Тем временем мисс Рекстон, сидя в библиотеке, наспех писала письмо матери и не смогла удержаться от искушения начертать несколько слов своему жениху. Вот теперь наконец-то Чарльз осознает всю порочность характера своей кузины и великодушие своей невесты! Она вручила обе записки Дассету, распорядившись доставить их немедленно, и вскоре уселась в дорожную карету Омберсли со счастливым чувством осознания выполненного долга. И даже раздражительность и обидчивость Сесилии не смогли поколебать ее самодовольства. В то время как мисс Ривенхолл никогда еще не пребывала в столь дурном расположении духа! На нравоучительные тирады своей спутницы она давала односложные ответы, порой граничащие с грубостью, а когда пошел дождь, оказалась настолько бесчувственной, что наотрез отказалась разложить откидное место в карете и предоставить его лорду Бромфорду, который понуро скакал позади, подняв воротник пальто. С его лица не сходило страдальческое выражение. Мисс Рекстон заметила Сесилии, что было бы очень кстати, если бы один из форейторов повел лошадь его светлости в поводу, а сам он перебрался бы в карету, но Сесилия в ответ лишь выразила надежду, что этот несносный зануда подхватит воспаление легких и умрет.

Часом позже Дассета повергло в замешательство, совершенно неуместное для мужчины его положения и достоинства, прибытие на Беркли-сквер второй почтовой кареты. В этот наемный экипаж были впряжены четыре взмыленные лошади, а коляска оказалась забрызганной грязью по самые ступицы колес. Несколько сундуков и чемоданов были привязаны не только сзади, но и на крыше. Первым из экипажа выпрыгнул человек в строгой одежде и, взбежав по ступенькам особняка Омберсли, принялся названивать в дверной колокольчик. К тому моменту, как привратник открыл дверь, а к входу подошел Дассет, чтобы приветствовать вновь прибывших, из кареты на землю неторопливо сошла куда более внушительная фигура и, швырнув несколько монет форейторам и обменявшись с ними шутливыми замечаниями, неспешно прошествовала к самой двери.

Дассет, который впоследствии описывал экономке свое состояние как крайне потрясенное, смог лишь пробормотать, запинаясь:

– Д‑добрый в‑вечер, сэр! Мы… мы не ждали вас, сэр!

– Я сам от себя не ожидал, – ответил сэр Гораций, стягивая с рук перчатки. – Чертовски славная поездка! Провел в море ровно два месяца, и ни днем больше! Скажите своим людям, пусть занесут все мои пожитки в дом! С миледи все в порядке?

Дассет, помогавший ему снять длинное пальто с пелериной, ответил, что ее светлость чувствует себя настолько хорошо, насколько этого можно ожидать.

– Вот и отлично, – заметил сэр Гораций, подходя к большому зеркалу и одним-двумя движениями ловко поправляя шейный платок. – Как поживает моя дочь?

– Полагаю… полагаю, мисс Стэнтон-Лейси отличается завидным здоровьем, сэр!

– Да, как всегда. Где она?

– Сожалею, сэр, но мисс Стэнтон-Лейси уехала из города, – ответил Дассет, который с готовностью и удовольствием обсудил бы загадочное исчезновение Софи с кем угодно, только не с ее отцом.

– Вот как? Что ж, проводите меня к ее светлости, – велел сэр Гораций, демонстрируя, по мнению дворецкого, прискорбное отсутствие интереса к местонахождению своей единственной дочери.

Дассет провел его в гостиную и оставил там, отправившись на поиски горничной миледи. Поскольку Амабель только что уснула, то не прошло и нескольких минут, как в гостиную поспешно вошла леди Омберсли и буквально бросилась на широкую грудь брата.

– О, мой дорогой Гораций! – воскликнула она. – Как же я рада тебя видеть! И с крайним сожалением… Но ты все-таки дома, живой и здоровый!

– Из‑за этого совершенно необязательно портить мой шейный платок, Лиззи! – заявил ее сдержанный и неласковый родственник, высвобождаясь из цепких объятий миледи. – Какая опасность могла мне грозить? А ты выглядишь не очень-то хорошо! Откровенно говоря, у тебя изможденный вид. Что стряслось? Если у тебя проблемы с желудком, то однажды я знавал одного малого, которому было раз в десять хуже, чем тебе, но он излечился магнетизмом и теплым элем. Факт!

Леди Омберсли поспешно уверила его, что если она и выглядит усталой, то только от чрезмерного беспокойства, и сразу же принялась рассказывать ему о болезни Амабель, не пожалев добрых слов в адрес Софи, которая в это нелегкое время оказала ей бесценную помощь.

– О, Софи – прекрасная сиделка! – сказал он. – Как ты с нею поладила? Кстати, где она?

Этот вопрос поверг леди Омберсли в такое же замешательство, как и Дассета. Она пролепетала что-то вроде того, что Софи будет очень сожалеть! Знай она о том, что ее папочка направляется в Лондон, она бы наверняка никуда не уехала.

– Да, Дассет сообщил мне, что она покинула город, – отозвался сэр Гораций, поудобнее устраиваясь в мягком кресле и изящно закидывая одну стройную ногу на другую. – Никак не ожидал застать вас здесь в это время года, но, разумеется, если кто-либо из детей болен, то этим все объясняется. Так куда, ты говоришь, уехала Софи?

– Думаю… Я была занята с Амабель, когда ко мне приходила Сесилия, но, как мне помнится, дорогая Софи уехала в Лейси-Мэнор!

На его лице отразилось удивление.

– Какого черта ей там понадобилось? В этом доме невозможно жить! Только не говори мне, что Софи приводит его в порядок, потому что я уверен… Ладно, не будем об этом!

– Нет-нет, не думаю, что она там с этой целью! По крайней мере… Ох, Гораций, не знаю, что ты мне скажешь, но я почти уверена, что Софи сбежала из дому из‑за того, что у нее что-то случилось!

– На твоем месте я бы так не думал, – холодно ответил сэр Гораций. – Это совсем не в духе моей маленькой Софи – разыгрывать челтнемскую трагедию. Так что все-таки произошло?

– Не могу сказать в точности: меня здесь не было! Но Сесилия, похоже, полагает, что… что Софи и Чарльз поссорились! Я знаю, у него ужасный характер, но уверена, что он не имел в виду… А Софи раньше никогда не обращала внимания на то, что он… Потому что у них это уже не в первый раз!

– Не расстраивайся, Лиззи, – посоветовал ей сэр Гораций, без видимых усилий сохраняя невозмутимость. – Поссорилась с Чарльзом, говоришь? Что ж, так я и думал. Смею надеяться, это пойдет ему на пользу. Как поживает Омберсли?

– Нет, в самом деле, Гораций! – с негодованием воскликнула его сестра. – Можно подумать, ты не испытываешь ни капельки привязанности к дорогой Софи!

– Вот здесь ты промахнулась, старушка, потому что я чертовски привязан к ней, – возразил он. – Но это не значит, что я буду сходить с ума из‑за ее фокусов. Ей бы это вряд ли понравилось. Готов биться об заклад: она что-то задумала!

Поскольку в этот момент в комнату вошел Дассет с напитками и легкими закусками, чтобы путешественник мог подкрепиться, разговор на время прервался. Когда же дворецкий удалился, леди Омберсли заговорила снова:

– Как бы там ни было, уверяю, что сегодня вечером ты увидишь Софи, потому что Сесилия и мисс Рекстон как раз отправились за ней!

– Кто такая мисс Рекстон? – полюбопытствовал сэр Гораций, наливая себе стакан мадеры.

– Если бы ты хоть иногда слушал, что тебе говорят, Гораций, то знал бы, что мисс Рекстон – та самая леди, на которой намерен жениться Чарльз!

– Что ж ты сразу не сказала? – ответил сэр Гораций, потягивая вино. – У меня плохая память на имена! Но теперь я вспомнил: ты говорила, что эта девчонка – ужасная зануда.

– Я не говорила ничего подобного! – всполошилась леди Омберсли. – Да, разумеется, она мне не нравится… Но именно ты заявил, что она представляется тебе очень скучной особой!

– Если я так сказал, то можешь быть уверена, что я прав. А вино, кстати, вполне сносное. Раз уж мы заговорили об этом, припоминаю, ты обмолвилась насчет того, что и твоя Сесилия вот-вот выйдет замуж; за Чарлбери, не так ли?

Леди Омберсли вздохнула.

– Увы, все сорвалось! Он разонравился Сесилии. Но зато Чарльз перестал возражать против Огастеса Фэнхоупа, да и Омберсли, хотя и говорит, что никогда не даст согласия на этот брак, думаю, в конце концов смирится. Кстати, Гораций, ты должен знать, что в последнее время лорд Чарлбери оказывает повышенное внимание Софи.

– Неужели?

Их прервал звук нетерпеливых шагов на лестнице, и мгновением позже в комнату стремительно вошел мистер Ривенхолл, держа в руке письмо. Он даже не дал себе труда снять пальто для верховой езды перед тем, как ворваться в комнату матери.

Мистер Ривенхолл выглядел взбешенным и очень бледным. Поставив в стойло своего гнедого, он сначала отправился на Бонд-стрит, чтобы выпустить пар в спарринге с Джентльменом Джексоном[102], после чего заглянул в «Уайтс», где около часу играл на бильярде, борясь с желанием вернуться на Беркли-сквер и заявить своей несносной кузине, что вовсе не имел в виду того, что наговорил ей. Выйдя из бильярдной, он столкнулся со своим другом мистером Уичболдом. Тот, в точности выполняя полученное распоряжение, поинтересовался у Чарльза, куда это направилась мисс Стэнтон-Лейси. Получив короткий ответ: «Никуда, насколько мне известно», он заявил не без некоторого внутреннего трепета:

– Увы, старина! Я видел, как она уезжала в почтовой карете, запряженной четверкой лошадей. Более того, рядом с ней сидел Чарлбери.

Мистер Ривенхолл уставился на него, не веря своим ушам.

– Уехала в почтовой карете, запряженной четверкой лошадей? Ты наверняка ошибаешься!

– Вовсе нет! – ответил мистер Уичболд, мужественно играя свою роль до конца.

– Значит, ты обознался! Моя кузина дома! – заявил Чарльз непререкаемым тоном и добавил, видя, что друг собирается оспорить его слова: – Более того, Киприан, я был бы тебе благодарен, если бы ты не распространял по городу эти байки!