Джорджетт Хейер - Великолепная Софи

– Господи помилуй! Вы? – И протянул руку, словно намереваясь забрать у нее смертоносную игрушку, но она отступила на шаг.

– Осторожнее! Он заряжен!

Чарльз нетерпеливо бросил:

– Дайте мне взглянуть на него!

– Сэр Гораций, – с преувеличенной серьезностью произнесла Софи, – научил меня быть осторожной и никогда не давать пистолет в руки тому, в чьих способностях обращаться с оружием я не уверена.

На мгновение мистер Ривенхолл, который считался превосходным стрелком, опешил и уставился на нее в немом изумлении. Но долго сдерживаемые эмоции оказались сильнее и наконец-то вырвались наружу. Он подскочил к камину и схватил с полки пригласительный билет, засунутый за золоченую оправу большого зеркала.

– Возьмите его, встаньте вон там и дайте мне свой пистолет! – потребовал он.

Рассмеявшись, Софи повиновалась и бесстрашно подошла к стене, держа пригласительный билет за уголок.

– Предупреждаю, он берет влево! – невозмутимо заметила она.

А он побелел от гнева, вызванного вовсе не ее пренебрежительным отношением к его способности обращаться с оружием, но, подняв пистолет, похоже, справился с собой. Он опустил руку и сказал:

– Не могу! Во всяком случае из незнакомого мне пистолета!

– Трусишка! – поддразнила его Софи.

Он метнул на нее ненавидящий взгляд, шагнул вперед, вырвал у нее из рук пригласительный билет и засунул его за угол висящей на стене картины. Софи с большим интересом смотрела, как он отошел в дальний конец комнаты, повернулся, вскинул руку и выстрелил. Тишину разорвал грохот, особенно громкий в замкнутом помещении, и пуля, оторвав кончик билета, вонзилась в стену.

– Я же вам говорила, что он берет влево, – напомнила ему Софи, критически обозревая результаты его трудов. – Ну что, перезарядим его, чтобы я показала вам, как надо стрелять?

Они посмотрели друг на друга. И тут мистер Ривенхолл осознал всю нелепость своего поведения и расхохотался.

– Софи, вы… вы дьяволица!

Она тоже рассмеялась. И когда минутой позже в комнату ворвалась взволнованная толпа, то обнаружила сцену безудержного веселья. Леди Омберсли, Сесилия, мисс Рекстон, лорд Бромфорд, Хьюберт, один из ливрейных лакеев и обе горничные застыли в дверях, явно ожидая увидеть кровавые последствия ужасного инцидента.

– Я же мог убить вас, Софи! – сказал мистер Ривенхолл.

– Это нечестно! Разве я предлагала вам сделать это? – возразила она. – Дорогая тетя Лиззи, не тревожьтесь! Чарльз… просто решил удостовериться, что мой пистолет исправен!

К тому времени пришедшие, наконец, заметили дыру в стене. Леди Омберсли, опершись на руку Хьюберта, выдохнула:

– Чарльз, ты сошел с ума?

Он с виноватым видом взглянул на то, что натворил.

– Очевидно. Впрочем, урон невелик, его можно быстро исправить. Ваш пистолет действительно берет влево, Софи. Я бы многое отдал за то, чтобы посмотреть, как вы стреляете из него! Какая жалость, что я не могу взять вас с собой к Ментону[87]!

– Это пистолет Софи? – с интересом осведомился Хьюберт. – Клянусь Богом, вы необыкновенная девушка, Софи! Но что на тебе нашло, Чарльз, раз ты вздумал стрелять прямо здесь? Ты в самом деле спятил!

– Вне всяких сомнений, это вышло случайно! – провозгласил лорд Бромфорд. – Никакой человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, коим мы полагаем и мистера Ривенхолла, не станет намеренно палить из пистолета в присутствии дам. Моя дорогая мисс Стэнтон-Лейси, вы наверняка испытали сильнейший шок! Иного просто не может быть. Позвольте предложить вам немного отдохнуть!

– Я не настолько жалкое создание! – ответила Софи, и в ее глазах искрилось веселье. – Чарльз подтвердит, что я не взвизгнула и не подпрыгнула от неожиданности! Сэр Гораций пресекал такие потуги в зародыше, когда нещадно драл мне уши!

– Я уверена, что вы неизменно будете служить нам примером во всем! – ядовитым тоном заметила мисс Рекстон. – Остается только позавидовать вашему железному самообладанию! Я же, увы, сделана из совсем иного теста и, должна признаться, была немало напугана столь беспрецедентным шумом в доме. Не понимаю, чего ты добивался, Чарльз. Или пистолет и в самом деле принадлежит мисс Стэнтон-Лейси, и она демонстрировала тебе свое искусство?

– Напротив, это я промахнулся самым позорным образом. Я могу вычистить его для вас, Софи?

Она покачала головой и протянула руку за оружием:

– Благодарю вас, но я привыкла чистить и заряжать его сама.

– Заряжать? – ахнула леди Омберсли. – Софи, милочка, ты же не собираешься снова зарядить эту ужасную штуку?

Хьюберт расхохотался.

– Я же говорил тебе, Чарльз, что она отважная девушка! Но скажите, Софи, неужели вы всегда держите его заряженным?

– Конечно! Разве можно знать заранее, когда он мне понадобится, да и какой может быть прок от незаряженного пистолета? К тому же это очень деликатное дело, не так ли? Держу пари, Чарльз справился бы с ним в мгновение ока, но только не я!

Он вложил пистолет ей в руку.

– Если летом мы поедем в Омберсли, нам обязательно следует устроить турнир, – сказал он. Когда их пальцы встретились и она забрала у него пистолет, он взял ее за запястье и задержал на мгновение. – Какой недостойный поступок с моей стороны! – понизив голос, сказал он. – Я прошу прощения – и благодарю вас!

Не следовало ожидать, что этот инцидент доставит мисс Рекстон удовольствие. Между мистером Ривенхоллом и его кузиной, казалось, протянулась ниточка взаимной симпатии, которая не могла ей понравиться. Она хотя и не любила его, поскольку полагала подобное чувство недостойным своего положения, но твердо решила выйти за него замуж и была в достаточной мере женщиной, чтобы приревновать его к знакам внимания, которые он оказывал другой особе женского пола.

Фортуна была сурова к мисс Рекстон. Еще учась в пансионе, она была помолвлена с одним благородным джентльменом безупречного происхождения, обладателем внушительного состояния, но черная оспа унесла его до того, как она успела достичь нужного возраста и официально стать его невестой. Несколько других весьма достойных господ выказали склонность приволокнуться за ней во время ее первых сезонов на брачном рынке, поскольку она была симпатичной девушкой с недурным приданым, но ни один из них так и не решился «посадить ее себе на шею», как бестактно выразился ее старший брат. Предложение мистера Ривенхолла поступило как раз в тот момент, когда она уже начала опасаться, что так и останется старой девой, и посему было принято с благодарностью. Мисс Рекстон, воспитанная в самых строгих правилах, никогда не терзалась глупыми романтическими устремлениями, поэтому без колебаний заявила своему отцу, что готова ответить взаимностью на ухаживания мистера Ривенхолла. Лорд Бринклоу, питавший глубокое отвращение к лорду Омберсли, ни за что не стал бы рассматривать предложение мистера Ривенхолла всерьез, если бы само провидение не послало им смерть Мэттью Ривенхолла. Отмахнуться от состояния старого набоба не смог бы и самый ханжеский пэр. Поэтому лорд Бринклоу сообщил дочери, что дарует им свое благословение, а леди Бринклоу, еще более суровая моралистка, чем ее супруг, ясно дала понять Евгении, в чем заключается ее долг и каким образом она может оторвать Чарльза от его погрязшего в грехах падшего семейства. Будучи способной ученицей, мисс Рекстон, соответственно, не упускала ни малейшей возможности указать Чарльзу (самым тактичным образом, разумеется) на проступки и духовное разложение его отца, братьев и сестер. Ею двигали самые гуманные и чистые мотивы; мисс Рекстон искренне полагала, что влияние лорда Омберсли и Хьюберта пагубно сказывается на Чарльзе и его жизненных интересах. Она всей душой презирала леди Омберсли и ни во что не ставила чрезмерную любвеобильность и сентиментальность Сесилии, которые подталкивали ту выйти замуж за младшего сына из семьи Фэнхоуп, не имеющего за душой ни гроша. Оторвать Чарльза от родных она считала своей главной задачей, но порой задумывалась и над тем, а не спасти ли весь дом Омберсли от падения в пучину порока. Поскольку она обручилась с Чарльзом в момент, когда тот был просто взбешен излишествами своего отца, то ее слова пали на благодатную почву. По натуре напрочь лишенная умения радоваться, воспитанная на самых гнетущих и мрачных принципах, в желании членов его семьи дарить и получать удовольствие она видела лишь прискорбные и заслуживающие сожаления наклонности. Чарльз, сражающийся с неподъемными долгами, склонялся к мысли о том, что она права. И только после приезда Софи его чувства, похоже, претерпели некоторые изменения. Мисс Рекстон не могла обманывать себя, недооценивая губительное влияние, которое Софи оказывала на Чарльза; а поскольку, несмотря на свое утонченное образование и воспитание, особым умом она похвастать не могла, то для противодействия ему прибегала к способам, которые вызывали у Чарльза лишь глухое раздражение. Она поинтересовалась, объяснила ли ему Софи причину своего визита к «Ранделлу и Бриджу», и, отдавая должное своей кузине, Чарльз вынужден был поведать своей невесте часть правды. Злой гений мисс Рекстон подтолкнул ее к тому, чтобы указать ему на ужасающую безалаберность Хьюберта, его пугающее сходство с отцом и совершенно безрассудное поведение Софи, которое та выдавала за благое вмешательство. Но мистер Ривенхолл и так изнывал под тяжестью угрызений совести; невзирая на свои многочисленные недостатки, он сумел разобраться, в чем дело, поэтому замечания мисс Рекстон вызвали у него лишь очередной приступ раздражения. Он сказал ей:

– Я виню в произошедшем только себя. То, что мои поспешные и необдуманные слова вселили в Хьюберта убеждение, будто лучше пуститься во все тяжкие, чем в трудную минуту обратиться ко мне, станет для меня непреходящим укором! И я благодарен кузине за то, что она показала мне, как сильно я ошибался! Надеюсь, что больше подобное не повторится. У меня не было дурных намерений, но теперь я вижу, что выглядел в его глазах жестоким тираном! Я приложу все усилия, чтобы бедный Теодор не вырос в уверенности, что должен любой ценой скрывать от меня свои маленькие слабости!