Мариэтта, повинуясь монахине, при входе в лавку открыла лицо. Здесь, наверное, каждый дюйм занимали маски. Неподалеку стоял сам Леонардо, приветственно раскинув руки.

— Добро пожаловать ко мне в магазин! — громко объявил он, широко улыбаясь и всем по очереди целуя руки. Сестре Джаккомине это, должно быть, понравилось и вызвало грустные воспоминания о давних временах. Как и сестра Сильвия, она происходила из дворянской семьи, но обстоятельства сложились так, что она предпочла надеть сутану и спрятать лицо под покрывалом, отказавшись стать женой и матерью, чего ей тогда страстно хотелось. Теперь ее увлечением стали древние книги, а отдохновение она находила в кулинарии. Бросив взгляд на выставленные в витрине кофейни «У Флориана» пирожные, монахиня вздохнула, в тайне надеясь, что у хозяина лавки масок угощение будет не хуже.

— Вам кто-нибудь помогает в магазине, синьор Савони? — поинтересовалась сестра Сильвия.

— Да, у меня есть продавцы, но сейчас они в мастерской, упаковывают товары. Я специально-направил их туда после обеда, потому что ждал вас, а магазин на время вашего визита распорядился закрыть. Не желаю, чтобы меня отвлекали, когда у меня гости. Сейчас запру все двери.

Лавка оказалась до предела забитой всевозможными экзотическими изделиями, и тучное тело хозяина с трудом протиснулось позади сестры Джаккомины. Мариэтта тактично предложила свою помощь, после чего стала во все глаза смотреть на выставленные товары. Как счастливы были бы они с матерью, гели бы им в свое время удалось заиметь такой магазинчик, окажись судьба к ним благосклоннее.

Леонардо оживленно болтал с Адрианной и с монахинями, затем отступил в сторону, пригласив их войти через занавешенную дверь в форме арки в мастерскую, примыкавшую к лавке. Мариэтта дождалась, пока они пройдут и, улучшив момент, вытащила коробку с маской из-под плаща и вручила хозяину.

— Вы создали такую редкостную вещь, — прошептала она. Это самая красивая из всех масок, которые мне приходилось видеть.

Он поспешно поблагодарил ее и спрятал шкатулку от глаз подальше в выдвижной ящик стола.

Когда Мариэтта вошла в помещение мастерской, ей в нос ударил запах детства, до боли знакомый аромат красок, воска, тканей. За одним из столов сидел работник, занятый изготовлением формы для маски. Его пальцы сосредоточенно мяли глину. За другим столом четыре женщины занимались изготовлением масок из папье-маше, используя уже отлитую форму, они слой за слоем наносили на нее размоченную бумагу. Подмастерье погружал заготовки холстины в растопленный воск для пропитки. Мариэтта и Адрианна умудрились переброситься словом с каждым из работников, и не прошло и нескольких минут, как они уже знали всех по именам. Сестра Джаккомина, словно ребенок, радовалась всему и делала вид, что не слышит сестры Сильвии, которая теребила ее за рукав, зловещим шепотом напоминая, что и сам карнавал, и все с ним связанное — не больше и не меньше как козни дьявола.

Мариэтта поинтересовалась у Леонардо, есть ли у них надомники, и он сообщил, что таких несколько, но из ее родной деревни, к сожалению, ни одного. Когда монахини отошли достаточно далеко, чтобы не услышать их разговора, поведала ему обо всех обстоятельствах, связанных с позолоченной маской. Ей не хотелось, чтобы надзирательницы заподозрили, что ее интересовала не столько сама маска, сколько ее владелец.

— У меня есть основания предполагать, — сказала она, — что я уже видела золотую маску, которую сейчас носит сеньор Доменико Торризи, в мастерской матери.

— Глава дома Торризи? — недоверчиво переспросил Леонардо. — Не может быть, чтобы речь шла об одной и той же маске. Все маски я делал для него сам, и не помню, чтобы такая проходила через мои руки.

— Значит, я ошиблась, — разочарованно ответила Мариэтта.

— Подождите, подождите! — Леонардо поднял вверх палец. — Когда, говорите, делали эту маску?

— В конце лета 1775 года.

— Где-то в это время меня свалила лихорадка, одна из тех неприятных хвороб, которые, как говорят, набрасывается на город с чужих кораблей. Так вот, тогда и пришел заказ от Торризи. Самый опытный из моих работников заболел одновременно со мной, а я боялся доверить такую ответственную и сложную работу кому попало, и поэтому решил поискать кого-нибудь, кто сделал бы ее как следует.

— И кто же это был?

— Ваш тогдашний наниматель, синьор Карпинелли.

— Стало быть, это та самая маска.

— Очень даже возможно. — С этими словами Леонардо Савони открыл шкаф, где на одной из полок стояли старые регистрационные книги. Найдя нужную, он открыл ее, и его палец заскользил вниз по списку. — Вот! «Отлить и позолотить одну маску по отпечатку лица синьора Доминико Торризи». Работа выполнялась в мастерской Карпинелли.

— Значит, я не ошиблась?

С озадаченным видом он закрыл книгу.

— Странно, что вы умудрились запомнить эту маску. Наверное, она оказалась последней, над которой вам тогда пришлось работать.

— Скорее всего, именно поэтому, — предпочла согласиться Мариэтта. Не могла же она выложить истинные причины ее интереса к этой вещи.

Когда обход мастерской и магазина был закончен, синьор Леонардо Савони пригласил гостей в кабинет, где специально приглашенный официант из кофейни «У Флориана» выставил на мраморном столике угощение: тарелки с засахаренными фруктами, кексами, тут же возвышался дымящийся чайник с горячим шоколадом и чашки из тончайшего китайского фарфора. Когда все уселись, Леонардо с удовольствием наблюдал, как его Адрианна разливает всем шоколад. Сегодня радость на его лице была такой же неподдельной, как и тогда, на приеме, посвященном их помолвке. Это очень тронуло Мариэтту, которая уже по-другому воспринимала будущий союз синьора Савони и своей старшей приятельницы. Девушка от души надеялась, что однажды Леонардо станет для нее таким же близким человеком, как и Адрианна.

После угощения беседа продолжилась, и Мариэтта попросила у хозяина разрешения еще раз зайти в лавку и посмотреть маски. Монахини не возражали, их больше интересовали лакомства, а Леонардо уселся рядом со своей возлюбленной в освободившееся кресло Мариэтты.

В магазине девушка, разумеется, не стала закрывать лицо и могла примерять любую маску. Она чувствовала себя так, будто снова очутилась в мастерской матери: все та же атмосфера таинственности, загадочности, непередаваемой многоликости и переменчивости карнавала царила здесь.

Ее внимание привлекла очень забавная маска оливково-зеленого цвета, и, приставив ее к лицу, она посмотрелась в висевшее здесь же зеркало. Маска очень напоминала лицо Бригеллы, веселого, бесшабашного слуги своего господина, готового услужить хозяину в любом замышляемом им непотребстве или обмане. Маска явно не подходила для девушки из Оспедале, и если бы монахини вздумали заглянуть сюда, то пришли бы в ужас.

Мариэтта отложила в сторону маску Бригеллы, заменив другой, еще одного карнавального персонажа — адвоката, эдакого толстяка-всезнайку с мясистым носом.

Стоя у зеркала, девушка от души смеялась, и не сразу заметила, что за ней наблюдали, но потом внезапно поняла, что с улицы, где сгущались сумерки ненастного снежного дня, она могла смотреться, как на сцене, освещенная ярким светом люстры. Но с другой стороны, кому вздумается глазеть на нее в такую непогодь и холод? Она медленно повернула голову и посмотрела в окно.

На нее во все глаза глядел какой-то молодой человек. Увидев, что замечен, юноша улыбнулся.

Сначала это смутило Мариэтту, но потом чувство юмора взяло верх. Он явно понял комизм ситуации и разделял ее чувства. Ни на минуту не сомневаясь в том, что дверь в лавку надежно заперта, а сестра Джаккомина вряд ли откажется от лишнего кусочка лакомства и не станет следить, что она делает, девушка решила продолжить игру: надев маску «моретта» и ухватив зубами пуговицу, пришитую там, где на маске располагался рот, она опустила вниз руки, будто хотела убедить своего неожиданного зрителя в том, что маска держится на лице вследствие какого-то ухищрения фокусника, и сразу же услышала аплодисменты. Стоя перед витриной, молодой человек изо всех сил хлопал в ладоши. Он рукоплескал ей и тогда, когда она, взяв за позолоченную ручку какую-то полумаску, на пару секунд приставила ее к лицу. Но когда Мариэтте вздумалось примерить маску Пульчинеллы с ее клоунским крючковатым носом, она заметила, как молодой человек с недовольной гримасой отрицательно покачал головой и снова улыбнулся.

Сменив эту маску на простую, из папье-маше, делавшую ее похожей на Коломбину — это была всего лишь полумаска, едва прикрывавшая нос, — Мариэтта завязала тесемки на затылке. Но, отвернувшись от зеркала и взглянув в витрину, девушка никого не увидела. Ее разочарование мгновенно сменилось страхом, когда дверь лавочки вдруг отворилась и на пороге появился зритель. Войдя, молодой человек поспешно закрыл за собой дверь, чтобы не напустить холода. Мариэтта слишком поздно поняла свою оплошность: видимо, когда она запирала дверь, не сумела справиться с задвижкой, и та осталась незапертой.

— Добрый день, мадемуазель. Вы говорите по-французски? — спросил он. Видимо, французский был его родным языком.

— Ровно столько, сколько нужно, чтобы понимать, о чем я пою, и не наделать ошибок в произношении, — ответила она на том же языке. — Но ни о какой беглости говорить не приходится.

— Ну, ну, так уж и ни о какой. Вы говорите лучше всех, кого мне приходилось здесь слышать, — похвалил он. — Хорошо, что мои друзья-итальянцы хоть немного меня понимают. Говорить они и вовсе не могут, но с грехом пополам мы все же объясняемся. Мне понравилось, как вы демонстрировали маски.

— Я и не думала их демонстрировать и не подозревала, что за окном может оказаться зритель. — Усмехнувшись, Мариэтта сняла маску Коломбины и положила ее обратно на полку. Теперь ей следовало позвать Леонардо, а самой чинно удалиться под надзор монахинь, но неожиданная встреча заинтриговала девушку, и ей не хотелось просто так оборвать ее. Ей показалось, что присутствие гостя преобразило всю лавку буквально на глазах. Незнакомец выделялся классическим типом красоты — тонкий прямой нос, широкоскулое лицо, сильный подбородок, нежно-оливковая кожа, темные и веселые глаза с длинными ресницами, такими же темными, как и волосы, на которых не было и следа пудры.