– Иногда мне кажется, – сказал мистер Ривенхолл, – что понятия «такт» и «деликатность» вам совершенно неведомы!

– Так расскажите мне о них! – трогательно попросила она.

Он не воспользовался представившейся возможностью, а лишь заметил язвительно:

– Пожалуй, я должен предостеречь вас, что подчеркнутое ухаживание Чарлбери делает вас притчей во языцех в этом городе. Я не знаю, есть вам до этого дело или нет, но, поскольку моя мать несет за вас ответственность, я был бы весьма благодарен, если бы вы вели себя более осмотрительно!

– Однажды вы упомянули, что мне следует сделать, чтобы доставить вам удовольствие, – задумчиво проговорила Софи. – Должна признаться, я очень надеюсь, что такового желания у меня не возникнет, потому что я уже не помню, о чем шла речь!

– С первого дня нашей встречи вы намеренно делали все возможное, чтобы я невзлюбил вас, не так ли? – вспылил он.

– Вовсе нет, в этом вам не требовались поощрения с моей стороны!

Некоторое время он молча ехал рядом с ней, затем сухо заявил:

– Вы ошибаетесь. Я не испытываю к вам неприязни. Мало того, неоднократно я проникался к вам самой искренней симпатией. И не воображайте, будто я забыл о том, в каком долгу перед вами.

Она не дала ему договорить.

– Ничего подобного! Избавьте меня от подобных напоминаний, сделайте одолжение! Лучше расскажите мне о Хьюберте! Я слышала, как вы говорили моей тете о том, что получили от него письмо. С ним все в порядке?

– В полном. Он написал мне лишь для того, чтобы попросить выслать ему книгу, которую забыл дома. – Чарльз вдруг широко улыбнулся. – И чтобы сообщить о своем намерении посещать все лекции! Не будь я уверен в том, что этому благому намерению не суждено сбыться, я бы первым же почтовым дилижансом отправился в Оксфорд! Подобная добродетель грозит привести к тому, что он начнет искать спасения в самых предосудительных излишествах. Но позвольте мне сказать вам кое-что, Софи! Раньше у меня не было такой возможности: нас прервали, прежде чем я успел сделать это, а другого шанса более не представилось! Я всегда буду благодарен вам за то, что вы помогли мне понять, как сильно я ошибался в своем отношении к Хьюберту.

– Это все ерунда, но я могу помочь вам понять, если хотите, как сильно вы ошибаетесь в отношении Сесилии! – сказала она.

Лицо его окаменело.

– Боже упаси! В этом вопросе мы с вами никогда не придем к согласию!

Она не стала больше ничего говорить, а лишь послала Саламанку легкой рысью, нагоняя лорда Чарлбери и Сесилию.

Оказалось, что они очень мило беседуют, и его дружелюбие быстро растопило неловкость Сесилии, вызванную тем, что ей пришлось ехать рядом с ним. Ни одним словом или взглядом он не напомнил ей о том, что между ними произошло, а сразу же нашел совершенно невинную тему для разговора, которая, как он знал, будет ей интересна. Это стало для нее приятным разнообразием, поскольку почти все речи мистера Фэнхоупа сводились исключительно к масштабу и структуре его великой трагедии. Слушать же, как поэт дискутирует с самим собой – поскольку она не могла похвастать тем, что принимает деятельное участие в обсуждении – относительно достоинств белого стиха как средства драматического выражения, было, естественно, привилегией, которой должна была бы гордиться любая молодая леди. Но Сесилия не могла не признать, что разговаривать в течение доброго получаса с мужчиной, который с интересом слушал ее, стало для нее если не облегчением, то, во всяком случае, приятным разнообразием в жизни. Не зря же, в конце концов, его светлость прожил на свете на целых десять лет дольше своего молодого соперника. Смазливое личико и обаятельная улыбка мистера Фэнхоупа радовали женский взор, но он еще не овладел искусством внушать женщине, что находит ее хрупким созданием, которое следует оберегать и лелеять и с чьим мнением необходимо считаться. Быть может, лорд Чарлбери, сообразно складу своего ума, никогда не назвал бы Сесилию нимфой, как и не сравнил бы ее глаза с колокольчиками, уступающими им в красоте, зато он обязательно предложил бы ей свой плащ, если бы испортилась погода, перенес бы через препятствие, которое девушка без труда преодолела бы и сама, и иным способом непременно убедил бы ее в том, что она – бесценное сокровище, оберегать которое является его священным долгом.

Пожалуй, было бы преувеличением утверждать, что Сесилия сожалела об отвергнутом предложении его светлости, но когда к ним присоединились Софи и Чарльз, она совершенно явственно ощутила разочарование оттого, что их разговор наедине прервали.

Немного погодя она попыталась без лишних эмоций обсудить этот вопрос с Софи, но вдруг обнаружила, что не может заставить себя признаться в чувствах, которые она, по ее глубокому убеждению, испытывала. В конце концов, она склонилась над пяльцами и поинтересовалась у кузины, не сделал ли лорд Чарлбери ей предложение.

В ответ Софи лишь рассмеялась.

– Господи помилуй, нет, конечно! Ну и глупая же ты гусыня! Чарлбери не имеет на мой счет серьезных намерений.

Сесилия упорно не поднимала голову.

– В самом деле? А я бы сказала, что он к тебе явно неравнодушен.

– Моя дорогая Сеси, я не стану мучить тебя своими предположениями по этому поводу, но можешь мне поверить, что Чарлбери весьма искусно скрывает свои подлинные чувства. Не удивлюсь, если он закончит свои дни холостяком.

– Я так не думаю, – заявила в ответ Сесилия, перекусывая нитку. – Как и ты, кстати. Он непременно сделает тебе предложение, и… и я надеюсь, что ты ответишь ему согласием, ибо, если бы мое сердце не было занято другим, я бы не желала лучшего спутника жизни, потому что сыскать такового невозможно.

– Что ж, поживем-увидим, – только и сказала в ответ Софи.

Глава 14

Замысел будущей трагедии настолько завладел мыслями мистера Фэнхоупа, что он отказался от всех планов подыскать себе достойное занятие, которое обеспечило бы ему безбедное существование. Несколько раз он являлся на Беркли-сквер, чтобы, не обращая внимания на жесточайшие насмешки Чарльза, прочитать Сесилии и Софи очередной отрывок из своей бессмертной поэмы. Однажды он даже продекламировал его леди Омберсли, которая потом жаловалась, что не поняла ни слова. Кроме того, он, по всей видимости, много времени проводил и в Мертоне, но когда Софи принялась расспрашивать его об остальных гостях Санчии, он даже не смог вспомнить, кто там присутствовал. Однако сэр Винсент, заглянув однажды на Беркли-сквер, не стал скрывать, что часто бывает в Мертоне. Софи, по натуре прямолинейная и искренняя, без обиняков заявила, что не доверяет ему и была бы признательна, если бы он помнил, что Санчия обручена с сэром Горацием.

Сэр Винсент добродушно рассмеялся и легонько ущипнул ее за подбородок, после чего сказал, насмешливо глядя в ее запрокинутое лицо:

– В самом деле, Софи? Но когда я предлагал впрячься в вашу упряжку, вы отказались! Будьте же разумной, Юнона! Отвергнув меня, вы не можете ожидать, что я стану послушно откликаться на ваше прикосновение к моей узде!

Она схватила его за запястье.

– Сэр Винсент, вы не нанесете сэру Горацию удар в спину! – сказала она.

– Почему нет? – холодно поинтересовался он. – Или вы полагаете, что на моем месте он поступил бы иначе? Иногда ваша наивность меня просто поражает, очаровательная Юнона!

Поскольку именно этот неудачный момент выбрал мистер Ривенхолл, чтобы войти в гостиную, Софи вынуждена была промолчать. Сэр Винсент без малейшего смущения отпустил ее и повернулся, чтобы приветствовать хозяина дома. Ему был оказан весьма прохладный прием, и когда он выразил желание удалиться, ему не предложили задержаться; едва он откланялся и ушел восвояси, мистер Ривенхолл прямо высказал кузине все, что думает о ее поведении, поощряющем двусмысленные и неприличные знаки внимания этого известного распутника и повесы. Софи выслушала его с большим интересом, но если он рассчитывал смутить ее, то его ждало разочарование, поскольку она ограничилась лишь тем, что ответила:

– Полагаю, вы превосходный мастер устраивать взбучку, Чарльз, поскольку никогда не лезете за словом в карман! Но неужели вы готовы назвать меня неисправимой кокеткой?

– Да, готов! Вы потворствуете любому знакомому в алом мундире, отчего он безвылазно торчит у нас дома! Вы заставили весь город говорить о себе благодаря бессовестному поведению с лордом Чарлбери, который бегает за вами, как собачонка! Но и этого мало: вы позволяете такому типу, как Талгарт, обращаться с собой, словно со служанкой в гостинице!

Она взглянула на него широко распахнутыми глазами.

– Чарльз! Так вот что вы делаете? Щиплете их за подбородок? Право же, я просто поражена! Никогда бы не подумала, что вы на такое способны!

– Софи, мое терпение на исходе! – зловеще предупредил он. – У меня руки чешутся надрать вам уши, так что будьте осторожны!

– О, на это вы никогда не осмелитесь! – с улыбкой ответила она. – Вы же знаете, что сэр Гораций не учил меня боксировать, значит, это будет нечестно! Кроме того, какое вам дело до того, чем я занимаюсь? Я не ваша сестра!

– И слава Богу!

– Конечно, потому что брат вы поистине ужасный! Перестаньте строить из себя неизвестно кого! Сэр Винсент, конечно, тот еще фрукт, но он не причинит мне вреда, уверяю вас. Это было бы противно его убеждениям, потому что он знал меня еще ребенком и дружен с сэром Горацием. Но, должна признаться, ведет он себя чрезвычайно странно! Мне совершенно ясно, что Санчия не кажется ему запретным плодом. – Софи нахмурилась. – Я очень боюсь того, что он может натворить. Быть может, все-таки пообещать выйти за него замуж?