Доктор Бейли, с сомнением оглядев старую няню, покачал головой и отправил на Беркли-сквер миссис Пебуорт – женщину необъятных размеров со слезящимися глазами и в огромной шляпке. Она ласково улыбнулась двум молодым леди, которые впустили ее, и хриплым голосом заявила, что отныне им нечего бояться, поскольку она берет бедную малютку под свою опеку. Не прошло и двенадцати часов с момента ее появления, как она, стоя на улице, уже осыпала проклятиями запертую дверь особняка, откуда ее, по приказанию мисс Стэнтон-Лейси, выставила доблестная Джейн Сторридж. Софи без обиняков заявила доктору Бейли, что они вполне могут обойтись без служанки, которая регулярно подкрепляется из квадратной бутылки, а потом всю ночь напролет спит без задних ног в кресле у камина, пока ее пациентка стонет и мечется по кровати. Поэтому когда мистер Ривенхолл, немедленно отправившийся на юг после получения известий из Лондона, прибыл на Беркли-сквер, то обнаружил, что его мать страдает от учащенного сердцебиения, отец ищет спасения от нервных потрясений в клубах «Уайтс» или «Уоттиерс», его сестра, восстанавливая силы, дремлет на кровати, а в комнате больной распоряжается кузина.

Когда на дом обрушилось несчастье, леди Омберсли моментально забыла об упрямстве и несговорчивости Чарльза, считая его своей единственной надеждой и опорой. Радость, которую она испытала при виде того, как он входит в комнату, омрачал лишь страх, что и он может заразиться тифом. Миледи лежала на софе, но с трудом заставила себя встать и обвила руками шею сына, воскликнув:

– Чарльз! О, мой дорогой сынок, слава Богу, ты дома! Это ужасно, я знаю, что ее заберут у меня, как и мою бедную маленькую Клару!

Она захлебнулась слезами, и в течение нескольких минут он пытался успокоить вконец расстроенные нервы матери. Когда же она немного пришла в себя, он стал расспрашивать ее о природе заболевания Амабель. Она отвечала ему бессвязно и путано, но Чарльз уяснил достаточно, чтобы убедиться в том, что дело плохо и сестра, скорее всего, заразилась во время посещения «Амфитеатра Эстли». Он пришел в такой ужас, что некоторое время не мог вымолвить ни слова, а потом резко вскочил с софы, подошел к окну и остановился перед ним, глядя на улицу. Его мать, смахнув с глаз слезы, пролепетала:

– Ах, если бы не моя ужасная слабость! Ты же знаешь, Чарльз, как мне хочется самой сидеть рядом с моим ребенком! Но стоит мне увидеть, как она лежит там, такая исхудавшая и измученная, с жарким румянцев на щеках, как у меня учащается сердцебиение, а когда она узнает меня, то ужасно огорчается! И потому они почти не пускают меня к ней!

– Ты не должна так терзаться, – машинально сказал он. – Кто ухаживает за нею? Адди?

– Нет-нет. Доктор Бейли счел, что лучше отправить остальных детей в Омберсли! А потом он прислал нам какую-то ужасную женщину – я, правда, сама ее не видела, но Сесилия говорит, что она горькая пьяница! – и Софи прогнала ее. Сейчас там распоряжается старая нянюшка, а ведь ты знаешь, что на нее можно положиться! Ей помогают девочки, и доктор Бейли уверяет меня, что на этот счет я могу быть совершенно спокойна. Он говорит, что наша Софи – прекрасная сиделка и что болезнь протекает так, как ей и положено, но, Чарльз, я никак не могу убедить себя в том, что моя бедная малютка останется жива!

Он сразу же вернулся к ней и постарался рассеять ее страхи и опасения, проявив при этом куда больше терпения, чем можно было ожидать от него в таком расположении духа. Когда Чарльз понял, что может оставить ее, он поднялся наверх, к сестре. Она только что проснулась и уже выходила из своей комнаты, когда он появился на лестничной площадке. Сесилия выглядела бледной и усталой, но при виде брата ее лицо просветлело, и она приглушенным голосом воскликнула:

– Чарльз! Я знала, что ты обязательно приедешь! Ты уже видел маму? Ей было так плохо без тебя!

– Я только что от нее. Силли, Силли, она сказала мне, что Амабель почувствовала себя плохо всего через несколько дней после того злополучного визита в «Амфитеатр Эстли»!

– Тише! Пойдем ко мне! Амабель лежит в Голубой комнате для гостей, поэтому здесь нельзя громко разговаривать! Поначалу мы тоже так подумали, но доктор Бейли говорит, что вряд ли причина в этом. Не забывай: двое других чувствуют себя хорошо. Адди только вчера прислала нам письмо. – Она осторожно прикрыла дверь спальни. – Я не могу задерживаться надолго: мама может позвать меня в любую минуту.

– Бедная моя девочка, ты выглядишь измученной до смерти!

– Нет-нет, со мной все в порядке! Я ведь почти ничего не делаю, и иногда это меня просто убивает, особенно когда я вижу, какая тяжкая ноша легла на плечи Софи и ее милой служанки! Потому что няня уже старенькая, она не справляется, к тому же вид несчастной маленькой Амабель приводит ее в отчаяние. Кроме того, у мамы, если она долго остается одна, начинаются судороги – ты же знаешь! Но теперь, когда ты приехал, я избавлюсь от этой обязанности! – Сесилия улыбнулась и легонько пожала ему руку. – Никогда не думала, что буду так рада тебя видеть! И Амабель тоже! Она часто зовет тебя и спрашивает, почему ты не идешь. Не будь я уверена в том, что ты обязательно приедешь, я бы непременно послала за тобой! Ты ведь не боишься инфекции? – Чарльз нетерпеливо отмахнулся. – Да, я так и думала. Софи вышла прогуляться: доктор Бейли настаивает, что мы должны бывать на свежем воздухе, и мы послушно выполняем его рекомендации, можешь не сомневаться! Днем с Амабель сидит няня.

– Я хочу ее увидеть! Вот только не разволнуется ли она?

– Нет, конечно! Наоборот, твое появление должно ее успокоить. Если она не спит и… если находится в сознании, может быть, пойдем к ней прямо сейчас? И пусть тебя не пугает, что она ужасно изменилась, бедняжка!

Сесилия отвела его к комнате больной, и они осторожно вошли внутрь. Амабель металась по кровати, не находя себе места, у нее был жар, и она капризничала, отказываясь от помощи, которую ей предлагали, но при виде любимого брата глаза ее загорелись и на пересохших губах появилась слабая улыбка. Она протянула ему исхудалую ручонку, он бережно взял ее, заговорив с сестрой нежно и ласково, и его голос оказал на нее поистине благотворное действие. Амабель не хотела отпускать его, но, повинуясь знаку Сесилии, он высвободил свою ладонь из ее тоненьких пальчиков, пообещав скоро вернуться, если она будет хорошо себя вести и выпьет лекарство, которое уже приготовила для нее няня.

Он был совершенно подавлен ее болезненным видом, поэтому Сесилии стоило немалых трудов убедить его в том, что как только жар спадет, девочка быстро наберет утраченный вес. Чарльз смог лично убедиться, что няня слишком стара, чтобы ухаживать за больной. Сесилия вполне с ним согласилась, но успокоила брата, заявив, что командует всем в доме Софи.

– Доктор Бейли говорит, что никто не справился бы с этим лучше, и действительно, Чарльз, ты и сам в этом убедишься, когда увидишь, как слушается ее Амабель! Софи такая решительная и строгая! Бедная нянюшка не может заставить малышку делать то, что той не нравится, и к тому же ее взгляды на лечение слишком старомодны, чем не доволен доктор Бейли. Но, по его словам, наша кузина в точности выполняет все его рекомендации. Ее буквально невозможно оторвать от Амабель! Впрочем, это и к лучшему, потому как Амабель моментально начинает хныкать и капризничать, стоит Софи отлучиться хоть на минуту.

– Мы все очень обязаны Софи, – сказал он. – Но все-таки ей не пристало выполнять всю тяжелую работу! Не говоря уже о риске подхватить инфекцию, она приехала к нам вовсе не для того, чтобы быть сиделкой!

– Нет, конечно, – согласилась Сесилия, – но… но я не понимаю, как это получилось, однако она стала членом нашей семьи, так что никто уже не обращает на это внимания!

Он промолчал, и она оставила его, сказав, что должна идти к маме. Когда же спустя некоторое время он встретил Софи и попытался выразить возражения, она не пожелала его слушать.

– Я очень рада, что вы вернулись домой, дорогой Чарльз, поскольку это пойдет на пользу Амабель. Да и ваша бедная мама нуждается в вашем присутствии и поддержке. Но если вы намерены говорить подобные глупости, то заставите меня пожалеть о том, что не находитесь за тысячу миль отсюда!

– У вас есть собственные дела и планы, – настаивал он. – По-моему, на каминной полке в Желтой гостиной я видел никак не менее дюжины приглашений! Мне кажется неправильным, что вы отказываетесь от развлечений ради того, чтобы ухаживать за моей младшей сестрой!

Софи насмешливо взглянула на него.

– Нет, подумать только! Как ужасно, что мне придется пропустить несколько балов! Интересно, как я это переживу? И как славно было бы с моей стороны требовать, чтобы тетя сопровождала меня на приемы, когда в доме случилось такое несчастье!.. Умоляю, избавьте меня от ваших сентенций по этому поводу и, вместо того чтобы забивать себе голову всякими глупостями, лучше постарайтесь успокоить мою тетю! Вы же знаете, что у нее слабые нервы и ее ужасно расстраивает малейшая неприятность! Обязанность успокаивать и утешать ее легла на бедную Сеси, потому как ваш папа, да не сочтите мои слова оскорбительными, оказался совершенно бесполезен при нынешних обстоятельствах!

– Знаю, – ответил он, – и сделаю все, что смогу: я хорошо представляю, какая обуза свалилась на Сесилию и как нелегко ей приходится. Я ужаснулся, когда увидел, какой измученной она выглядит! – Чарльз заколебался, но все-таки добавил, хотя и неуверенно: – Пожалуй, нам может помочь мисс Рекстон. Я не стану предлагать ей входить в комнату Амабель, но уверен, что моей матери пойдет на пользу, если Евгения хотя бы иногда просто посидит с ней! В ее нынешнем расположении духа… – Он оборвал себя на полуслове, заметив, как изменилось выражение лица кузины, и сурово заявил: – Я знаю, что вы недолюбливаете мисс Рекстон, но даже вы должны признать, что ее здравая рассудительность придется весьма кстати в нынешнем положении!