— Это уже не в моих силах. Она живет в тени своей занавешенной комнаты и терпит присутствие лишь своих служанок.

— Но я уверена, она не прогонит меня. Если я дорога вам хоть немного, выполните мою просьбу.

Его выражение не изменилось, но он был в замешательстве. Кто надоумил Бьянку на это? Он не мог поверить, что она делает это по собственной инициативе, ведь она всегда выполняла пожелания Елены и старалась никогда не расстраивать ее. Ситуация довольно пикантная: эта девчонка должна быть первой и последней, кто осмеливается вторгаться в его планы. И все же он мог обернуть все в свою пользу.

— Хорошо. Будь по-твоему, но хватит ли тебе выдержки?

Выдержкой Бьянка никогда не отличалась, она старалась как можно скорее выйти из неудобной или опасной ситуации.

— Что вы хотите сказать? — спросила она взволнованно.

— Елена, которую ты увидишь, уже не та Елена, которую ты помнишь. Она похудела почти до неузнаваемости, густые волосы потускнели, и ее мучит жуткий кашель. — Он повторял ей слова, которые говорила ему служанка, навещавшая Елену, теперь, когда смерть была уже близко, он требовал ежедневного отчета. Он до сих пор не мог понять, почему он решил сделать ее смерть постепенной и менее болезненной для нее. — Кроме того, она будет недовольна вторжением.

— То, что вы сказали, только усилило мое сострадание, — ответила Бьянка с сочувствием.

Она обхватит Елену руками, поговорит с ней о жизни в Пиете и вернет ее к жизни. Она любила эту женщину, которая всегда была к ней добра. Любовь к Филиппо накладывала на ее совесть большой отпечаток, который она жаждала стереть.

— Значит, когда ты закончишь занятие и пойдешь пить горячий шоколад, попроси позволения сестры Джаккомины пойти со мной к Елене, но ее я не смогу взять с собой. Это будет слишком.

Бьянка кивнула:

— Она все поймет.

— Ты мужественная девушка. Я горжусь тем, что знаю тебя.

Уходя, он улыбался. Его всегда забавляла реакция Бьянки на подобные слова в ее адрес. Быть свидетелем столь странного смущения было подобно невольному визиту в закрытый монастырь, такой отличный от искушенного и циничного мира, в котором вращался он. Неудивительно, что мужчины влюблялись в один только вид монастырских девушек. Сопротивляться этой ауре нетронутой девственности, смешанной с юностью и красотой, невозможно.

Поднимаясь наверх, он думал, как будет замечательно избавиться от этих двух женщин, Минервы и Джованны, что возились в покоях Елены на протяжении этих долгих недель. Он нанял их через своих самых надежных агентов, которые нашли их в борделе. Ни одна из них не любила мужчин, но они очень дорожили друг другом, и быть вместе неделями в роскоши им казалось осуществлением их самой заветной мечты, даже если одной из них суждено никогда не выйти из этой комнаты. В качестве поощрения в конце задания им пообещали дать во владение собственный дом терпимости. Разговоры о том, как они поступят с обещанным им добром, помогали им коротать бесконечные часы скуки.

Но Филиппо не намеревался зависеть от их молчания. Когда он вернет свою жену из розовой мраморной комнаты обратно в ее кровать, они уйдут так же, как и пришли.

Для того чтобы увезти их, будет готово судно, и они больше никогда не ступят на эту землю. Когда женщина, приносящая вести от Елены, сделает свой последний отчет, она и ее муж, что привозил ее на гондоле на ночные вылазки, будут отосланы далеко-далеко людьми Селано.

Отворив смежную дверь, Филиппо обнаружил золотоволосую Минерву и ее служанку Джованну играющими в карты при свете свечей в темной комнате. Обе женщины привстали с кресел и поклонились в знак уважения.

— Я приду к вам с посетителем, — сказал он Минерве.

— Но вы сказали, что, кроме докторов, больше никого не будет, — запротестовала та.

Она не замечала, как летит время, когда они проводили его в этой комнате, была слишком ленива для этого, но пугалась каждый раз, как ей приходилось появляться на публике. Когда детская ручка схватилась за нее перед базиликой, она так запаниковала, что едва не надавала надоедливому ребенку по щекам. С докторами дела обстояли куда лучше, они были всего лишь глупыми самоуверенными людишками, и ее невнятное бормотание и взгляды в пустоту принимали за чистую монету.

— Кого вы собираетесь привести? Если это доктора, я не против.

— Меня не интересует твое мнение, — ответил он. — Ты должна быть готова принять посетителя через час.

Джованна, что была порасторопнее, снова поклонилась.

— Что мы должны сделать, синьор? Вы можете положиться на нас.

— Для начала уберите шкатулку с конфетами и откройте окна.

Он осмотрел неприбранную комнату с явным отвращением. Когда здесь жила Елена, в комнате пахло духами, но теперь здесь стоял удушливый запах этих женщин, которым было лень даже принять ванну, не то что проветрить комнату. Он с облегчением оставил их, закрыв нос платком. Он переделает комнату полностью сразу же после похорон, может быть, для новой хозяйки.

Бьянка закончила заниматься и успела выпить с сестрой Джаккоминой горячего шоколада, прежде чем Филиппо вернулся за ней. Монахиня взволнованно настаивала на том, чтобы ее немедленно позвали, если вдруг Елена захочет ее видеть.

— Мы тут же пошлем слугу за вами, — пообещал Филиппо, уже обхватив Бьянку за локоть, чтобы вывести из комнаты.

— Вы предупредили Елену о моем визите? — спросила Бьянка, когда они вышли из библиотеки.

— Нет. Я не хотел услышать от нее очередной отказ. — Он улыбнулся ей. — Я уверен, у нас все получится. Твое решительное желание увидеть ее преодолеет любые преграды. Возможно, я ошибался, так беспрекословно слушая советы докторов. Что касается Елены, пациент себе не врач, она не может знать, что для нее будет лучше.

Бьянка смотрела на него сияющими глазами.

— Я полна надежды! Если я помогу Елене пойти на поправку, я все же останусь в неоплатном долгу перед ее добротой.

— Что за милое создание, — сказал он. — Если бы ты только могла одарить мою жену тем светом, что одариваешь меня.

Они пришли к двери покоев Елены, и он тут же постучал. Бьянка заметила, что служанка, которая должна узнать хозяина по стуку, все же спросила, кто пришел. Когда он ответил, и их впустили, он пропустил Бьянку вперед. Служанка выглядела немного удивленной, когда поняла, что Филиппо не один.

— Уведомлять о визите необязательно, Джованна, — сказал он. — Ты сможешь вернуться к больной сразу же после того, как мы уйдем.

— Да, синьор.

Женщина, прежде чем уйти, подошла к двери спальни и открыла ее, чтобы пропустить синьора с посетительницей. И снова Филиппо пропустил Бьянку вперед.

Когда они вошли из света во мрачную занавешенную комнату, трудно было разглядеть что-либо, но постепенно предметы стали вырисовываться. Небольшая возвышенность говорила о том, где лежит Елена. Бьянка, переполненная радостью, что наконец может обратиться к своей подруге, медленно подошла к изголовью кровати. Она решила, что если будет двигаться слишком быстро, то может напугать Елену. Набравшись смелости, Бьянка бросила беглый взгляд через плечо на Филиппо и увидела, что он все еще стоит на своем месте возле двери. Она улыбнулась, и он воодушевленно кивнул ей.

— Елена, — позвала она мягко.

В кровати послышалось движение, лежащая в ней женщина услышала присутствие незнакомки. Бьянка снова произнесла имя Елены, она понимала, что даже сквозь толстый полог кровати больная слышит ее.

Филиппо решил поддержать Бьянку.

— Один близкий человек пришел навестить тебя, Елена, — сказал он.

— Это я, Бьянка из Пиеты. Твоя крестница.

Бьянка тихо запела старую песенку про Коломбину, которую они с Еленой и Мариеттой так часто раньше пели.

— Танцуй, Коломбина, танцуй! Посмотри, как Арлекин…

Неприятный слуху вопль донесся из-за полога, оборвав песенку, и существо, что находилось в кровати, поднялось. Показалось бледное мерцание лица, обрамленное длинными запутанными локонами все еще золотистых волос. От неожиданности Бьянка невольно вскрикнула, прижав руки к щекам, и тут услышала, как Елена произносит невероятные, самые что ни на есть жестокие слова:

— Убирайся! Я всегда ненавидела тебя!

Бьянка развернулась и бросилась бежать. Филиппо схватил ее и вывел через входной коридор. Она не желала ни видеть, ни слышать, куда ее ведут, пока они не оказались в другой комнате, где было тихо. Он прижал ее к своей груди и повторял:

— Шш, моя маленькая лебедь, моя любовь, моя радость. Успокойся.

Из-за всхлипываний она не могла как следует вздохнуть, казалось, она вот-вот задохнется. Она вцепилась в него, ее сердце было разбито. Увидеть то, во что превратилась Елена, было выше ее сил, и неистовый крик вырывался из нее.

Филиппо все продолжал успокаивать ее.

— Болезнь Елены негативно отразилась на ее мышлении. Это было неизбежно. Теперь ты знаешь секрет, что я скрываю от всех. Я надеялся, что ты все-таки сможешь вернуть ее к реальности.

— Но ведь так оно и вышло! — Она все еще содрогалась от рыданий. — Вы же слышали, что она сказала.

Он опустил голову к ее заплаканному лицу.

— Она не понимает, что говорит. Ты не должна забывать об этом.

Он нежно поцеловал ее дрожащие губы. Она закрыла глаза. В его надежных руках она чувствовала себя в безопасности, будто попала на небеса, где царят мир и покой. Слезы не прекращались, хотя он пытался остановить их, целуя ее веки. Его губы перемещались от виска к щекам, ушам, шее. Он расстегнул ее монашескую вуаль, и она поняла, что та опустилась на пол, когда он стал гладить ее волосы. До чего же сладкими были его губы!

Шок перерос в состояние, подобное трансу, она не хотела терять это ощущение, потому что все было нежно, чувственно, она не скрывала своего блаженства. Вернуться из этого прекрасного чувства значило вспомнить, что он уродливый, полный переживаний и разочарований. Платье было расшнуровано, и она запрокинула голову и выгнула спину от удовольствия, которое доставляли ей его руки и поцелуи.