– Так и я думала, – кивнула Софи.

– Вы должны понять, миледи, что я способен причинить мистеру Ривенхоллу огромный вред, – заметил мистер Голдхэнгер. – Он ведь учится в Оксфорде, не так ли? Да, я думаю, что там будут не совсем рады узнать о его маленькой сделке со мной. Или…

– Они будут совсем не рады, – заметила Софи. – Но и вам предстоит испытать некоторые неудобства, не правда ли? Впрочем, вы можете попробовать убедить их, будто даже не догадывались, что мистер Ривенхолл не достиг совершеннолетия.

– Какая умная молодая леди! – снова улыбнулся мистер Голдхэнгер.

– Нет, у меня имеется здравый смысл, и он подсказывает мне, что если вы откажетесь отдать долговую расписку и перстень, то мне придется отправиться прямиком на Боу-стрит[85] и изложить все дело магистрату[86].

Улыбка на лице мистера Голдхэнгера погасла. Он уставился на Софи прищуренными глазами.

– Не думаю, что это будет очень умно с вашей стороны, – сказал он.

– В самом деле? А вот мне кажется, это лучшее, что я могу сделать, и еще у меня есть ощущение, что на Боу-стрит буду очень рады с вами познакомиться.

Мистер Голдхэнгер разделял ее убеждение. Но он не верил, что Софи действительно поступит так, как обещает: обычно его клиенты весьма старательно избегали огласки. Он сказал:

– Думаю, милорд Омберсли предпочтет заплатить мне мои деньги.

– Пожалуй, вы правы, потому-то я и не сообщила ему об этом деле: шантаж со стороны такого создания, как вы, начисто лишенного хотя бы капли смелости, будет выглядеть нелепо и абсурдно!

Столь неожиданный и беспримерный поворот беседы внушил мистеру Голдхэнгеру неприязнь к своей гостье, хотя он и знал, что женщины часто бывают непредсказуемы. Он подался вперед и попытался объяснить ей некоторые наиболее неприятные последствия, которые ожидают мистера Ривенхолла, если тот откажется признать какую-либо часть своего долга. Он изъяснялся весьма образно, и речь его звучала зловеще. Чаще всего она производила на его клиентов нужное впечатление. Но только не сегодня.

– Все это, – бесцеремонно прервала его Софи, – полная чушь, и вам известно это не хуже меня. Самое страшное, что может случиться с мистером Ривенхоллом, – серьезная выволочка, которую ему устроят родственники, а его отцу предстоит пережить несколько унизительных минут, о которых скоро позабудут. Что же касается исключения из Оксфорда, то этого не произойдет! Они просто ни о чем не узнают, поскольку у меня есть веские основания полагать, что вы здесь занимаетесь вещами куда худшими, чем одалживание денег молодым людям под грабительские проценты. Десять к одному, что после того, как я побываю на Боу-стрит, они посадят вас в тюрьму по совершенно другому обвинению! Более того, как только стражам порядка станет известно, что вы ссужаете деньгами несовершеннолетних, вы не сможете получить обратно ни пенни. Так что, умоляю, избавьте меня от ваших глупостей! Я нисколько не боюсь ни вас, ни того, что вы можете сделать.

– Вы очень храбрая женщина, – мягко сказал мистер Голдхэнгер. – И в избытке наделены здравым смыслом, как сами изволили заметить. Но у меня тоже присутствует здравый смысл, миледи, и я не думаю, что вы пришли ко мне с согласия или ведома ваших родителей, или вашей служанки, или хотя бы мистера Хьюберта Ривенхолла. Быть может, вы и впрямь сообщите обо мне на Боу-стрит, не знаю, но я не уверен, что вам представится такая возможность. Мне бы не хотелось вести себя грубо с такой очаровательной молодой леди, так что давайте согласимся на маленький компромисс, а? Вы отдадите мне пятьсот фунтов, которые принесли с собой, и эти красивые жемчужные серьги из ваших ушей, а я верну вам залог мистера Ривенхолла, и мы расстанемся, довольные друг другом.

Софи рассмеялась.

– Да, могу представить, что вы будете более чем удовлетворены! – сказала она. – Я дам вам пятьсот фунтов за долговую расписку и перстень, и ни пенни больше.

– Но, быть может, у вас есть любящие родители, которые пожелают дать мне много, много больше, чтобы вы вернулись к ним живой, миледи, и здоровой?

С этими словами он поднялся со стула, но его незваная гостья, вместо того чтобы встревожиться, просто вынула из муфты правую руку. В ней был зажат маленький, но, похоже, вполне исправный пистолет.

– Прошу вас вернуться на свое место, мистер Голдхэнгер! – сказала она.

Мистер Голдхэнгер вновь опустился на стул. Он полагал, что ни одна женщина не сможет вынести даже грохота выстрела, не говоря уже о том, чтобы спустить курок, но он уже достаточно изучил Софи, и ему не хотелось проверять свою теорию на практике. Он попросил ее не делать глупостей.

– Вам не следует опасаться, что я не знаю, как с ним обращаться, – постаралась приободрить его Софи. – На самом деле я стреляю очень даже неплохо. Пожалуй, стоит рассказать вам о том, что я долгое время жила в Испании, где имеется масса неприятных людей – бандитов например. Отец научил меня стрелять. Я, конечно, не столь искусна в стрельбе, как он, но с такого расстояния всажу пулю в любую часть вашего тела по своему выбору.

– Вы пытаетесь напугать меня, – сварливо сказал мистер Голдхэнгер, – но я не боюсь оружия в женских руках, потому что хорошо знаю: оно не заряжено!

– Если вы сдвинетесь с места, то убедитесь, что оно заряжено, – сказала Софи. – Скорее всего, вы будете мертвы, но, полагаю, успеете понять, как все произошло.

Мистер Голдхэнгер неуверенно хохотнул.

– А что будет с вами, миледи? – осведомился он.

– Не думаю, что со мной случится что-нибудь особенное, – ответила она. – И, кстати, я не понимаю, почему это должно вас заботить, коль скоро вы сами будете уже хладным трупом. Однако если вам так хочется, я расскажу, что именно сообщу офицерам полиции.

Мистер Голдхэнгер, позабыв о своей учтивости, раздраженно заявил, что ему это неинтересно.

– Знаете, – нахмурившись, сказала Софи, – мне пришло в голову, что в любом случае застрелить вас было бы прекрасным решением. Я не собиралась этого делать, когда шла сюда, потому что, вполне естественно, не одобряю убийства. Но теперь я вижу, что вы очень злой человек, и спрашиваю себя, а может ли найтись смельчак, который одним выстрелом избавит мир от того, кто причинил людям столько вреда.

– Уберите свой дурацкий пистолет и давайте поговорим о деле! – взмолился мистер Голдхэнгер.

– Нам более не о чем говорить, а с пистолетом в руке я чувствую себя гораздо спокойнее. Так вы отдадите мне то, за чем я пришла, или мне отправиться на Боу-стрит и сообщить им, что вы пытались меня похитить?

– Миледи, – сказал мистер Голдхэнгер, в тоне которого появились просительные нотки. – Я всего лишь бедный старик! А вы…

– Вы станете намного богаче, когда я верну вам ваши пятьсот фунтов, – заметила Софи.

Он просветлел, потому что всего несколько минут назад выглядел так, словно готов был отказаться и от этой суммы.

– Очень хорошо, – сказал он. – Мне не нужны неприятности, поэтому я верну вам долговую расписку. А вот перстень вернуть не могу, потому что его у меня украли.

– В таком случае, – заявила Софи, – я всенепременно отправлюсь на Боу-стрит, поскольку убеждена, что там не поверят, как не верю и я, что перстень украли. Если у вас его нет, то вы его продали, а это уже значит, что вас могут подвергнуть уголовному преследованию. Только сегодня утром я справилась у одного очень уважаемого ювелира, какие законы действуют в отношении залогового имущества.

Мистер Голдхэнгер, взбешенный столь нехарактерным для женщины знанием законов, метнул на нее ненавидящий взгляд и проворчал:

– Я не продавал его!

– Да, и украден он тоже не был. Полагаю, перстень лежит в одном из ящиков вашего стола вместе с долговой распиской, иначе я не представляю, зачем еще вам понадобилось приобретать столь замечательный предмет мебели, если не для того, чтобы хранить в нем драгоценности. Быть может, вы даже держите в нем свой пистолет, и на этот случай спешу предупредить вас, что если вы нажмете на курок быстрее меня, то я оставила дома письмо, в котором рассказала своим… своим родителям, куда я направилась и с какой целью.

– Будь у меня такая дочь, как вы, я постыдился бы показывать ее людям! – с чувством воскликнул мистер Голдхэнгер.

– Вздор! – ответила Софи. – Вы наверняка гордились бы мною, да еще и научили бы обчищать карманы. А будь у вас такая дочь, как я, она бы отскребла здесь полы и выстирала бы вашу сорочку, так что вы выглядели бы и чувствовали бы себя намного лучше, чем сейчас. Прошу, не заставляйте меня ждать слишком долго: я устала от этого разговора, да и вы уже изрядно мне прискучили!

Мистера Голдхэнгера кем только не называли – и негодяем, и кровопийцей, и обманщиком, и дьяволом, и вампиром, и прочими столь же лестными прозвищами, но еще никто никогда не говорил, что он кому-то наскучил, и еще ни одна из его жертв не глядела на него с таким нескрываемым презрением. Он бы с превеликим удовольствием сомкнул свои длинные костлявые пальцы на шее Софи и по капле выдавил бы из нее жизнь. Но девушка держала в руке пистолет, поэтому он только отпер один из ящиков своего стола и дрожащей рукой принялся искать в нем нужные предметы. Швырнув через стол перстень и клочок бумаги, он прохрипел:

– Деньги! Отдайте мне мои деньги!

Софи левой рукой взяла долговую расписку и прочла ее, затем сунула ее вместе с перстнем в свою муфточку и вынула из этого столь удобного хранилища пачку ассигнаций, положив ее на стол.

– Вот они, – сказала она.

Он принялся машинально пересчитывать банкноты, а Софи поднялась на ноги.

– А теперь не будете ли вы так любезны развернуть свой стул спинкой к двери?