Юлия бросила на нее сердитый взгляд.

— Я смотрю, дорогая Виола, ты сумела разобраться в моих чувствах лучше меня самой. Пожалуй, после такой отповеди мне следует одуматься и самой сделать Елагину предложение. Вот только, — ее глаза насмешливо блеснули, — я не уверена, что он его примет. Или ты забыла? Он же сам признался мне, что ехал сюда вовсе не затем, чтобы свататься, а только из любопытства!

— А что он еще мог тебе сказать, когда ты устроила ему такой «теплый» прием? — усмехнулась Виолетта. — Он ведь должен был как-то спасти свое самолюбие!

— Слушай, а может, тебе самой выйти за Матвея Елагина? — внезапно предложила Юлия полусерьезным, полушутливым тоном. — Ты ведь у нас тоже… невеста с завидным приданым, а Елагин, как я понимаю, весьма тебе понравился.

К ее изумлению, Виолетта вдруг смущенно покраснела.

— Да, понравился, — со вздохом призналась она, — только не Елагин, а… его друг.

— Как? Этот напыщенный франт Загрядский?

— Он вовсе не напыщенный франт, — горячо возразила Виолетта, — а очень милый, добрый, простой и веселый человек. Сказать по правде, мне даже немного совестно, что я так издевалась над ним, — ее губы тронула виноватая и одновременно озорная улыбка. — Но теперь ничего не исправишь.

— Та-ак, — мрачно протянула Юлия. — Получается, что я — злодейка, а все остальные — невинные ангелочки? Нет-нет, милая Виола, не надо ничего говорить! Ты уже и так сказала больше, чем было нужно. — Юлия оскорблено надулась и быстро направилась к дому, не глядя на расстроенную подругу.

Немного помедлив, Виолетта тоже пошла в ту сторону. Она досадовала на себя за излишнюю прямолинейность, которая уже не раз приводила к подобным ссорам. Правда, Юлия не у мела долго сердиться и Виолетта не сомневалась, что они очень быстро помирятся. Княжна Прозоровская была великодушна и легко прощала обиды… за исключением случаев, когда задевали ее самолюбие. А именно это и сделал Матвей Елагин четыре года назад.

Разумеется, он тут бы ни при чем. Однако добиться от Юлии объективности было так же трудно, как обучить грамоте осла. Порой ее своеобразная логика заводила Виолетту в тупик. Юлии было плохо из-за Матвея Елагина — значит, он был перед ней виноват, и она имела полное право на него сердиться. И совсем неважно, что он ничего не сделал для того, чтобы ей было плохо. Что и говорить, характер у ее родственницы был не подарок! «Зато она никогда бы не предала Матвея, как графиня Шихматова, — убежденно подумала Виолетта. — Если бы он тогда ответил на ее чувства, никто не заставил бы Юлию отказаться от него: ни тетушка, ни грозная великосветская молва. Она бы вышла за него вопреки воле родных и, став полноправной хозяйкой своего состояния, нашла бы способ оградить его от военных опасностей: ведь деньги порой позволяют решить даже самые запутанные вопросы».

Внезапно Виолетте пришла в голову мысль, от которой она застыла на месте и изумленно рассмеялась. Подумать только! Ведь Матвей Елагин, несмотря на потерю наследства и царскую немилость, мог отлично устроиться в жизни, если бы ответил на чувства Юлии и если бы… не был так порядочен и щепетилен. В конце концов, ведь он даже из крепости мог переслать княжне Прозоровской покаянное письмо, и кто знает, как повела бы себя тогда своевольная красавица! Конечно, в шестнадцать лет трудно противостоять целому свету…

«Ох, и любишь же ты рассуждать, милочка моя! — сердито оборвала себя Виолетта. — Тебя послушать — так кладезь ума и житейской мудрости! А сама… позволила уговорить себя на брак с отвратительным стариком, который на протяжении целых шести лет отравлял твою молодую жизнь». На какое-то время лицо Виолетты сделалось необычайно грустным. Но она тут же отогнала тяжкие воспоминания и, задорно встряхнув головой, быстрее зашагала к дому. Какой смысл думать о прошлых ошибках? Главное, что теперь она ни от кого не зависит, богата и молода. А значит, лучшие дни ее жизни впереди!

9

Вскоре после визита в Богданово Матвей отправился в свое имение. Он собирался пробыть там дней десять, но, увидев, что дела под руководством немца-управляющего идут хорошо, не стал задерживаться и недели.

Так как от имения до Москвы было всего тридцать верст, Матвей решил ехать назад верхом. И не пожалел о своем решении. Погода стояла хоть и прохладная, но солнечная, а выбранная им лошадь оказалась необычайно резвой и послушной. Пуская ее то рысью, то в галоп, Матвей не заметил, как проскакал половину дороги и достиг границ обширных владений Юлии Прозоровской, лежавших как раз на его пути в Москву.

«Свернуть или не свернуть с дороги? — размышлял Матвей, придерживая лошадь. — Вроде дождь не собирается, так отчего же не сделать крюк и не проскакать ради удовольствия несколько лишних верст? Я еще в прошлый раз заметил, что у них как-то необычно устроены мельницы, так вот сейчас бы в самый раз посмотреть… А если я встречу Юлию? — тут же пронеслась тревожная мысль. — Чего доброго, она еще вообразит, будто я нарочно кружу возле ее усадьбы, надеясь попасться ей на глаза!»

Он уже хотел ехать дальше по прямой дороге, но, посмотрев на часы, передумал и решительно свернул в сторону Богданова. Было еще только начало одиннадцатого, а какая же светская барышня поедет кататься на лошади или в экипаже в такой ранний час? В это время положено вставать с постели, а потом долгий туалет, завтрак и все такое. Так что, пока Юлия соберется на прогулку, он, пожалуй, успеет доскакать до Москвы.

Отбросив все лишние мысли, Матвей весело мчался вдоль зеленых полей. Он уже почти достиг поворота, за которым начиналась речка с мельницами, когда его внимание привлекло любопытное зрелище. Прямо посреди дороги стояла черная лакированная коляска с откинутым верхом, слегка просевшая на один бок; рядом на лугу паслись распряженные лошади. А в самой коляске одиноко сидела худощавая дама в элегантном закрытом платье цвета лесного мха и широкополой черной шляпе с пышным белым пером. И больше — никого: ни кучера, ни лакея, ни горничной. «Почему она здесь одна? Уж не обокрал ли ее пройдоха-кучер и не сбежал ли?» — подумал Матвей. Заинтригованный, он натянул поводья и подъехал к коляске. В тот момент, когда его лошадь поравнялась с экипажем, дама повернула голову в его сторону, и Матвей приглушенно ахнул: перед ним была Юлия Прозоровская.

— Как, это вы, княжна? — изумленно выдохнул он. — Разрази меня гром, вот уж неожиданная встреча!

— Если она для кого-то и должна быть неожиданной, то для меня, а не для вас, — колко заметила Юлия, сверля его подозрительным взглядом. — Я-то, слава Богу, в двух верстах от своего дома, а вот вас какая нелегкая сюда занесла?

— Я был в своем имении, которое находится в полутора часах езды отсюда, и теперь возвращаюсь в Москву.

— А здесь вы оказались лишь потому, что сбились с дороги, — елейным голоском пропела Юлия.

Рассмеявшись, Матвей соскочил с лошади и облокотился о бортик коляски.

— Нет, сударыня, я вовсе не сбился с дороги, — сказал он, поглядывая на Юлию с добродушно-лукавой усмешкой. — Когда я проезжал мимо ваших владений, я вспомнил, что в прошлый раз меня заинтересовали ваши мельницы, и решил, пользуясь случаем, на них взглянуть. Поэтому я и оказался здесь. А вовсе не потому, что мне вдруг захотелось вас увидеть.

— Ну, так и езжайте на свои мельницы, — проворчала Юлия сердито. — Вас никто не задерживает.

— Еще как задерживает, — весело возразил Матвей. — Ведь не могу же я, как какой-нибудь невоспитанный мужлан, бросить на произвол судьбы даму, попавшую в трудное положение! Как я понимаю, у вас сломалась коляска и вы послали кучера за другим экипажем?

— Да, — сухо ответила Юлия, глядя в сторону. — И он уже с минуты на минуту должен вернуться. Так что можете ехать и не беспокоиться обо мне.

Матвей притворно вздохнул и покачал головой:

— К сожалению, мадемуазель, это невозможно. А вдруг с вами что-то случится и мне потом придется весь век корить себя за то, что я бросил вас здесь одну? Нет, уж лучше я останусь до прихода вашего кучера. Хотя, — он слегка прищурился, — зачем ждать? Я могу довезти вас до дома на своей лошади!

— Благодарю, сударь, но ваше предложение мне не подходит, — ответила она, по-прежнему не глядя на него. — А что касается защиты, то я сама могу прекрасно себя защитить. — И она извлекла из-под сиденья небольшой дамский пистолет.

— Ничего себе, — изумленно присвистнул Матвей. — И вы… умеете им пользоваться?

Юлия горделиво улыбнулась.

— Я могу отстрелить горлышко у бутылки с двадцати шагов, — с легкой бравадой заявила она. — А также попасть в самую высокую ветку на дереве, если не с первой попытки, то уж с третьей или четвертой точно.

Матвей окинул ее восхищенным, слегка озадаченным взглядом:

— Знаете, княжна, чем больше я вас узнаю, тем больше убеждаюсь, что вы — необыкновенная девушка. Встаете с постели ни свет ни заря, вникаете во все дела имения, да еще и стрелять умеете не хуже мужчины. И при этом вы необычайно женственны и обаятельны, а в искусстве кокетства вам, должно быть, нет равных среди молодых незамужних девиц.

— В чем? В искусстве кокетства?! — возмущенно вскинулась Юлия. — Да я… да я никогда…

— О, ради Бога, только не уверяйте меня, что вы на это не способны! — со смехом возразил Матвей. — Вы ведь уже проявили передо мной свой истинный характер, и теперь прикидываться невинной овечкой не имеет смысла.

Юлия метнула в его сторону свирепый взгляд:

— Значит, по-вашему, я вовсе не невинная овечка, а злобный и хищный волк, да?

— Нет, волк, это, пожалуй, слишком, — с мягкой усмешкой возразил Матвей. — А вот лиса — да. Хорошенькая, лукавая лисичка…

Спрыгнув из экипажа на землю, Юлия подхватила юбки и решительно зашагала в сторону усадьбы.

— Эй, мадемуазель! Куда вы? Постойте! — в замешательстве крикнул Матвей, бросаясь вдогонку. — Черт побери, но ведь это же просто глупо!