобилие еды и пьянящего вина сделали меня менее грациозной, но ничуть не повлияли на мое приподнятое настроение.

Дядя Имре пожелал нам хорошего вечера и отказался от платы, с благословением отправляя в теплую ночь.

– У твоего дяди так классно! – сказала я Яношу, позволяя ему положить руку мне на плечо и направлять мои уже немного непослушные ноги.