Сьюзен Гастингс - Венера и воин

Щеки у Зигрун запылали. Наконец! У них будет собственное хозяйство, собственное стадо, собственная пашня. У них будет дом для их ребенка, мирное место, которое так безнадежно искал ее народ. Да, они были избранными, ее народ продолжит свое существование в их детях и детях их детей.

Она не стыдилась своих слез, когда Велокс подошел и обнял ее.

– Не сжимай меня так крепко, – рассмеялась она сквозь слезы. – Твой ребенок барабанит мне в живот.

После торжественного акта принятия в ряды своей свиты нового воина Антекус приказал принести кушанья и напитки. За зиму запасы истощились, однако король был щедр. Началось пиршество с вином, медом и ячменным пивом.

Зигрун сидела рядом с Вельксом и смущенно ерзала на твердой деревянной скамье. Тянущие боли в спине давали о себе знать. Она слишком долго стояла. Охотнее всего она бы прилегла, да не осмеливалась покинуть праздник.

Велокс поднял рог с медом и протянул его Зигрун.

– Выпей первый глоток, – попросил он, – за наше счастье. Мы теперь муж и жена, церемонию бракосочетания совершил сам князь друидов. Я состою в свите короля, принят в ряды его воинов. Нам оказаны королевские милости. А самое прекрасное, у нас скоро появится ребенок.

Он со счастливой улыбкой посмотрел на Зигрун, которая чуть наморщила нос.

– Что с тобой, любимая? Тебе не нравятся мои слова?

– Нет, они мне нравятся, только твой ребенок не заставит слишком долго себя ждать.

– Как, дело зашло уже так далеко? – воскликнул он и вскочил на ноги.

– Нет-нет, садись обратно. – Зигрун смущенно оглянулась, и горячая краска залила ее щеки. – Ты узнаешь об этом заранее.

– Ну, хорошо.

Велокс с облегчением сел на скамью и опустошил рог одним глотком. Ладонью он отер себе рот.

– Я никогда не думал, что смогу привыкнуть к этому напитку. – Он рассмеялся. – А римляне еще клянутся своим вином. – Его глаза потемнели, как тогда, когда он впервые встретился с Зигрун. – Интересно, а что случилось с теми, кого мы оставили в Риме? – спросил он тихо.

С теми! У Зигрун остановилось дыхание.

Рим остался где-то за туманным горизонтом, а вместе с ним его люди и их судьбы. Существовала ли эта страна вообще, или же это был сон, который демоны ночи насылают спящему, чтобы теснить и мучить его?

Потом она взглянула на Велокса, Клаудиуса из другой страны.

Он действительно сидел рядом с ней, такой крепкий, теплый и счастливый, хотя глаза его в это мгновение были серьезными. Она взяла его за руку.

– Давай не думать об этом, – сказала она тихо. – Перед нами лежит будущее, мы должны вживаться в него.

По Виа Аппиа в направлении юга скакал одинокий всадник. Он не жалел ни себя, ни свою лошадь. Крестьяне, торговцы, солдаты и другие путешественники испуганно теснились к обочинам дороги. Это был Валериус, сенатор Рима. На нем была легкая одежда, как на солдате, и его плащ развевался по ветру. Его не сопровождал эскорт, и лицо его было угрюмым. Он торопливо сменил лошадь на постоялом дворе, позволил себе глоток воды и продолжил изнурительную скачку. Гражданская война! Как Дамоклов меч, это слово угрожающе висело над ним. Население Рима бушевало, как кипящая лава в кратере Везувия. Республика трещала по всем швам, а он должен был заниматься еще и личными делами. В Риме без него не могли обойтись, но только политическими мерами уладить все было невозможно. Должны были вступить в дело военные, требовались личности, которые смогли бы укрепить пошатнувшуюся республику, а не какие-то дураки с ослиными ушами, которых их жены выставили на смех.

– Ромелия! Я тебя убью!

Сенатор метался по покою Ромелии взад и вперед, как хищник по клетке. Сцепив руки за спиной, он выставил голову вперед, и подбородок у него напоминал клюв хищной птицы. Вены на висках вздулись.

– Тебя покинули все боги, если ты вовлекла меня в такой позор, – заорал он.

Ромелия сжалась на постели и вздрогнула при его резких словах.

– Не кричи так, у меня из-за этого болит голова, – пожаловалась она и театрально подняла руки.

Валериус продолжал метаться по просторному мраморному покою, семь шагов туда, семь шагов обратно.

– Я кричу, как мне подобает. У меня есть на то причина.

Внезапно он изменил направление, в три шага оказался около Ромелии и сорвал с нее светлый парик.

– Проститутка, жалкая проститутка!

На одно мгновение он, казалось, успокоился и взглянул на светлые волосы, которые вертел в руках.

– Ты знаешь, как поступают варвары? Ей отрезают волосы, срывают с нее платье и гонят плетьми через всю деревню, и все жители бьют ее плетьми. Затем ее бросают в болото. А чтобы ее дух не вернулся, ее вгоняют деревянными кольями в землю.

Ромелия побледнела. Она, дрожа, вцепилась в простыню и беззвучно шевелила губами.

– Варварские нравы, – простонала она.

Валериус зло скривил губы.

– Я могу их понять, надо бы ввести эти нравы у нас. Тогда скучающий народ в Помпеях или в Риме имел бы приятную перемену развлечений, не так ли? А я бы увидел, как ты кончаешь жизнь подобным образом. Но мы – цивилизованный народ, у нас свой стиль жизни.

Ромелия шумно выдохнула.

– Благодарение богам.

– Призываешь богов? Каких? Приапа? Вакха?

Ромелия бросилась ему в ноги.

– Побей меня, побей меня, я это заслужила.

Валериус с отвращением посмотрел на Ромелию.

– Нет!!! Ты будешь до конца своих дней искупать зло, которое причинила. Надевай свой парик, я отправлю тебя в дешевый бордель.

Глаза у Ромелии расширились.

– Ты не сможешь! Я – патрицианка.

– Да? Я что-то не заметил. Та, кто, переодевшись как преступница, ночью прокрадывается к храму Вакха или на постоялый двор, кем она является? Почтенной римской матроной?

Он ядовито рассмеялся.

– Кто тебе это сказал? – спросила она растерянно.

– Соглядатаи, – ответил Валериус. – А ты не постыдилась втянуть во все это даже почтенную Атенаис.

– Она тебе об этом рассказала? – взвизгнула Ромелия.

– Да она скорее бы провалилась сквозь землю. Я не смогу больше смотреть в глаза Диодоросу.

– Ах, этому. – Ромелия презрительно взмахнула рукой. – Он общается только с мальчиками и даже не может сделать ребенка. Теперь он взял к себе в дом родственника для этого. – Она презрительно надула губы.

– Это его дело, и оно нас не касается. Меня касается твое поведение. Ты сделала из меня посмешище. Весь Рим говорит о том, какую охоту за беглецами ты устроила, и смеется. Представь себе, они заключали пари, поймают гладиатора или нет.

Ромелия скучающе выглянула в окно.

– Я имела право велеть преследовать Пилу, она была сбежавшей рабыней.

– Нет, это дело префекта, она сидела в тюрьме.

– Ба, да этот префект – настоящая бестолочь, его можно использовать только как корм для львов, он ничего не соображает. Если бы я не взяла на себя инициативу…

– …я бы еще мог сейчас высунуться на улицу. Рим шатается, мне надо делать дела, а не спорить с такой, как ты.

– Тогда отправляйся в Рим и укрепляй республику. Я вообще не понимаю, зачем ты сюда прискакал.

– Чтобы раз и навсегда покончить со всем этим.

– Хорошо, так давай разведемся.

– Это было бы слишком просто. Мое сердце кричит о мести.

– Твое сердце? Не доводи меня до смеха. – Ромелия разразилась истерическим хохотом. – А у тебя оно разве есть?

– Я любил Пилу, – сказал он тихо, и Ромелия широко раскрыла глаза.

– Ты… что???

– Я любил эту рабыню. Не как женщину. Я видел в ней богиню.

– Ты делаешь себя смешным, Валериус.

– Ты разве поймешь?! Эта девушка была совершенной, такой совершенной, что я велел изваять ее в мраморе.

– Поэтому ты и хотел эту статую, – возмутилась Ромелия, – а я-то думала, ты хочешь скульптуру для украшения дома. – Она театрально схватилась за голову. – И я еще позволяла ей ходить в мастерскую скульптора!

– Так или иначе, ты не поняла ничего. Теперь ее нет.

– Да, ее нет! К сожалению! Я бы с удовольствием посмотрела, как львы превращают ее божественное тело в кровавый кусок мяса. Но у тебя же есть статуя, утешайся ею, – насмехалась Ромелия.

Валериус прошипел, как змея:

– Ты неисправима! Охрана!

– Оставьте меня! Оставьте меня! Что вам пришло в голову, идиоты? – закричала Ромелия, отчаянно обороняясь против схвативших ее стражников.

– Заприте ее и хорошо за ней присматривайте, потому что я найду для нее новое пристанище, более подходящее, чем мой дом.

Харчевня была маленькой и грязной, даже вывеска у входа, изображающая козла, была повреждена. Какой-то недовольный гость ударил в нее однажды пару раз топором.

Хозяин крутился около кувшинов с вином и обслуживал первых вечерних посетителей. Его жена принесла из кухни лепешки и жареных дроздов.

Клиенты, посещавшие трактир, были небогатыми. Это были простые люди, бедные путешественники, солдаты.

Они проявляли любопытство, потому что неуклюжая надпись под изображением козла сообщала, что гостей с удовольствием будет развлекать светловолосая красавица.

– Пошевеливайся и покажись гостям, – проворчал хозяин, обращаясь к светловолосой женщине, которая с угрюмым лицом стояла под лестницей.

– Оставь меня в покое, – прошипела она. – Я – патрицианка!

Хозяин оглушительно расхохотался.

– Ты забываешь, Ромелия, что на твоей правой руке выжжено мое клеймо. Теперь я знаю, почему благородный господин так дешево тебя продал. Ты строптивая, но я тебя от этого отучу. Или ты немедленно идешь в пивную и предлагаешь себя, или я возьму и изобью тебя до синяков.

– Уже иду, – проворчала она и натянула свой парик на голову. Она прошлась между столами, бросая на мужчин вызывающие взгляды. Жадные глаза следили за ее движениями.

– Новые клиенты, – закричал хозяин, и он и его жена выбежали из трактира на Виа Аппиа, чтобы поймать и заманить проезжавших путешественников.