— Ох, Рейнер! — шептала она, дрожа как осиновый лист. — Какой страшный сон!

— Ты помнишь?.. Раздался стук в дверь.

— Что случилось, милорд? — спросил один из монахов.

— Нет, ничего. Моей жене приснился плохой сон, — ответил Рейнер и вновь повернулся к Алуетт. — Прости, Рейнер, но, пока ты говорил с монахом, я почти все забыла. Помню только, там был кто-то злой, он меня схватил… И там, во сне, я не была слепой. Значит, это было до моей болезни…

Вдруг она вскочила.

— Рейнер! Это было чудо! Я только что поняла. Всего одно мгновение, когда я проснулась, я видела.. Теперь я помню… я видела твое плечо. Ты обнимал меня, а потом постучал монах, и все опять стало черным. Господи, я видела! Как бы мне хотелось посмотреть на тебя! Будет ли это когда-нибудь?

Слезы закапали ему на грудь, и он дал ей выплакаться, не выпуская из своих объятий, пока она совсем не успокоилась.

Но сам он не мог спать. Ему было о чем подумать. Что же это за сон? Неужели она увидала то, из-за чего когда-то потеряла уважение к себе? И что это? Выдумка или несчастье, случившееся с ней взаправду? А если несчастье, то кто виноват в нем? Кто это чудовище, поселившееся у нее в душе? Неужели она действительно видела его плечо? Неужели возможно, чтобы зрение вернулось к ней? А может, между ее слепотой и страшным сном есть связь?

На рассвете они покинули монастырь. День обещал быть теплым и солнечным. Рейнер решил поторопиться с возвращением в Мессину.

Алуетт разбудил оруженосец Рейнера, помогавший ему одеться. Сначала она, краснея и боясь взглядов Томаса, скользнула было подальше под одеяло, но потом стала уговаривать себя, что надо приучаться не обращать ни на кого внимание, уж коли она решила быть любовницей Рейнера.

Ожидая, когда придет Инноценция, чтобы помочь и ей одеться, она молчала. Потом Томас ушел, и Рейнер принялся за хлеб, запивая его разбавленным вином. Ломбардка все не приходила, и Алуетт чувствовала, что теряет последние остатки смелости. Что надо сказать утром мужчине, сделавшему из девушки женщину?

— Вы… Вы хорошо спали, милорд? — спросила она наконец.

— Боже, какая учтивость! После такой-то ночи! — поддразнил он ее, поворачиваясь и гладя ее по щеке. — Лучше скажите: «Любимый». Я хорошо спал, — солгал он, — потому что вы были рядом. — У них еще будет время обсудить ее ночной кошмар. — Алуетт, как вы прелестны утром! — воскликнул он и поцеловал ее в лоб, как раз когда в комнату вошла Инноценция.

Рейнер оставил их вдвоем, а сам отправился приглядеть за приготовлениями Томаса.

— Доброе утро, миледи, — сказала бывшая послушница, внимательно оглядывая смятые простыни и раскрасневшиеся щеки своей хозяйки. — Вы здоровы?

— О да! Ах, Инноценция, я так его люблю! Он очень добр ко мне, — вздохнула она, вспомнив, как Рейнер утешал ее ночью.

— Он хороший человек. И его оруженосец, Томас, тоже очень хороший. Он заплатил монаху, чтобы тот принес кадку горячей воды, и я помылась.

Алуетт улыбнулась, подумав, что Томас сделал это скорее для себя самого, ведь теперь находиться рядом с ломбардной стало гораздо приятнее.

Хорошо бы было приодеться для Рейнера, но те несколько платьев, которые она когда-то взяла с собой в Палермо, мало годились для этой цели. Тогда она была в плохом настроении, и ей не хотелось украшать себя, да и в монастыре ей бы этого не позволили. Ничего. Они пробудут в пути еще несколько дней, и хорошо, что у нее есть с собой теплые вещи. Алуетт не забыла почистить зубы и надушить за ушами и в ямке на шее прежде, чем надеть чистейший плат. На поросшем травой холме, с которого хорошо был виден весь Палермо, Инноценция, ехавшая на муле, попросила придержать коней, чтобы она могла в последний раз поглядеть на купола собора святого Иоанна и на монастырь, где провела целых полгода.

— Не жалеешь? — спросила Алуетт. — Я уверена, что мать-настоятельница с удовольствием примет тебя обратно, если…

— Нет, я не хочу! — ответила Инноценция с такой торопливостью, что Рейнер и Алуетт рассмеялись.

Рейнер заметил, как Инноценция поглядывает на его оруженосца, и подумал, что с девушкой еще хлопот не оберешься.

Потом их настиг Фулк де Лангр. Он был в отвратительном настроении, потому что скакал всю ночь, а когда постучался в двери монастыря, аббатиса сказала ему, что он опоздал. Фулк бросился на постоялый двор, но там тоже никого не было. Тогда он решил, что они отправились в ближайший городок, хотя в этом случае он должен был встретить их по дороге, но он все же помчался туда — и напрасно. Ему пришлось вновь пришпорить коня и вернуться в Палермо. Не может быть, чтобы старуха обманула его, когда сказала, что Алуетт уехала и еще злобно прибавила:

— Желаю, чтобы упрямая девчонка доставила вам больше радости, чем мне.

Если она солгала, он по камешку разнесет ее монастырь.

Алуетт слышала конский топот позади, скрип кожи, бряцанье, но не придавала этому значения, пока Рейнер не сказал: — Это Фулк. Том, помоги леди Алуетт сойти с коня и уведи ее подальше.

Через несколько минут появился Фулк де Лангр.

— Доброе утро, кузен, — учтиво приветствовал его Рейнер.

— Приготовься к смерти, — прорычал в ответ, вытаскивая меч, Фулк.

— Это за что же? — изображая невинность, спросил Рейнер, но меч на всякий случай вытащил.

— За то, что ты увез леди Алуетт де Шеневи из монастыря и обесчестил ее, — сверкая черными глазами, ответил Фулк.

— Боюсь, вас ввели в заблуждение, — не меняя тона, проговорил Рейнер, хотя лицо у него посуровело. — В монастыре леди Алуетт держали против ее воли. Что же до второй части вашего обвинения, то оно и вовсе бессмысленно. Я беру леди Алуетт в жены. Она согласна, а я просто мечтаю об этом.

— Лжешь, грязный пес!

— Нет, Фулк! Послушайте! — крикнула Алуетт, стоявшая поодаль с Томасом и Инноценцией. — Сэр Рейнер сказал правду. Я его люблю и по своей воле покинула монастырь.

О свадьбе она еще успеет поговорить с Рейнером, а теперь ей надо во что бы то ни стало предотвратить поединок.

— Предлагаю отложить драку по крайней мере до тех пор, пока ваш конь не отдохнет. — Благоразумие Рейнера могло кого угодно свести сума. — Он совсем выдохся. Я готов встретиться с вами, где и когда пожелаете. Почему бы не в Мессине? И пусть король Ричард и король Филипп рассудят, кто из нас прав.

Фулк не смел помешать Рейнеру возвратиться ко двору. Он не дал бы за свою жизнь и су, если бы стало известно, что Филипп незаконно держал свою сестру в монастыре и к тому же что она вступила в открытую связь с рыцарем Ричарда. Но как же он страстно желал ее. По припухшим губам и теням под глазами Фулк понял, что опоздал. Она спала с проклятым англичанином! Чертова сука! Она еще пожалеет об этом. Все равно не миновать ей его постели….

— Ну нет, я убью тебя сейчас и здесь, де Уинслейд. Будем драться без коней.

И он соскочил с измученного коня.

— Как угодно. Но вы тоже выглядите не лучшим образом. Не хотите ли отдохнуть немного? А то еще скажут, будто я воспользовался какими-то преимуществами, кузен Фулк.

Он тоже спешился и отдал поводья Томасу. Как и следовало ожидать, холодное благоразумие Рейнера привело Фулка в бешенство.

— En garde, де Уинслейд!

Алуетт едва не теряла сознание, прислушиваясь к лязгу мечей, крикам и тяжелому дыханию рыцарей. Еще никогда она так не жалела о своей слепоте, как теперь, несмотря на то, что Томас старался ей все рассказать. Однако рыцари двигались так быстро, что он не поспевал за ними.

— Фулк атакует… Милорд легко парирует его удары. Он потерялся…

— Кто? — закричала Алуетт, думая, что один из рыцарей уже повержен. Однако лязг мечей успокоил ее, и она поняла, что Томас хотел ей рассказать о чьем-то ложном выпаде.

— Милорд Рейнер, леди Алуетт! Он теснит Фулка, делает вид, что хочет ударить в одно место, а бьет совсем в другое.

От беспомощности Алуетт не знала, куда деваться и что думать. Она не сомневалась, что Фулк решил убить Рейнера. А что будет с ней, если Рейнера не станет? Нет, без него она жить не будет! Неожиданно он услыхала яростный вопль.

— Он ранен, миледи! — Кто ранен? — от страха у нее закружилась голова.

— Фулк ранен! Милорд ранил его в левую руку. Но он все равно дерется…

Однако и усталость, и боль в руке не могли не сказаться. Фулк пожалел, что не поймал Рейнера на слове и не дал себе часок отдохнуть. Рейнер бы не отказался от своих слов… Теперь слишком поздно. Надо идти до конца, что бы там ни было.

— Сэр Рейнер атакует! Он жмет Фулка! Опять ранил его! Он упал! Фулк упал! — восторженно заорал Томас и побежал к своему хозяину.

Рейнер ранил Фулка в правый бок, но хотя рана сильно кровила, она не была смертельной. Фулк потерял шлем, лежал на земле и смотрел вверх ненавидящими глазами. Рейнер имел полное право добить его, и Фулк не задумался бы сделать это, будь он на его месте, он бы и «Отче наш…» не дал ему сказать. Рейнер понимал это не хуже самого Фулка.

— Убейте меня и покончим с нашим раздором, кузен, — с трудом выдавил из себя Фулк. Лицо его было искажено от боли.

— Нет, не могу. Ведь мы все-таки родственники. Могли бы быть друзьями.

— Мы желаем одну женщину и никогда не будем друзьями.

Теперь Рейнер точно знал то, о чем лишь подозревал раньше. Всего на одно мгновение он позволил гневу овладеть собой, но быстро спохватился и приказал Томасу:

— Пойди в монастырь и приведи братьев. Пусть они заберут этого негодяя. И догоняй нас. — Потом он опять повернулся к кузену. — Если ваши раны и ваша подлость не доконают вас, кузен, надеюсь, вы обратите ваш меч против сарацин.

Почти теряя сознание, Фулк все же видел, как Рейнер обнял Алуетт, посадил ее на коня и ускакал вместе с ней и ее служанкой. «Я проиграл, — подумал он. — Филиппу Французскому лучше не показываться на глаза. Но Алуетт все равно будет моей. Даже если мне придется пойти на сговор с самим Саладином. Алуетт де Шеневи будет моей»