На рассвете Елена лежала, кормя грудью дочь, которую она назвала в честь своей матери Элизабеттой, с любовной неясностью гладя темный пушок на голове ребенка. Адрианна, которая вместе с сестрой Джаккоминой ухаживала за двумя подругами всю ночь, выглядела очень уставшей.

— Как Мариетта? — спросила Елена.

— Она безутешна, — печально ответила Адрианна. — Если бы она не видела ребенка, было бы легче. Я боюсь за нее. Я видела, как плохо чувствовали себя женщины, когда теряли ребенка в родах.

— Она хотя бы спала?

— Она задремала ненадолго ночью. Остальное время она либо рыдала, либо лежала молча, как лежит сейчас, глядя на потолок и плача.

— Когда я смогу пойти к ней?

— Подожди немного. — Адрианна помедлила. — Не бери Элизабетту с собой. Это может оказаться ударом по ране.

Елена не ответила, но приняла решение в ночные часы. Когда Адрианна спустилась вниз, чтобы присоединиться к сестре Джаккомине, готовившей завтрак, Елена поцеловала своего ребенка.

— Я надеялась побыть с тобой немного дольше, — прошептала она, — но тебя будут любить и заботиться о тебе.

Встав с постели, она босиком пошла в соседнюю комнату. Мариетта зашевелилась и посмотрела на ребенка в руках Елены.

— Ты принесла Элизабетту повидаться со мной. Я спрашивала о ней и слышала, что она замечательная малышка.

— Я сделаю больше, — сказала Елена, подходя к кровати. — Я отдаю ее тебе.

Она положила свою дочь Мариетте в руки. Элизабетта как будто почувствовала, что какое-то огромное изменение произошло в ее судьбе, она открыла глаза и, казалось, поглядела на свою приемную мать. Лицо Мариетты стало похоже на лицо Мадонны, наполнившись нежностью и любовью, когда она посмотрела вниз на бесценный дар, который получила. Ее опустевшая со смертью собственного ребенка душа наполнилась теплом. Как будто его дух вернулся, чтобы обосноваться в ее сердце и успокоить ее, позволяя ей всегда любить его.

— Но ты сказала, что она должна отправиться в Пиету, — произнесла она дрожащим голосом.

— С тобой Элизабетта получит гораздо больше, чем в любом другом месте.

Это было их личным делом, и до сих пор ни одна, ни другая не подумала о Доменико. Когда Адрианна поднялась наверх с подносом, на котором стоял завтрак, она остановилась на пороге комнаты потрясенная, увидев, что Мариетта держит младенца у своей груди, а Елена сидит, наблюдая за ними преданным взглядом. Никакого объяснения не было нужно. Расстроенная, Адрианна подошла к кровати.

— Что вы наделали? — закричала она, потом обратилась к Мариетте: — А как насчет твоего мужа? Он никогда не примет ребенка с кровью Селано в жилах.

Мариетта прижала к себе ребенка, как бы защищая его.

— Доменико получит своего сына в свое время, но у меня будет этот ребенок, которого я буду любить и о котором буду заботиться, как делала бы Елена. Так как у него есть секреты от меня, я буду хранить свой секрет от него!

Адрианне показалось, что роды не оставили в своем уме ни одну из этих молодых женщин. Мариетта готовила грандиозный обман, а Елена обрекала себя на душевное страдание в течение многих последующих лет. По крайней мере, если бы Элизабетта была в Пиете, Елена могла бы часто навещать ее. Но невозможно было не видеть, что решение, которое они выбрали, было наилучшим для самого ребенка.

Через пять дней Мариетта пошла домой с Элизабеттой в сопровождении Леонардо. В течение тех дней они с Еленой заботились о ребенке вместе. Они договорились о будущих встречах у Адрианны, куда Мариетта будет приносить ребенка. До сих пор они не думали о том времени, когда Элизабетта станет достаточно взрослой, чтобы рассказывать об этих визитах, решая преодолевать это препятствие, когда возникнет необходимость. Елена мужественно поцеловала свою дочь в последний раз, но, как только закрылась дверь за Мариеттой и ребенком, упала в обморок. Она не смела возвращаться домой до тех пор, пока у нее не пропадет молоко, но наконец пришло время, когда ей нужно было ехать в палаццо Селано. Следовало придумать какой-то план, почему они с сестрой Джаккоминой вернулись в Венецию морем. Леонардо организовал выдачу их багажа с таможни и проследил за тем, чтобы его доставка совпала с возвращением Елены домой. Она не разрешила сестре Джаккомине сопровождать ее до дворца, боясь, что Филиппо начнет спрашивать ее. Но, как выяснилось, сам приезд Елены вызвал довольно большую суматоху. Слуги прибежали, чтобы приветствовать ее.

— Где синьор? — спросила она.

— В библиотеке, синьора.

Когда она вошла в большую уставленную книгами комнату, то увидела Филиппо в кресле у одного из окон, ноги покоились на скамеечке, трость с золотым набалдашником стояла рядом.

— Как ты, Филиппо?

Он поднял глаза, а она постаралась не онеметь от изумления при виде его израненного лица. Адрианна предупреждала ее, что говорили, будто он пострадал в дуэли, но она не была готова к глубокому шраму от рапиры через всю левую сторону лица.

— Итак, ты вернулась! Почти вовремя. Ты набрала вес, и это идет тебе. Не тревожься из-за этого. — Он указал на свой шрам. — Я сражался на дуэли с Антонио Торриси, и никто из нас не оказался победителем. Почему ты стоишь так далеко? Неужели моя внешность пугает тебя?

— Нет.

Она полагала, что, несмотря на его ужасный шрам, многие женщины по-прежнему считали его привлекательным. Она прошла вперед, чтобы поцеловать его, как он и ожидал, внутренне испытывая отвращение от того, что снова придется страдать от прикосновения его губ к своим. Когда Она склонилась вниз к нему, он сжал ее голову руками и впился ртом в ее губы. Отпустив ее, он хотел схватить ее за талию, но сморщился от боли, кожа вокруг его губ побелела, и он осторожно опустил руку рядом с собой.

— Эта проклятая дуэль! Если бы только я убил Торриси, это стоило бы того, что я сейчас испытываю. Врачи говорят, что я поправлюсь со временем, но необходимо быть терпеливым, а это никогда не было моей сильной стороной. Я провел много времени, разрабатывая план, как свести счеты с Доменико Торриси в отсутствие его брата. Он должен заплатить! Сполна!

— Что ты запланировал?

— Тебе не стоит об этом беспокоиться, пока еще ничего не решено. На это потребуется время. У тебя есть другие дела, о которых нужно беспокоиться. Теперь ты дома, и мы можем снова развлекаться. Ты также можешь петь и играть для меня. Все станет более приятным теперь, когда ты вернулась во дворец.

— Твоя мать здесь?

— Нет. Она приехала сразу же, чтобы ухаживать за мной после дуэли и бороться за мою жизнь. — Он цинично хмыкнул. — Странно, не так ли, если принять во внимание, что она никогда не любила меня или кого-то из моих братьев и сестер, кроме Марко. Я предполагаю, она почувствовала, что Дом Селано развалится на куски, если пьяный Виталио, или экстравагантный Элвайз, или даже Маурицио с его мозгами и слабым сердцем должен будет стать моим преемником. Что касается Пьетро в монастыре, он последний в ее списке. Между прочим, он был здесь. Ты пропустила встречу с ним.

Она удивилась, вспомнив, что Пьетро намеренно не уведомили о смерти Марко, пока не прошли похороны.

— Почему он был в Венеции?

— Когда казалось, что я умру, Маурицио послал в монастырь в качестве последнего средства спасения, и Пьетро приехал. Он спас мой глаз. Итак, благодаря усилиям моей матери и Пьетро я выжил.

— Смягчилась ли синьора по отношению к нему в результате этого?

— Только не она! Он совершил преступление в ее глазах, появившись на свет, когда она думала, что рожать больше не может. Моя мать никогда никого не прощает. Ты уже должна была бы понять это.

— А Лавиния в порядке?

— Вполне, но думаю, что она очень устала. Моя мать перенесла небольшой приступ, когда отправилась домой, после того как ухаживала за мной, что сделало ее наполовину инвалидом. Лавиния еще больше у нее в услужении, чем когда-либо.

Локоть Филиппо лежал на подлокотнике кресла, и он поднял руку, чтобы взять ее ладонь в свою. Она подала ему руку с неохотой.

— Я не смогу выполнять свои супружеские обязанности, как хотел бы, до тех пор, пока не избавлюсь от боли в ребрах, но ты сможешь доставлять мне удовольствие способами, которым я научил тебя.

Она не почувствовала никакого стыда, но испытала сожаление, что рапира Антонио Торриси не пронзила его сердце.


Когда Элизабетте исполнилось восемь недель, вернулся Доменико. Мариетта пошла на концерт Пиеты с друзьями и, когда вернулась домой, увидела, что он ждет. Ее сердце подпрыгнуло при виде его, похудевшего от долгого путешествия и от этого еще более симпатичного. Но его первые радостные слова напомнили ей о реальной ситуации, и она удержалась от того, чтобы броситься к нему.

— Итак, у меня есть прекрасная дочь, Мариетта!

Когда он поднял ее на руки и поцеловал, она почти простила его за то, что он обманул ее. Но тот факт, что она сравняла счет, не давал ей покоя.

Он никогда не был более нежным и любящим, чем в ту ночь. Заметив легкую перемену в ее манере, он неправильно понял причину, уверяя ее, что он вовсе не разочарован, ведь у него была такая дочь.

— Если нам суждено иметь только дочерей, — сказал он благодарно, — вместо наследника сына все получит Элизабетта и станет главой Дома Торриси, даже если мне придется сражаться за изменение закона, чтобы достичь этого.

Встревоженная его мыслями о таком шаге, она приложила кончики пальцев к его улыбающемуся рту.

— Этого никогда не должно быть! Не думай больше об этом. У нас будут сыновья. Раньше или позже появится наследник Торриси мужского пола!

— Нет нужды расстраиваться, моя любовь. — Он стал очень серьезным, видя ее беспокойство. — Я только хотел освободить твою душу.

Она долго лежала с открытыми глазами, после того как он заснул, все еще продолжая обнимать ее. Даже если бы она хотела рассказать ему правду, это было невозможно, потому что она была связана молчанием Елены. Любой ценой она должна родить сына, и поскорее. Позволить Элизабетте — Селано — унаследовать все, что сохранял Доменико, было бы огромным предательством.