Улица была пустынна. Паоло стоял долго, пялился пристально, рассматривая каждый наличник, каждую башенку. Неужели и впрямь по этим ступеням будет ступать когда-то легкая нога Ксении? Вдруг раздался топот ног по деревянному уличному настилу. Когда вниз бежишь, каждое бревнышко на свой лад поет. Затопали ноги, а потом раздался крик: «Вон он!»

У Паоло не было сомнения, что крик относится именно к нему. Какому жениху понравится, что соперник нагло явился к его хоромам и стоит столбом? Поэтому он побежал сразу и быстро, однако успел приметить: в алой высокой шапке, наверное, жених, а двое других – слуги. Тот, кто сипло орет, – на возрасте. Тяжко ему с брюхом-то бежать. Паоло как в воду смотрел, сиплый поскользнулся на обледенелых бревнах и упал с жуткой руганью. Товарищи стали подсоблять ему подняться, замешкались. Это Паоло и спасло.

Он бежал к Лубянке. На торгу меж срубов легко спрятаться. Он мчался что было духу, но преследователи знали свое дело, бежали шаг в шаг. Оглядываться не было сил. Забежал за недостроенную избу, прислушался. Орут где-то совсем рядом, сторожа расспрашивают. Большой соблазн был залезть под бревна, поставленные шалашом для просушки, но раздумал. Оттуда они его вытащат, как зверя из капкана. А этот – в малиновой шапке, вряд ли жених. Если он богатый да знатный, то не будет пузатого с земли поднимать, не по чину ему это.

Паоло, петляя, побежал вниз по склону, как вдруг что-то больно царапнуло его по щеке. Святая Мадонна – стрела! Они что – смертоубийство замыслили? Уж не такой это, бояре благородные, грех – пялиться на ваши окна. Да и не слышал он, чтобы на Руси в соперника стреляли из лука. Кольями побить – самое милое дело, но вот так, на улице, на виду у честных людей…

Неожиданно преследователи появились совсем близко, встали прямо на пути. Им бы в цепь рассыпаться и в обход идти, а они так гуртом, плечо к плечу и поперли. Рядом с Паоло высилась пирамидка из толстенных кольев. На вид устойчиво стояли, и Паоло надавил на эти колья скорее от отчаяния. А они вдруг и поддались. Да ладно так рассыпались! Одному из преследователей колом ударило по башке. Взвыл он знатно, а сиплый опять упал. Жрать надо меньше, батя, тогда и живот опадет!

Паоло бросился в сторону, перелез через плетеный тын, потом на заднице съехал прямо к Неглинке и помчался по льду прочь от страшного места. На бегу он хватал снег и прижимал его к кровоточащей щеке. Пушной двор и кузни остались слева. Не угодить бы в полынью. Пора выбираться на твердую землю. Он схватился за кусты, вылез на заснеженный, нетоптаный луг. Хорошо, что еще снега мало, а то увяз бы по самый пояс.

Вот и слобода. Все, ушел… Он хохотал во весь голос, словно споря с перекличкой наковален. Звук этот далеко разносился в морозном воздухе, но и он не мог заглушить биения его сердца.

Вечерело… Радуешься, дурак, что от погони ушел? Эх, жизнь! Ему бы слезы проливать, что ускользает от него мечтаемое счастье. А он тут же в приключение и влип. Оно его и отрезвило. Это, синьоры, почище Мефодиевых увещеваний. Мефодий бы как его утешать стал? Сказал бы: ты, Паоло, поэт. Для поэта разлука с возлюбленной первое дело. Будешь любить свою Ксению, как Петрарка Лауру. И не встанет препятствием тебе бревенчатый забор, и тын из высоких кольев, и ставни на окнах. Ой, умный фрязин, говори, да не заговаривайся. Откуда Мефодию ведомо про итальянца Петрарку?

Один умный вопрос тянет за собой другой. Скажите на милость, откуда жених Морозов мог знать, что Паоло его соперник, если об этом, кроме него и Ксении, не знает ни одна живая душа? Нет, одна живая душа знает. Рыжей Арине посули цаты с камушком, она любому и расскажет и покажет. А у Поганого пруда, где он встретился с дерзкой служанкой, точно мелькнула алая шапка. Толпа ремесленников шла в отдалении, а может, не ремесленников, а купцов или мужиков с привоза. Он тогда не рассмотрел, кто это в алой шапке идет, не до того было. Или это ему все мнится? Очень может быть, что там, у пруда, Арина жениховым дружкам его и показала. Опасно любить в Москве!

Уже видны были Боровиковские ворота. Кончились торговые лавки. Что-то на улицах пусто. И час вроде не поздний, а уже и лавки закрыты. Улочка уперлась в канаву с перекинутым через нее мостиком. Поручни на том мосту начинались с крепкого бревна, который венчала икона Спасителя. Над иконой, словно ладошки шалашиком сложенные, стояли две узорные дощечки, вверху крест. Лампада горела, и так это было нарядно, так благостно, что Паоло преклонил голову, чтоб прочитать молитву. Но вместо молитвы в голову пришла крамольная мысль, что на этом мосточке он когда-нибудь и повстречает свою Ксению. Где там Петрарка встретил Лауру?

Он так и не успел прочитать молитву, потому что увидел в конце улицы трех всадников, на одном из них была знакомая малиновая шапка, да и рожу он признал, тот же оскал. Теперь они, значит, на лошадей пересели! Черти злобные, что они к нему привязались? Всадники ехали молча, внимательно вглядываясь окрест. Знал бы Паоло, что это государевы люди гонят его, как зайца, он сдался бы немедленно. Перед царем и царицей Софьей он чист. Но юноша все еще был уверен, что это ревнивый жених идет по следу, и готов был хоть на крышу запрыгнуть, но не даться Морозову в руки.

Паоло не стал медлить, двумя прыжками преодолел мосток и кинулся к кремлевским стенам. Если бы он шел шагом, может быть, всадники и не обратили внимания на случайного прохожего. Но как только он дал стрекоча, они немедленно поскакали за ним. Лошадей не торопили, ясно было, что пешего легко настигнут.

Стражи в воротах, как на грех, не было. Отлучились, видно, по делам. Куда бежать? Слева высокий забор усадьбы воеводы Патрикеева, потом строительная площадка, справа, дальше по ходу, храм Иоанна Предтечи. В храм! Там его защитят! За спиной раздался топот копыт, и Паоло, понимая, что не добежит до храма, инстинктивно метнулся вбок. Он попал на строительную площадку. Здесь предполагалось возводить каменные палаты. Уже вырыты были неглубокие котлованы, кое-где положен фундамент, всюду лежали неотесанные бревна, штабеля кирпичей и белого камня. Вдалеке горел одинокий костер. Рабочие уже ушли с площадки, сторожа тоже не было видно.

И опять он метался по строительной площадке, как заяц. Ему нужен был забор, хороший, высокий забор! Он бы через него перемахнул и схоронился за ним от всадников. И забор сыскался. К месту вбитый крюк, будь благословлен неведомый строитель, помог дотянуться до щетины кольев. Он спрыгнул вниз. Взору предстал неглубокий, засыпанный снегом котлован, всюду разбросанные доски и камни. Видно давно сюда не заходили люди. Снег чистый, нетронутый, и ни одной тропки.

Теперь надо подумать, как он отсюда будет выбираться. Главное, добежать до своей каморы. В царский дворец жениховым супостатам хода нет. За котлованом высилась громада кремлевской стены. Странно, но забор, сколько хватало глаз, тянулся именно вдоль этой могучей, кирпичной ограды, и непонятно было – что и от кого он ограждает. Как отсюда выбираться-то? Ответ напросился сам. Надо двигаться вдоль кремлевской стены, так он и дойдет до какой-нибудь калитки. Он двинулся в сторону противоположную Боровицким воротам.

Идти было трудно, снег достигал колен. Через небольшую, идущую прямо от стены канавку была перекинута узкая обледенелая доска. Он оперся рукой на выступ в стене и смело ступил на хилый мост. Но дальше произошло ужасное. Доска вдруг поехала в сторону, и, совершенно не понимая, что происходит, Паоло рухнул вниз, в безмолвную и темную глубину.

Стенки колодца были тесными и шероховатыми. Потом колодец изогнулся. Теперь Паоло стремительно ехал куда-то на спине. Куда он летит? В преисподнюю? Он изогнулся, пытаясь в летящем состоянии сесть, расставил руки, но в следующее мгновение ударился головой о возникшее вдруг препятствие и потерял сознание.

10

С самого утра хотелось чего-нибудь спиртного. Сердце и кишки, а может быть, печень, плохо справлялись со своими обязанностями. Мутило… Ким сидел у телефона, с ненавистью глядел на трубку и думал, кому бы позвонить. Телефонному разговору надлежало выдернуть его из тупого состояния, в котором он пребывал, и предложить другой бытовой ландшафт. Но в этом ландшафте могла появиться вертлявая тропка, по которой ему совсем не хотелось следовать.

Можно позвонить Никитону. Позавчера он ушел в ночь, унося под мышкой главы из романа – одну про архиерея Геннадия и другую про тайну Курицына. На кой, спрашивается, дьяк-то ему нужен? Можно позвонить и спросить, когда он вернет рукопись. А можно и не звонить.

Имелся еще обязательный звонок к некоему клиенту, сулящему хорошие деньги. Работы было немного. Для устройства этой странной, можно сказать, окаянной, выставки хватило бы старых связей, но Ким никак не мог решить, стоит или не стоит связываться с Рахмановым. И не в том дело, что тот собирался выставлять странный товар с условным названием – «одежда мясников». Посмотреть бы на модельера, который эту коллекцию готовил! Но это их заморочки! Еще не то выставляли! Заказчик противен – вот в чем ключ. У Рахманова были треугольные, трепещущие от возбуждения ноздри, бритая шишковидная голова и выпуклые, младенчески-круглые глаза. Разговаривая, он так и шарил голубыми зенками вокруг, словно все в карман прятал, словно весь мир его собственность. И потом, если ты такой крутой, то почему обратился к Киму, а не к серьезным организациям, которые профессионально занимаются показом мод? Ким неплохо работает, все говорят, но старается он только для своих. Зачем ему этот мафиози вшивый?

Футы-нуты… Для тебя, милок, излишняя щепетильность сейчас непозволительная роскошь. Оставленные маменькой доллары неуклонно тают. Еще хорошо, что не спустил все сразу. И вообще похоже, что рукотворный ручеек, по которому текли сотканные, сваренные, приправленные корицей и миррой блага – пресекся, иссяк, высох. Заказчик, говоришь, не нравится? Просто ты, Паулинов, не веришь в его платежеспособность. Деньги-то у Рахманова есть, и много, только расстаться он с ними не захочет. По роже видно – обманет. Они жадные. Обещали посулить…