– Что? – вскричал мистер Ривенхолл. – Выйти замуж за такого типа? Этому не бывать, пока вы остаетесь под крышей моего дома!

– Да, но я не могу отделаться от мысли, что должна пойти на это ради сэра Горация, – пояснила она. – Я понимаю, это будет самопожертвованием, но ведь он на время своего отсутствия поручил Санчию моим заботам, а я не вижу другой возможности помешать сэру Винсенту завоевать ее расположение, кроме как выйти за него замуж. Он ведь бывает очень обаятелен, когда захочет!

– Мне кажется, – язвительно заявил мистер Ривенхолл, – что вы окончательно спятили! Только не говорите, будто всерьез подумываете о том, чтобы выйти замуж за этого человека!

– Но, Чарльз, вы сами себе противоречите! – заметила она. – Всего неделю назад вы заявляли, что чем раньше я выйду замуж и покину этот дом, тем будет лучше для всех. Но стоило мне сказать, что я могу выбрать в мужья Чарлбери, как бы взбеленились, а теперь не желаете слышать и о бедном сэре Винсенте!

Мистер Ривенхолл не удостоил ее ответом. Метнув на кузину уничтожающий взгляд, он сказал:

– Я очень удивлюсь, если узнаю, что Талгарт сделал вам предложение!

– Что ж, можете не удивляться, – невозмутимо отозвалась Софи, – потому что он делал его неоднократно. Полагаю, это вошло у него в привычку. Но я понимаю, что вы имеете в виду, и думаю, вы правы: он будет очень расстроен, если я поймаю его на слове. Разумеется, я могу всего лишь обручиться с ним, а потом дать ему отставку, когда вернется сэр Гораций, но этот маневр представляется мне довольно подлым, вы не находите?

– Еще бы!

Она вздохнула.

– Да, к тому же он достаточно умен и может догадаться, что я задумала. Я, конечно, могу переселиться в Мертон, что доставит сэру Винсенту определенные неудобства. Но, боюсь, это решительно не понравится Санчии.

– Я весьма ей сочувствую!

Софи подняла на него глаза. Под его изумленным взглядом на ее ресницах вдруг появились две большие слезинки и медленно покатились по щекам. Она не шмыгнула носом, не поперхнулась и даже не всхлипнула, и слезы, оставляя блестящие дорожки, просто текли по ее лицу.

– Софи! – с трудом выговорил потрясенный мистер Ривенхолл. Он невольно шагнул к ней, но тут же остановился и бессвязно заговорил: – Умоляю вас, прекратите! Я не имел в виду… Я не хотел… Вы же знаете, как это со мной бывает! Я говорю больше, чем думаю, когда… Софи, ради Бога, не плачьте!

– О, прошу, не мешайте мне! – взмолилась Софи. – Сэр Гораций говорит, что это – мое единственное достижение!

Мистер Ривенхолл в крайнем изумлении посмотрел на нее.

– Что?

– Так могут делать очень немногие! – заверила его Софи. – Я обнаружила в себе это умение совершенно случайно, когда мне было семь лет от роду. Сэр Гораций сказал, что я должна развить его, поскольку оно весьма пригодится мне в будущем.

– Вы… вы… – Мистеру Ривенхоллу не хватало слов. – Немедленно прекратите!

– О, я уже прекратила! – сказала Софи, осторожно промокнув слезы. – Я не могу продолжать, если не думаю о грустном – например о том, что вы говорите мне гадкие вещи, или…

– Я не верю, что вам в самом деле захотелось заплакать! – гневно заявил мистер Ривенхолл. – Вы притворились, что плачете, только для того, чтобы поставить меня в неловкое положение! Вы, несомненно, сама отвратительная и бесстыжая… Не вздумайте начать снова!

Она рассмеялась.

– Очень хорошо, но если я столь ужасная особа, то, быть может, мне и впрямь лучше уехать к Санчии.

– Зарубите себе на носу следующее! – сказал мистер Ривенхолл. – Мой дядя поручил вас исключительно заботам моей матери, и вы останетесь здесь до тех пор, пока он не вернется в Англию! Что же до всех глупостей насчет маркизы, то вы ни в коей мере не несете ответственности за ее поступки!

– Если речь идет о любимых людях, то мы всегда ответственны за них, – просто ответила Софи. – Нужно всего лишь захотеть помочь им. Вот только я не вижу, что здесь можно сделать. Жаль, что Санчия не могла остановиться в доме сэра Горация!

– В Эштеде? И чем бы это вам помогло?

– Поместье расположено не так близко к городу, – заметила она.

– До него всего-то шестнадцать или семнадцать миль!

– Во всяком случае, в два раза дальше, чем до Мертона. Но теперь нет смысла сожалеть об этом. Сэр Гораций говорит, что дом пришел в запустение и жить в нем невозможно. Он намеревался привести его в порядок после своего возвращения в Англию. Но, боюсь, тогда будет поздно!

– Почему это? – осведомился мистер Ривенхолл, делая вид, что не понял ее. – Полагаю, поместье Лейси-Мэнор не совсем уж необитаемо. Разве мой дядя не оставил присматривать за ним нескольких слуг?

– Там сейчас живет только семья Клаверинг и, по-моему, один человек, который ухаживает за садами и следит за фермой. Но вы же прекрасно понимаете, что я совсем не это имею в виду!

– Послушайте моего совета, – сказал мистер Ривенхолл, – не лезьте в дела маркизы! – И язвительно добавил: – Или в чьи-либо еще! Впрочем, можете не говорить, будто не намерены следовать моему совету, потому что я и сам это знаю!

Софи благонравно сложила руки на коленях и изобразила на лице такую покорность и смирение, что он не мог не улыбнуться.

Но по мере того как шли недели, он улыбался все реже. Поскольку Софи еще не была представлена при дворе, то приглашения на грандиозный бал, устроенный регентом в Карлтон-хаусе, не получила, зато все остальные светские события не обошлись без ее участия. Следуя своим обязанностям, мистер Ривенхолл сопровождал мать и обеих ее подопечных на многие из этих мероприятий. Но поскольку большую часть времени ему приходилось наблюдать за тем, как его сестра танцует с мистером Фэнхоупом, а кузина напропалую флиртует с Чарлбери, он говорил, что будет безмерно счастлив, когда с наступлением июля семейство Омберсли переберется в родовое поместье. Он также выразил надежду, что Софи вскоре сделает окончательный выбор между своими воздыхателями, так что в один прекрасный день он вернется в дом, в котором не будут толпиться визитеры. Мисс Рекстон осторожно выразила надежду, что отсутствие сэра Горация не будет долгим, но единственное письмо, полученное от этого непредсказуемого джентльмена, не содержало и намека на его скорое возвращение, отчего мистер Ривенхолл не слишком на это рассчитывал.

– Если, – сказала мисс Рекстон, с целомудренной стыдливостью опуская глаза, – в сентябре она все еще будет находиться на попечении леди Омберсли, то я, Чарльз, попрошу ее стать одной из моих подружек невесты. Этого требует вежливость!

Он согласился, но после недолгого размышления добавил:

– Надеюсь, что к этому времени мой дядя благополучно вернется домой. Одному Богу известно, на какие проделки отважится Софи, чтобы досадить мне – нам – в Омберсли, но она обязательно что-нибудь придумает!

Однако с наступлением июля вопрос о переезде в Омберсли отпал сам собой. Мистер Ривенхолл, выполняя давнее обещание, повел трех младших сестер в «Амфитеатр Эстли» на празднование дня рождения Селины, и уже через неделю после этого знаменательного события пришлось посылать за доктором Бейли для Амабель.

Первые признаки недомогания проявились у нее почти сразу, и хотя впоследствии доктор неоднократно уверял мистера Ривенхолла в том, что лихорадки у девочки нет, он упрямо винил во всем одного себя. Было видно, что малышка серьезно больна: у нее все время болела голова, а по ночам пугающе подскакивала температура. Жуткий призрак сыпного тифа поднял свою уродливую голову, и никакие заверения доктора Бейли в том, что у Амабель наблюдается лишь легкая форма этой страшной болезни, которая не была ни заразной, ни смертельно опасной, не могли рассеять страхи леди Омберсли. Мисс Аддербери вместе с Селиной и Гертрудой были немедленно отправлены в поместье Омберсли; Хьюберта, который первые недели летних каникул проводил у родственников в Йоркшире, в экстренном порядке предупредили о том, чтобы он не вздумал приближаться к Беркли-сквер до тех пор, пока не минует опасность. Леди Омберсли отправила бы от греха подальше и Сесилию с Софией, если бы они прислушались к ее мольбам, но обе наотрез отказались уезжать. Софи заявила, что сталкивалась с куда более серьезными болезнями, чем у Амабель, но из всех инфекций не устояла лишь перед корью; а Сесилия, с любовью ухаживая за матерью, сказала, что только грубая сила заставит ее покинуть родительницу. Бедная леди Омберсли в ответ обняла дочь и заплакала. Состояние ее здоровья, как физического, так и душевного, не позволяло ей безболезненно переносить страдания своих детей. Несмотря на отчаянное желание самой ухаживать за Амабель, она не могла смотреть на больную девочку. Душевная слабость оказалась сильнее решимости; от одного вида жаркого румянца на щеках Амабель с миледи случился один из тяжелейших нервических припадков, так что лишь с помощью Сесилии она сумела добраться из комнаты больной до собственной кровати, после чего отправила служанку к доктору Бейли с просьбой перед уходом осмотреть ее саму. Леди Омберсли не могла забыть трагическую смерть другой своей маленькой дочери, рожденной после Марии; оттого что несчастье произошло при схожих обстоятельствах, она, едва только Амабель сразила болезнь, оставила всякую надежду на ее выздоровление.

К сожалению, мистер Ривенхолл также отбыл в Йоркшир погостить у своей тетушки. Во времена тяжелых испытаний его присутствие неизменно оказывало на мать успокаивающее действие, да и Амабель в бреду часто звала Чарльза. Родные надеялись, что мужской голос успокоит ее, поэтому привели в комнату девочки отца, который предпринял неловкую попытку привести ее в чувство. Заразиться он не боялся, поскольку доктор сообщил ему, что взрослые крайне редко страдают от этого заболевания, но, хотя вид больной дочери тронул его до глубины души, он никогда особенно не интересовался своими детьми, поэтому успокоить ее не сумел. Из его глаз ручьем хлынули слезы, и он был вынужден покинуть комнату.