— Как мне вас называть?

— Тереза.

Кончиками пальцев с накрашенными ногтями она пригладила короткие, очень черные волосы. Ухоженная девица. Однако, общаясь с проститутками, Андре всегда испытывал неловкость и даже глухую враждебность.

— Ты местная? — спросил он довольно резко.

Это «ты» ее не удивило, быть может, она даже ждала такого начала.

— Нет, я с другого берега Адриатики.

— Не понимаю.

— Из Фиума. Точнее, из Риеки. Так этот город теперь называется по-югославски.

Она смотрела на него своими большими глазами с накрашенными веками, стараясь подладиться под настроение этого клиента, который тоже неторопливо курил. Ведь сегодня воскресенье… Наверное, какой-нибудь иностранец, приехавший по делам. Француз, судя по акценту. Или швейцарец. Зимой в Венеции много швейцарцев. Он тоже понимал, что она рассматривает его, вернее, «оценивает», готовая подчиниться, угодить, чтобы заслужить щедрое вознаграждение.

Он предложил:

— Ну что, приступим?

— Разумеется, — послушно сказала она.

Она погасила сигарету в пепельнице, сняла туфли, чулки, встала и пошла босиком, покачивая бедрами, в ванную. Он остановил ее по дороге:

— Постой, я сам тебя раздену.

— Как хочешь.

Тереза повернулась, чтобы он мог расстегнуть молнию на спине. Платье раскрылось, как кожура спелого плода. Он увидел нежную, гладкую белую кожу, застежку лифчика. Элен позволяла раздевать себя с неподдельным равнодушием, которое ему нравилось, тогда как эта извивалась, сюсюкала: «Как ты ловко справляешься, мой дорогой! Какая сноровка!» Андре терпеть не мог, когда его называли «мой дорогой». Он быстро раздел ее, и она осталась почти обнаженной.

— Ты не хочешь меня поцеловать? — игриво спросила Тереза.

Ему совершенно этого не хотелось. Он вообще не любил целоваться. К тому же от ее предложения повеяло разработанной методикой. Старые, профессиональные приемы. Он коснулся губами ее шеи, и она изобразила экстаз, улыбаясь, запрокинув голову и закрыв глаза. Неужели эта дура станет демонстрировать ему весь свой репертуар? Но она уже потихоньку отстранилась от Андре, словно хотела притушить его нетерпение, которого он, впрочем, и не проявлял.

— Подожди, дорогой, хорошо?

Она вошла в ванную, ион со смутным отвращением услышал плеск воды. Подумать только, а он-то надеялся, даже был почти уверен, что сегодня днем переспит с Элен. Вновь обретет ее тело девочки-подростка, почувствует ее холодность, ее равнодушие в ту минуту, когда они будут ложиться в постель. А девица, кажется, собирается продемонстрировать перед ним всю свою программу избитых трюков — пылкость, экстаз, безумство чувств…

Она вернулась, розовая при электрическом свете, и, видимо, была удивлена, застав его одетым.

— Теперь моя очередь, — сказал Андре.

Он пошел в ванную, а она погасила свет в комнате, оставив только ночник у изголовья кровати.

Часто, когда Андре бывал в ванной один, он вспоминал одно и то же. В тринадцать лет он вместе с родителями проводил каникулы в прекрасном загородном доме. Ему доставляло огромное удовольствие подсматривать, как одна из служанок, женщина лет сорока, по вечерам мылась у себя в комнате, раздевшись догола. Он мог вволю наблюдать за ней через фрамугу, но однажды, подняв глаза, она его заметила.

Женщина, видимо, была удивлена, но не рассердилась, не смутилась и потом, уже зная, что он за ней подглядывает, вовсе не стеснялась его. Он продолжал подглядывать все лето, но женщина ни разу даже не намекнула на то, что знает об этом. Когда они сталкивались днем, она держалась очень просто и естественно, ничем не выдавая, что посвящена в его секрет, не бросая понимающих взглядов. У нее были полные ляжки, большая грудь с темными сосками. Струи душа с легким шумом падали на ее молочно-белое тело, покрывая его прозрачными жемчужинами. Женщина вытиралась полотенцем, которое потом вывешивала сушить в сарае, а Андре ходил туда, чтобы коснуться его, погладить. Иногда даже зарывался в него лицом.


Когда Андре вернулся в комнату, Тереза уже ждала его в постели, натянув одеяло до подбородка. Покрывало с кровати было сложено на кресле. Ее волосы блестели при свете лампы. Она многообещающе улыбалась.

— Дорогой, — проворковала она, стараясь, чтобы эти слова прозвучали сладострастно, но это вызвало у него только раздражение.

Она уже отодвигалась, давая ему место. Андре вытянулся рядом и тут же погасил лампу. Он предпочитал погрузиться в темноту, чтобы можно было представить себе, что это тело — тело той единственной, которую он действительно желал. Может быть, Тереза интуитивно почувствовала его отстраненность и потому повернулась к нему, прильнула, хрипло прошептала: «Иди ко мне, иди», как женщина, изнемогающая от желания. Вначале он не противился. Но вдруг в нем что-то взбунтовалось, он ощетинился: терпеть не мог активных женщин. Элен всегда была пассивна. Элен, которая его бросила. Он приподнялся и сильно ударил кулаком наугад. Он попал Терезе в плечо, ощутил его твердость, но тут она с неожиданной силой оттолкнула его. Мигом соскользнула на пол и встала во весь рост — белое пятно во мраке комнаты. Только прерывистое дыхание выдавало ее волнение.

— Что это на тебя нашло? — спросила она наконец визгливым голосом.

Он не ответил, снова повернулся на спину, глядя в потолок и прислушиваясь к захлестнувшей его злобе.

— Ну и ну! — добавила она и решительно направилась в ванную. Все это смешно, подумал Андре, что ж, будем смеяться… над самим собой!

Она появилась в дверях ванной, освещенная струившимся оттуда светом, грудь обнажена, полотенце обмотано вокруг бедер; она настороженно смотрела на него, не шевелясь.

— Если ты снова начнешь… — произнесла она изменившимся голосом, но не договорила.

Андре зажег лампу у изголовья, увидел испуганное лицо Терезы, потемневшие глаза и вдруг почувствовал странное удовлетворение.

— Да ладно, успокойся, — сказал он.

Не отводя от него глаз, с полотенцем на бедрах и голой грудью, Тереза села в кресло и нервно закурила. Подурневшая от страха, она все время была начеку, готовая закричать, позвать на помощь при малейшем подозрительном движении Андре. Он понял, что теперь ее никакими словами не успокоить, и, тоже сев в кровати, закурил.

— Я лучше пойду, — сказала она. — Странный ты тип.

Наверное, она и в самом деле приняла его за сексуального маньяка, из тех, что любят издеваться над женщинами.

— Как хочешь, — сказал Андре.

— Но ты мне заплатишь!

— Конечно.

Она стала быстро одеваться. Напоследок, уже снимая пальто с вешалки, она спросила:

— Что это на тебя нашло? С тобой так часто бывает?

— Впервые. — Он не лгал и не пытался оправдаться.

Этот короткий разговор, казалось, слегка снял напряжение.

— У тебя неприятности? — спросила Тереза, помолчав.

— В общем-то да.

— Из-за женщины?

Андре взглянул на Терезу, удивленный ее проницательностью, но он вовсе не собирался изливать душу перед уличной девкой. Жестом показал, где висит пиджак. Она бросила его Андре и, пока тот искал бумажник, причесалась перед зеркалом в шкафу, не спуская с Андре глаз. Он тоже видел ее в зеркале. Их взгляды встретились. Он протянул ей деньги. Тереза старательно пересчитала их, наморщив лоб, видимо, решила, что достаточно, отперла дверь и молча вышла с пальто в руках.

Андре слышал, как удаляются в сторону лифта и затихают ее шаги. Растянувшись на кровати, положив руки под голову, он чувствовал себя вычеркнутым из жизни и был умерен, что если не сломит сопротивление Элен, то лишится чего-то навсегда.


В воскресенье вечером Элен вернулась из Местре и от Марио, забывшего о своем обещании молчать, узнала о визите Андре. Элен стало страшно. Ужинала она у Марты с Карло, говорила только об Анне-Марии, не упомянув об Андре, и попросила разрешения переночевать, сославшись на усталость. В комнате над кроватью она вновь увидела смутно тревожившую ее картину, на которой человек в полумаске подавал какой-то знак своей спутнице.

Проснувшись, она подумала, что не сможет долго вести с Андре эту недостойную игру в прятки, нужно, ничего не боясь, встретиться с ним и окончательно поговорить.

В понедельник утром — оно было словно пронизано нежным январским солнцем — Элен отправилась на почту и позвонила Андре. Ей пришлось подождать. В кабине пахло клеем и окурками. Она стояла, глядя на полированную деревянную стену с надписями и непристойными рисунками, и среди них — фаллос, похожий на очковую змею с немигающими глазами, нарисованными на дискообразной шее.

— А, это ты! — воскликнул Андре, и от его радостного голоса Элен вздрогнула, точно ее ошпарили кипятком.

— Я прочитала твою записку сказала Элен, — но должна была ехать в Местре…

Вопреки ожиданию Элен, он не упрекнул ее за то, что она не позвонила перед отъездом.

— Я все понимаю, — продолжал он тем же непринужденным тоном, — давай вместе пообедаем. Встретимся в ресторане гостиницы. Здесь вполне прилично, а обеды начинаются с половины первого.

Она отказалась, вспомнив, что в два часа, как обычно, должна быть у мадам Поли, которая живет очень далеко — за церковью Иезуитов, на улице Святой Катерины. Он молчал, и ей показалось, что на другом конце провода ее собеседник вне себя от ярости. Машинально Элен взглянула на свою руку — она так сильно сжала задвижку двери, что побелели суставы.

— Ну, ладно, — сказал он наконец. — Тогда давай договоримся на вечер, в том же месте, ну, скажем, часов в семь?

— Хорошо, — Сказала она, — в семь.

— Ну, дорогая, ты снова становишься умницей.

Она не ответила, потому что ей вдруг стало нечем дышать, и она чуть не потеряла сознание в этой кабине. В висках быстро стучала кровь. Она первая повесила трубку.