Джорджиана заставила себя принять участие в разговоре, радуясь, что к ним присоединился мистер Хейвлок. Возле них останавливались и другие желающие поболтать джентльмены, и круг разрастался. Постепенно ее чувство принадлежности только лорду Элтону рассеялось, оставив ощущение защищенности.

Когда к ним подошел лорд Эйлсхем, которому Джорджиана обещала следующий танец, лорд Элтон передал ее ему, тепло улыбнувшись и шепнув чуть слышно, что они встретятся позже.

Освободившись от завораживающей близости виконта, Джорджиана решила тщательно проанализировать его поступки и мотивы. Так как к этому времени она в совершенстве овладела искусством танца и ведения светской беседы, никто из ее партнеров не замечал в ее поведении ничего необычного, хотя девушка уделяла им лишь малую толику своего внимания.

Из многочисленных вопросов, кружащихся в ее голове, самым важным являлся вопрос «Почему?». Почему лорд Элтон делает то, что делает? Его действиям можно было дать одно-единственное объяснение, из которого напрашивался закономерный ответ – он ухаживает за ней. Позволив себе признать этот факт, Джорджиана содрогнулась от сладкого предвкушения. Мистер Шерри, в объятиях которого она в этот момент танцевала, с подозрением покосился на нее. Джорджиана ослепительно ему улыбнулась, совершенно смутив бедолагу.

В следующее мгновение небосвод ее настроения снова оказался затянутым тучами. Разве мог такой восхитительный мужчина, высокородный аристократ, имеющий титул и состояние, удостоить ее своим вниманием? Джорджиане было трудно поверить, что он планирует что-то недозволенное. А быть может, он и вовсе не строит никаких планов. Быть может, он воспринимает ее как забавное развлечение, protégée своей сестры, о которой нужно заботиться? Скорее всего, она, наивная иностранка, слишком дала волю фантазии. Джорджиана забыла подавить вздох, поэтому остаток танца ей пришлось успокаивать недовольного мистера Шерри.

Пока Джорджиана пыталась найти ответ на интересующий ее вопрос, то возносясь на седьмое небо от счастья, то снова погружаясь в пучину отчаяния, занимающий ее мысли джентльмен прогуливался по комнатам особняка, останавливаясь время от времени, чтобы поговорить со знакомыми. Он пребывал в состоянии приятного предвкушения. Для него ситуация представлялась предельно ясной. Хотя прежде с ним не происходило ничего подобного, Доминик не сомневался, что сумеет со всем справиться. Главной проблемой было время – а точнее, терпение, необходимое для проведения этой кампании.

Нечего и говорить о том, что спешка в данной ситуации была излишней. На этот раз объектом его желания была не опытная женщина, способная играть с ним на равных, но невинная девушка, завоевание которой значило для него много больше, чем все предыдущие победы, вместе взятые. Обращаться с ней нужно очень бережно, поэтому придется забыть все привычки, приобретенные за десять лет светской жизни, и строго соблюдать рамки приличий. Криво усмехнувшись, Доминик задался вопросом, как долго ему удастся сдерживать напряжение, день ото дня растущее под прикрытием маски учтивости и вежливости.

– Доминик, приятель! Вернулся прямиком из королевской роскоши Брайтона?

Повернувшись к говорившему, Доминик улыбнулся:

– Милорд. – Он кивнул лорду Мортону, ровеснику его покойного отца. – Видите ли, удовольствия Брайтона померкли для меня.

– Померкли по сравнению с красотой молодых леди, а?

Спокойно выдержав пристальный взгляд острых серых глаз под кустистыми бровями, Доминик ласково улыбнулся:

– Ну, Принни вне конкуренции, уверяю вас.

Лорд Мортон расхохотался. Похлопав Доминика по спине, он продолжил свою прогулку, предоставив Доминику возможность поступить так же.

Доминик решил, что люди неизбежно начнут проявлять к нему интерес. Само его нахождение здесь, в Лондоне, и присутствие на всех балах и приемах малого сезона, вместо того чтобы разыгрывать совсем иную игру в Брайтоне, не могло не привлечь внимания сплетников. Пока никто не осмеливался облечь свои подозрения в слова, но это не за горами. Самому Доминику до слухов не было ровным счетом никакого дела. Ему приходилось сталкиваться с ситуациями куда хуже. Однако теперь нужно проявлять бдительность и следить, чтобы никакие сплетни не достигли ушей его обожаемой Джорджианы, потому что он не был уверен в ее реакции. Ему не понаслышке было известно о злобности некоторых представителей света, поэтому он не намеревался рисковать.

В возрасте тридцати двух лет он в первый раз всерьез ухаживает за молодой леди. Действовать приходится очень медленно, что весьма его раздражает. А длительное воздержание лишь усиливало его беспокойство.

Как бы то ни было, Доминик видел на своем горизонте один светящийся маяк, обещающий прибытие в безопасную гавань. Он был слишком опытным в любви, чтобы не распознать ее признаки. В свои тридцать два года он как мальчишка радовался реакции Джорджианы. Кто бы мог подумать, что он окажется столь подверженным лести? Доминик усмехнулся. Притяжение, которое он испытывал, – то самое, что влечет мужчину к женщине и связывает их воедино шелковыми узами страсти, – было столь сильно, что он мог без опасения оставить ее без присмотра на добрую половину вечера. Ну а вторая половина, разумеется, будет принадлежать ему. По крайней мере, в таком случае он заставит сплетников томиться в ожидании.

– Ради всего святого, чему ты усмехаешься?

Вздрогнув, Доминик обернулся и увидел стоящую рядом с ним Беллу. Он улыбнулся ей.

– Своим приятным мыслям, дорогая моя. – Быстрым взглядом окинув ее лицо, Доминик заметил бледность, которую она пыталась скрыть с помощью румян. – А как ты себя чувствуешь?

Белла слегка нахмурилась:

– Ах, неважно. – Помолчав мгновение, она поспешно добавила: – Если бы не беспокойство за Джорджи, я осталась бы дома с Артуром. Эти приемы становятся все более скучными.

Дрожащие нотки в ее голосе встревожили Доминика. Положив ее руку себе на сгиб локтя, он стал поглаживать ее, как обычно поступал, когда сестра была маленькая. Это возымело желаемый эффект. Пока Белла приходила в себя, Доминика осенило, что время – его главный судья – скоро наложит свои ограничения на его ухаживания за Джорджианой. До конца сезона остается всего две недели, после чего светская публика разъедется по своим поместьям встречать Рождество и пережидать зиму. Доминик не был уверен, поняла ли уже Белла, что находится в положении. Вообще она не привыкла жалеть себя и, скорее всего, не будет обращать внимания на признаки до тех пор, пока все не станет совершенно очевидно. А вот Артур не столь жизнелюбив и, несомненно, пожелает уехать из Лондона сразу по окончании сезона. Что, в свою очередь, поднимало вопрос о будущем Джорджианы.

Доминик импульсивно повернулся к сестре:

– Между прочим, каковы твои планы на Рождество?

Белла удивленно посмотрела на него чистыми голубыми глазами.

– На Рождество? – Тут же опомнившись, леди Уинсмер продолжила: – Я об этом еще не думала. – Она пожала плечами. – Полагаю, мы будем встречать его в Уинсмере, как обычно.

– Почему бы вам не приехать в Кэндлвик? Ты не проводила там Рождество с тех пор, как вышла замуж. Я хочу снова открыть дом, который явно нуждается в человеческом присутствии. Кроме нас никого не будет.

Поначалу приглашение брата привело Беллу в замешательство, но чем больше она размышляла о нем, тем больше находила в предложении брата преимуществ. В Уинсмер-Лодж ей, конечно, жилось очень хорошо, но это поместье не шло ни в какое сравнение с изяществом Кэндлвика. И никакое другое поместье не могло бы с ним соперничать.

– Уверена, что Артур возражать не станет. Я поговорю с ним завтра.

Доминик кивнул:

– А что насчет Джорджианы?

Белла снова нахмурила брови.

– Я уже спрашивала ее, но она, похоже, твердо вознамерилась вернуться обратно в Италию. Все мои попытки отговорить ее ни к чему не привели. Она такая упрямая!

Получив подтверждение своим подозрениям, Доминик улыбнулся сестре и сказал:

– Предоставь это мне. Посмотрим, может, я сумею переубедить ее.

На него тут же воззрилась пара больших голубых глаз, в которых читалась мольба.

– Ах, Доминик, если бы только тебе удалось уговорить ее остаться! Уверена, что она, в конце концов, забудет своего ужасного загадочного джентльмена и сделает блестящую партию. – Вспомнив об обещании брата, Белла поинтересовалась: – Тебе ведь пока не удалось выяснить, кто он такой, не так ли?

Теперь пришел черед Доминика хмуриться. Поглощенный ухаживаниями за Джорджианой, он совершенно позабыл о существовании ее «тайного возлюбленного». Тщательно обдумав ситуацию и приняв во внимание все известные ему сведения о Джорджиане, Доминик сильно засомневался в реальности этого мужчины. Если он вообще существовал, то был давным-давно позабыт. Мысль о том, что сердечная привязанность Джорджианы непостоянна, как пляшущий солнечный луч, неприятно поразила Доминика, и он постарался тут же избавиться от этой идеи. Он просто не позволит Джорджиане ускользнуть от него. При виде встревоженного лица Беллы Доминик испытал немедленное желание разуверить ее:

– Не беспокойся о своей protégée. Судя по тому, что я видел, она скоро заключит весьма достойный союз.

Белла тут же просияла, и Доминик заулыбался в ответ.

– Кто? Где?… Я никакого особо выделяющегося джентльмена подле нее не заметила… О, Доминик! Ну не дразни меня! Кто он такой?

Доминик лишь покачал головой, позабавленный ее досадой.

– Терпение, дорогая сестренка. Не торопи события. Просто держи глаза открытыми, и все увидишь. Но, – добавил он более строгим голосом, – тебе совершенно незачем волноваться.

Белла состроила гримасу.

Доминик надменно вскинул брови, предупреждая сестру, что говорит серьезно. Возразить ей не удалось, так как к ней подошел виконт Моулсуорт, которому она обещала котильон.

Оставшийся в одиночестве Доминик возобновил свою неспешную прогулку, намереваясь избегать общества Джорджианы до самого ужина. Проходя мимо двери в комнату для карточных игры, он услышал окликающий его голос зятя.