— Хочу вам сообщить, что Доменико болел, но теперь он уже полностью оправился от болезни.

Она не стала докучать ему вопросами, которые рвались из нее.

— Пожалуйста, расскажите, как все было.

Себастьяно передал ей все, что ему довелось узнать. Врач, для которого не было ни заключенных, ни предателей, ни опасных преступников, а лишь больные, сумел настоять на том, чтобы Доменико немедленно перевели в камеру с лучшими условиями и оставляли там, пока опасность не минует. Но лечение на том не кончилось. Врач проявил себя человеком, для которого врачебный долг был превыше всего, и стал требовать, чтобы для Доменико Торризи восстановили полностью все его прежние права и никогда больше, учитывая состояние его физического здоровья, не возвращали назад в застенки «колодца». Это, в общем и целом, встретило понимание, хотя из соображений безопасности его переводить назад под крышу Дворца дожей также не собирались.

— А что же решили относительно писем? — с жадностью спросила Мариэтта.

Себастьяно лишь с сожалением покачал головой.

— Право получать письма, а также писать их до сих пор ему не предоставлено.

Мариэтта с большим разочарованием услышала это. Она по-прежнему продолжала передавать для Доменико корзины с продуктами в тюрьму, включая и те вина, которые он больше всего любил. Так прошел год за ним второй и уже наступал третий.

В канун Нового года карнавал обычно достигал своего пика, и Мариэтта засиживалась в магазинчике до самого утра. Когда колокольный звон и веселье возвестили о наступлении нового, 1794 года, она впервые с тех пор, как Доменико заключили в тюрьму, вдруг серьезно задумалась о том, как много времени уже прошло. Оставив лавку на попечение продавцов, она поднялась наверх взглянуть, не разбудил ли Елизавету треск новогоднего фейерверка, но девочка мирно спала.

Мариэтта подошла к окну спальни, и, раздвинув портьеры, стала смотреть на разноцветные ракеты, прочертившие небо над переулком. Она подумала, что сейчас, может быть, и Доменико видит их, и при этой мысли ее сердце забилось сильнее. Может быть, этот Новый год станет действительно новым в их судьбах и принесет с собой его освобождение? К сожалению, наихудшие прогнозы Доменико оправдывались — нынешний дож Венеции оказался слабым человеком, не лидером. Его ничего не стоило переубедить любому авантюристу, что касалось того, чтобы прислушаться к предостережениям наиболее прозорливых и умных лидеров оппозиции, на это у него не хватало решительности. Зато говорили, что он плакал от отчаяния, узнав об оценках его как лидера. Мариэтта считала, что надежды на улучшение в перспективе не было, да и быть не могло, но продолжала страстно верить в то, что все в конце концов как-то изменится, и не сдавалась. Даже самый бесцветный дож способен всерьез воспринять доказательства невиновности человека, если таковые ему представить.

ГЛАВА 13

Каждый раз по пути в Оспедале Мариэтта проходила мимо белых стен и арок здания тюрьмы. Уже пять лет миновало с тех пор, как они были разлучены с Доменико, и каждый раз ее вера в лучшее подвергалась жестокому испытанию, стоило ей оказаться вблизи этих застенков. Она имела обыкновение немного передохнуть на мосту Палья, где, оперевшись на каменную балюстраду, печально и в то же время жадно вглядывалась в мост, расположенный напротив и олицетворявший для нее все несчастья мирские, соединявшие такие, казалось, плохо соединимые вещи, как Дворец дожей и «колодец». Она постоянно пыталась представить себе тот день, когда Доменико провели через этот мост. Если бы только она знала, когда это должно было произойти, она обязательно бы ждала здесь, на этом же самом месте день и ночь, чтобы он смог ее увидеть, и она непременно заметила бы его мелькнувшую в изукрашенном каменной резьбой проеме моста руку, махнувшую ей в знак того, что он видит ее.