— Вы живы и такой останетесь, — произнес он, зевая. — А теперь, ш-ш. Спите. Чем больше вы будете спать, тем быстрее будете поправляться.

— Вы разговариваете со мной как с ребенком, — пожаловалась она. — Я не ребенок.

— Я прекрасно это знаю, — сказал он и, потянувшись, подвинул ее к себе. Она не противилась. Он заключил ее в свои объятия и легким поцелуем коснулся бровей. Когда она ответила ему удивленным взглядом, он прикоснулся губами к ее губам. Он почувствовал, как ее бархатистые губы откликнулись на его поцелуй и как ожило ее тело и поднялись соски, касающиеся его груди. Но он чувствовал также, как упираются в него ее ребра.

Он отнял свои губы от ее губ.

— А сейчас спать, — сказал он. — Для этого наступит свой черед.

Она отвернулась от него резко, почти рывком, и зарылась лицом в подушку. Он тихонько рассмеялся и вновь притянул ее к себе, подгоняя ее тело под изгибы своего, обхватив ее небольшую грудь своей крупной ладонью. Сначала она лежала напряженная, потом постепенно расслабилась и наконец изогнулась, прильнув к нему. Майлс положил подбородок ей на плечо.

— Ш-ш-ш, — вновь тихо повторил он. — Теперь спать.

Они лежали, как сложенные ложки; она точно подходила ему, ее ягодицы плотно прилегали к его животу. По крайней мере ее хорошо сформированные ягодицы ни в коей мере не были костлявыми, подумал он, усмехаясь. Ее тело становилось все теплее, и он почувствовал, как в его ноздри проникает запах ее духов, пахнущих фрезией. Но он не волновался, что случайное возбуждение вдруг побеспокоит его или ее. Майлс слишком остро ощущал ее хрупкость, которая заставляла его чувствовать себя крепким, очень большим, почти грубым по сравнению с ней. Если он чего и боялся, так это причинить ей боль, физическую или душевную. Он должен быть очень бережным, прикасаясь к ней, и в такой же степени осторожным, чтобы ни в коем случае не выдать своих неприятных ощущений при этом.

Нет, он крепко держал ее в объятиях, поскольку сейчас Аннабелла остро нуждалась в утешении. Для нее это было очень важно. На миг Майлс поразился охватившему его умиротворению и, завороженный этим чувством, вместе с ней мягко погрузился в сон.

Глава 13

— Только не красное, — сказала Аннабелла, — но ты это и сама знаешь.

Камилла вздохнула, глядя на открытку с изображением модного платья, которую они рассматривали.

— Да, но я надеялась, что ты не знаешь. С таким же успехом можно было надеяться на чудо, верно?

Аннабелла подняла бровь в притворном ужасе, затем обе они рассмеялись.

— Но я не жду чуда, — сказала Камилла, — всего лишь одно-два симпатичных платьица. Не смотри на меня так! Я говорю серьезно. Я буду хорошо себя чувствовать в чем угодно, потому что не собираюсь искать принца. Я хочу лишь весело провести время.

— Ты, разумеется, хочешь познакомиться с достойными людьми! — сказала Аннабелла.

— И я, разумеется, познакомлюсь. Я даже могу встретить такого, за которого мне захочется выйти замуж. Но если этого не случится, переживать я не стану, потому что знаю, что когда-нибудь это все равно произойдет. Я легко схожусь с людьми.

Аннабелла не знала, что ответить, поэтому она промолчала и переключилась на другую открытку. Камилла относилась к числу самых приятных людей, которых она когда-либо встречала, поэтому она боялась хоть чем-то обидеть ее. Но ее золовка не была красавицей или особенно привлекательной, а Аннабелла слишком хорошо представляла, какое значение это имеет для молодой незамужней женщины. Нелегко будет найти ей мужа, какой бы обаятельной она ни была. Аннабелла могла лишь надеяться, что Камилла сумеет сохранить свою жизнерадостность, столкнувшись с неизбежным неприятием. Сейчас ничего не стоит ей говорить, чтобы ни в коем случае не поколебать ее уверенность. Возможно, именно это является главной задачей Аннабеллы в преддверии предстоящего Камилле лондонского сезона.

— А что ты скажешь об этом? — спросила Аннабелла, показывая Камилле открытку с платьем, которое могло бы лучше выявить достоинства ее фигуры.

— Ну, если ты так считаешь, — ответила та с веселой небрежностью.

Аннабелла бросила на нее теплый взгляд. За те несколько недель, что она провела в Холлифилдсе, Аннабелла нашла в своей золовке замечательную подружку. Девушка была не похожа ни на кого из ее знакомых. Открытая, как мальчишка, веселая, как ребенок, абсолютно без всякого притворства и настолько дружелюбно настроенная по отношению к ней, как не была настроена ни одна женщина. Возможно, последнее объяснялось тем, что теперь она перестала составлять конкуренцию, подумала Аннабелла. Ведь только из-за ее красоты женщины плохо относились к ней — так утверждала ее мать.

Какова бы ни была причина, даже несмотря на то что она не разделяла увлечений молодой девушки — Камилла безумно любила лошадей, обожала спортивные игры и предпочитала проводить время на свежем воздухе, — Аннабелла не могла не наслаждаться ее обществом. Ее золовка была не только занимательна и дружелюбна, она была единственным человеком в Холлифилдсе, который обращался с Аннабеллой как с равной.

Майлс был внимателен, но постоянно преисполнен заботы и поэтому обращался со своей супругой с величайшей осторожностью. А в этом как раз и заключалась проблема. Он следил за тем, чтобы ей было удобно, старался, чтобы она не скучала, когда ему приходилось ненадолго уезжать, возил ее на прогулки в экипаже, гулял с ней по саду и ни в коем случае не позволял ей утомляться. С местным доктором он договорился о регулярных визитах, и тот приходил и следил за ходом ее выздоровления. Майлс следил за тем, чтобы она хорошо ела и достаточно спала. Вся эта забота заставляла Аннабеллу постоянно задаваться вопросом: кого он видел в ней сейчас — жену или человека, за которого он несет ответственность?

Но в любом случае это было лучше, чем отношение его матери.

Элис Проктор обращалась с ней как с умирающей: она всегда одаривала Аннабеллу грустными улыбками, вскакивая в тревоге, стоило невестке чихнуть, громко выражала свое беспокойство, если Аннабелла не спала, не сидела, не шила, а занималась чем-либо еще. Это заставляло Аннабеллу задумываться над тем, не было ли это преувеличенное беспокойство на самом деле принятием желаемого за действительное. Элис не стремилась поддержать разговор. В действительности, помимо озабоченных замечаний относительно здоровья Аннабеллы, она обменивалась со своей невесткой лишь самыми общими любезностями.

Теперь, когда Аннабелла потеряла прежнюю красоту, Бернард, хотя и проявлял при встрече исключительную любезность, в основном не обращал на нее никакого внимания.

Слуги ходили вокруг нее на цыпочках.

Ее собственные мать и отец, которые переписывались с Майлсом и советовались с ним, прислали весточку, что с визитом подождут до конца лета. Аннабелла скучала по ним, но сразу согласилась с таким решением. К этому времени, была уверена Аннабелла, она сможет их удивить, хотя бы отчасти вернув свою былую привлекательность. И в этом ей помогала Камилла. Она поддразнивала и задирала Аннабеллу, пока та не согласилась ходить с ней на прогулку каждое утро. Майлс считал эту идею превосходной, и поэтому Аннабелла начала прогуливаться, чтобы сохранить мир. Но очень быстро такие прогулки стали приятным ритуалом: Аннабелла, Камилла и ее десять собак ежедневно совершали пешие прогулки по утренней росе.

Аннабелла больше привыкла наблюдать восход луны, чем восход солнца, но теперь она в самом деле полюбила приветствовать нарождающийся день и вдыхать его свежий воздух. Ее настроение улучшилось, когда она заметила, что с каждым днем может ходить все быстрее. И сейчас она хотела добром отплатить Камилле.

— Ни в коем случае не красное, — говорила она сейчас своей золовке. — Для этого нужно быть замужней женщиной или уже вращаться в свете некоторое время. — Она не стала упоминать, что красный цвет будет для Камиллы гибельным. Этого цвета и так было достаточно на ее лице. — Молодые женщины носят белое.

— Только не белое! — взвизгнула Камилла. — Я буду похожа на перину.

— Что ж, пожалуй, не белое, — согласилась Аннабелла. — Не белое. Слишком пресно, я думаю, — добавила она, отказываясь согласиться с точной оценкой, которую Камилла дала своей фигуре. — Хотя это именно тот цвет, которого от тебя ждут. И все же, на мой взгляд, у тебя такая внешность и такая индивидуальность, что тебе нужно что-то более выразительное и необычное.

— Розовое? — с надеждой спросила Камилла. Аннабелла едва сдержалась, чтобы не содрогнуться. В розовом Камилла будет выглядеть как полностью распустившаяся роза.

— Нет, нужен какой-то приглушенный и элегантный тон, — сказала она, задумчиво глядя на Камиллу. — Да. Бледно-зеленое. Или легкий оттенок голубого.

Цвета, которые одновременно приглушат румянец и подчеркнут его прелесть, подумала она.

— Нужна какая-то белая ткань с элегантными неяркими вертикальными полосками, да, это то, что нужно, — добавила она.

— Чтобы я стала похожа на эдакую стройную иву? Ха! Даже волшебник не сможет этого сделать.

— Чтобы ты выглядела стильной, — твердо сказала Аннабелла. — Они могут быть даже золотыми, только не слишком крикливого оттенка. Это тебе очень подойдет. Мы подберем твой гардероб из неотразимых тканей и привлекательных, но не кричащих тонов. А вот когда у тебя будет десять детей, а не десять собак, тогда, несомненно, сможешь носить красное.

Они обе захихикали, представив себе такую картину.

— Снова рассказываете сердечные истории? — спросил Майлс, легким шагом входя в зал, где две молодые женщины сидели за столом, заваленным модными открытками.

Камилла рассмеялась:

— Вовсе нет. Белла пытается убедить меня не рассказывать их. Она говорит, что такие истории вполне подходят для местной публики, но я потерплю полный провал, если буду рассказывать их в Лондоне.

Майлс склонил голову набок:

— Белла?

— Да, я ее так называю, и она не возражает, — ответила Камилла.