– Постой, Силли!

Она остановилась, с немым вопросом глядя на него. Помолчав немного, он вдруг спросил:

– Ты несчастлива?

На щеках у девушки вспыхнул румянец, а губы невольно задрожали. Она слабо взмахнула рукой в знак протеста и отвернулась, поскольку была не в состоянии объяснить ему царившее в душе смятение.

К ее удивлению, он взял ее за руку и легонько пожал, после чего, с трудом подбирая слова, очень мягко заговорил:

– Я никогда не хотел, чтобы ты была несчастлива. Я не думал… Ты такая славная девушка, Силли! Полагаю, если твой поэт найдет себе достойное занятие, я сниму свои возражения и позволю тебе поступить по-своему.

От изумления она не могла вымолвить ни слова и лишь обратила на него ошеломленный взгляд. Сесилия не стала отнимать свою руку, пока он сам не отпустил ее и не отвернулся, словно боясь встретить взгляд ее широко распахнутых глаз.

– Ты полагала меня жестоким и… бесчувственным! Вероятно, я действительно выглядел таким, но всегда желал тебе только одного – счастья! Я не одобряю твой выбор, но если ты все для себя решила, то, видит Бог, я не стану разлучать тебя с тем, кого ты любишь всем сердцем, или заставлять тебя выйти замуж за человека, который тебе безразличен!

– Чарльз! – едва слышно пролепетала она.

Он сказал, не оборачиваясь и с трудом выговаривая слова:

– Я понял, что такой союз не сможет принести ничего, кроме страданий и горя. И ты, по крайней мере, будешь избавлена от жизни, полной сожалений! Я поговорю с отцом. Ты упрекала меня за влияние, которое я на него оказываю, но на сей раз оно будет использовано во благо тебе.

В любой другой момент его слова побудили бы ее задуматься над сокрытым в них смыслом, но сейчас шок и изумление завладели всем ее существом, лишив Сесилию способности здраво рассуждать. Она не могла произнести ни слова и с величайшим трудом удержалась, чтобы не расплакаться. Он повернулся к ней и с улыбкой сказал:

– Каким чудовищем я должен был тебе казаться, раз у тебя перехватило дыхание, Силли! И не смотри на меня так, словно не веришь своим ушам! Ты выйдешь замуж за своего поэта – вот тебе моя рука!

Она машинально протянула ему свою ладонь и сумела выдавить всего два слова:

– Благодарю тебя!

После чего выбежала из комнаты, не в силах ни добавить что-либо, ни справиться со своими чувствами.

Сесилия бросилась к себе в спальню, стремясь побыть в одиночестве. Ее мысли пребывали в таком беспорядке, что прошло много времени, прежде чем охватившее ее возбуждение улеглось.

Еще никогда сопротивление не оказывалось сломленным в столь неподходящий момент, и еще никогда победа не бывала столь ненужной и бессмысленной! На протяжении нескольких последних недель ее чувства претерпели самые решительные изменения, и она осознала это только сейчас. Теперь, когда брат дал согласие на ее брак с мужчиной, которого она сама выбрала, Сесилия вдруг поняла, что ее чувства к Огастесу были простой влюбленностью, как и предполагал Чарльз с самого начала. Его сопротивление лишь укрепило их, вынудив ее совершить роковую ошибку и едва ли не публично заявить о том, что она или выйдет замуж за Огастеса, или не выйдет ни за кого. Лорд Чарлбери, превосходящий Огастеса во всех отношениях, смиренно принял ее отказ, обратив свое внимание на другую. И какие бы невольные надежды ни зарождались в ее душе при виде того расположения, что он выказывал ей, отныне им не суждено было сбыться. Она и подумать не могла, чтобы признаться Чарльзу в том, что он был прав с самого начала, а она горько ошибалась. Она зашла слишком далеко; теперь ей не оставалось ничего другого, кроме как смириться с судьбой, которую она сама на себя навлекла, и хотя бы из самоуважения сделать вид, будто всем довольна и счастлива.

Первой для демонстрации своей радости она избрала Софи, решительно заявив, что ее можно поздравить с грядущим счастливым событием. Софи была поражена в самое сердце.

– Господи помилуй! – ошеломленно воскликнула она. – Чарльз дал согласие на этот брак?

– Он не хочет, чтобы я была несчастлива. И никогда не желал этого. Теперь, когда он убедился в искренности моих чувств, он не станет мне мешать. Знаешь, он был так добр, что даже пообещал поговорить обо мне с папой! Так что все решено: папа всегда делает так, как просит его Чарльз. – Заметив, что кузина пристально рассматривает ее, Сесилия заторопилась: – Я даже не думала, что Чарльз может быть таким добрым! Он говорил со мной о несчастьях, которые подстерегают того, кто вступает в брак против своей воли. Он сказал, что я не должна сожалеть о своем выборе всю жизнь. Ох, Софи, неужели он разлюбил свою Евгению? Его слова натолкнули меня на такую мысль!

– Боже милосердный, да он никогда и не любил ее! – презрительно ответила Софи. – А если он сам только сейчас это понял, то это не причина, чтобы… – Она оборвала себя на полуслове, метнув быстрый взгляд на Сесилию и заметив намного больше того, чего хотелось бы показать ее кузине. – Что ж! Сегодня – день настоящих чудес! – сказала она. – Разумеется, я от всего сердца поздравляю тебя, моя дорогая Сесилия! Когда будет объявлено о твоей помолвке?

– О, не раньше, чем Огастес найдет себе достойное занятие! – отозвалась Сесилия. – Но, я уверена, на это не понадобится много времени! Или же, что тоже не исключено, его трагедия произведет фурор.

Софи, не моргнув глазом, сделала вид, что поверила ей, и с видимым интересом выслушала планы Сесилии на будущее. Она никак не выразила своего отношения к тому, что озвучены они были самым безрадостным тоном, а лишь повторила свои поздравления и пожелала кузине счастья. Но пока она произносила эти банальные фразы, мозг ее работал быстро и напряженно. Она прекрасно понимала затруднительное положение, в котором оказалась Сесилия, но ни на мгновение не задумалась над тем, чтобы прибегнуть к протестам и уговорам. Здесь требовалось нечто куда более радикальное, нежели возражения, потому что ни одна девушка, добивающаяся обручения против воли родителей, не сможет отказаться от своих слов в ту минуту, когда ей будет даровано позволение сделать то, чего она так настойчиво требовала. С какой охотой Софи надрала бы мистеру Ривенхоллу уши! Оставаться непоколебимым в то время, когда сопротивление лишь усиливало упрямство его сестры, было неправильным решением; но пойти ей навстречу в тот момент, когда Чарлбери уже готов был вытеснить поэта из ее сердца, оказалось полным безумием, заставившим Софи потерять всякое терпение. Благодаря длинному языку Альфреда Рекстона тайная помолвка Сесилии с мистером Фэнхоупом стала известна всему городу. Более того, она была чуть ли не вынуждена демонстрировать обществу свою готовность выйти за него замуж. Должно было произойти нечто совсем уж необычайное, чтобы девушка, получившая аристократическое воспитание, решилась бы пойти наперекор всем условностям. Теперь, когда мистер Ривенхолл дал согласие на этот брак, следовало в самом скором времени ожидать официального уведомления; как только оно появится в «Газетт», ничто на свете не заставит Сесилию навлечь на себя клеймо обманщицы и кокетки, отказавшейся от своего слова. Софи испытывала сильные сомнения и в том, что помолвку удастся расторгнуть прежде, чем будет сделано формальное объявление о ней, поскольку Сесилия явно переоценивала привязанность к ней мистера Фэнхоупа и ее нежное сердечко не вынесет мысли о том, чтобы причинить боль тому, кто проявил себя столь верным ее поклонником.

Что же до странного признания самого мистера Ривенхолла, то для Софи оно не стало настолько неожиданным, как для его сестры; и хотя чувства, подвигнувшие его сделать такое заявление, бесспорно, обрадовали ее, она не могла тешить себя надеждой, что он намерен разорвать свою помолвку с мисс Рекстон. Ничего подобного от него ожидать не следовало: каким бы порывистым и импульсивным он ни выглядел, ни один мужчина его воспитания не посмел бы нанести женщине подобного оскорбления. Равным образом Софи не могла предполагать и того, что мисс Рекстон, наверняка знающая о его прохладном к ней отношении, согласится разорвать этот альянс, не обещавший в будущем даже призрачного счастья ни одной из сторон. Мисс Рекстон только и говорила о приближающейся свадьбе, и было совершенно очевидно, что брак с нелюбимым мужчиной для нее гораздо предпочтительнее вероятности остаться старой девой.

Софи, положив подбородок на скрещенные руки, погрузилась в глубокие размышления. Ситуация, которая повергла бы в ужас менее безжалостную леди, ее отнюдь не пугала. Хорошо знающие Софи люди наверняка встревожились бы, понимая, что никакая сила не заставит ее отступить и передумать после того, как она приняла решение, сколь бы возмутительным и необычным оно ни выглядело.

«Удивить – значит победить».

Она вдруг вспомнила эту фразу, некогда произнесенную в ее присутствии одним генералом. Тщательно обдумав ее, Софи поняла, что этот метод подходит ей как нельзя лучше. Ничто, кроме удивления или, точнее говоря, нападения врасплох не заставит Чарльза и Сесилию свернуть с пути следования правилам приличия. Значит, удивить их следует до неприличия.

Первым и незамедлительным итогом этих размышлений стал разговор с лордом Омберсли, которого она перехватила по возвращении на Беркли-сквер после целого дня, проведенного на скачках. Его светлость, решительно сопровожденный в собственное уединенное убежище, почуял опасность и поспешно сообщил своей племяннице, что не располагает временем и через час его ждут на званом обеде, где он обязательно должен присутствовать.

– Вы не опоздаете! – заверила его Софи. – Лучше скажите, вы сегодня еще не видели Чарльза, сэр?

– Разумеется, я видел Чарльза! – язвительно ответил его светлость. – Причем не далее как сегодня утром.