Сунув банкноты в свою муфточку, Софи наняла извозчика и велела отвезти себя в Медвежий переулок. Экипаж, который она остановила, не был ни первым, ни самым роскошным из проехавших мимо нее, зато управлял им кучер весьма располагающей наружности. Он был коренастым здоровяком средних лет с веселым румяным лицом, и Софи почувствовала, что может в некоторой степени довериться ему; эта мысль лишь окрепла при виде того, как он воспринял ее просьбу. Окинув ее внимательным взглядом и погладив подбородок рукой в кожаной перчатке, он высказал мнение, что она ошиблась адресом. На его взгляд, Медвежий переулок – не то место, куда хотела бы попасть такая высокородная, хотя и молодая, леди.

– Это район трущоб, вы хотите сказать? – осведомилась Софи.

– Это неподходящее место для молодой леди, – повторил извозчик, отказавшись подтвердить ее догадку. А потом добавил, что у него самого есть дочери, и попросил прощения за такую вольность.

– Что ж, трущобы или нет, но как раз туда мне и надо попасть, – заявила Софи. – У меня дело к мистеру Голдхэнгеру, большому мошеннику, как мне представляется; а вы выглядите как человек, который не уедет оттуда, бросив меня одну.

Она села в фиакр; кучер захлопнул за ней дверцу, взобрался на облучок и, выразив желание провалиться на этом самом месте, если ему когда-либо приходилось иметь дело с чем-либо подобным, тронул лошадь с места.

Медвежий переулок, расположенный к востоку от Флит-Маркет, оказался узенькой и дурно пахнущей улочкой, усыпанной всевозможными отбросами, валяющимися прямо на неровных камнях мостовой. Казалось, над всем районом нависла угрюмая тень огромной тюрьмы, и даже люди, бредущие по улицам или сидящие на порогах своих домов, выглядели подавленными и унылыми, что нельзя было объяснить только тяжкими жизненными обстоятельствами. Возница спросил у мужчины в грязном кашне, не знает ли тот, где обитает мистер Голдхэнгер. Ему указали на дом посреди улочки, причем прохожий явно заколебался, прежде чем ответить, и не захотел продолжать разговор.

Потрепанный фиакр, бывший некогда каретой джентльмена, не привлек особого внимания, но когда он остановился и из него вышла высокая, хорошо одетая молодая леди, одной рукой придерживая юбки, чтобы не запачкать их о кучи мусора, несколько зевак и двое маленьких чумазых мальчишек приблизились и принялись глазеть на нее. Послышалось несколько сочных комментариев, которые, к счастью, содержали совершенно незнакомые Софи выражения. Ей довелось бывать в слишком многих бедных испанских и португальских деревушках, чтобы она обеспокоилась тем вниманием, которое привлекла к себе, и, окинув критических взором свою аудиторию, она поманила одного из мальчишек и с улыбкой обратилась к нему:

– Скажи-ка мне, здесь живет человек по имени Голдхэнгер?

Сорванец во все глаза уставился на нее, но когда она протянула ему шиллинг, поперхнулся и, вытянув грязную ручонку, похожую на цыплячью лапку, пискнул:

– Второй этаж! – Схватив монету, он бросился наутек прежде, чем взрослые успели отобрать ее.

При виде такой щедрости толпа угрожающе надвинулась на Софи, но тут кучер слез с облучка, похлопывая себя по ладони кнутом, и ласково предложил всем желающим отведать его угощения. Никто не рискнул принять это предложение, а Софи сказала:

– Благодарю вас, но прошу, не затевайте драку! И подождите меня здесь, пожалуйста.

– На вашем месте, мисс, – проворчал кучер, – я бы держался подальше от этой крысиной норы, правду говорю! Вы даже не представляете, что с вами может случиться!

– Что ж, если со мной что-нибудь случится, – жизнерадостно откликнулась Софи, – я громко закричу, и тогда вы сможете прийти мне на помощь. Впрочем, думаю, что не задержу вас надолго.

С этими словами она зашагала по грязной мостовой и вошла в указанный дом. Дверь была распахнута настежь, и в конце короткого коридора виднелась лестница, на ступеньках которой, похоже, никогда не лежала ковровая дорожка. Софи поднялась и оказалась на узенькой лестничной площадке. На нее выходили две двери, и она властно постучала в обе. В наступившей тишине Софи показалось, что за ней наблюдают. Она огляделась по сторонам, но никого не увидела и, только повернув голову, заметила чей-то глаз, уставившийся на нее сквозь небольшое отверстие в дверной панели, расположенной в задней части дома. В тот же миг глаз исчез, затем в замке заскрежетал ключ, и дверь приоткрылась. На пороге стоял худой смуглый человек с длинными сальными волосами, семитским носом и ласковой улыбкой подвальной крысы. Он был одет в поношенный и порыжевший от старости черный костюм, и весь его облик свидетельствовал о том, что он не в состоянии одолжить кому-либо даже пятьсот пенсов, не говоря уже о пятистах фунтах. Его прикрытые набрякшими веками глаза моментально окинули Софи внимательным взором, подмечая мельчайшие детали ее внешности – от перьев на шляпке с высокой тульей до аккуратных лайковых сапожек на ногах.

– Доброе утро! – сказала Софи. – Вы – мистер Голдхэнгер?

Он стоял перед ней, ссутулившись и потирая руки.

– Что вам угодно от мистера Голдхэнгера, миледи? – осведомился он.

– У меня к нему дело, – ответила Софи. – Поэтому если он – это вы, то прошу вас не вынуждать меня стоять в этом грязном коридоре! Не пойму, почему бы вам хотя бы не подмести здесь пол?

Мистер Голдхэнгер был совершенно ошарашен, чего с ним давно уже не случалось. Он привык иметь дело с самыми разными визитерами, начиная от вороватых личностей, пробиравшихся в его дом под покровом темноты, которые выкладывали на его освещенный масляной лампой стол самые необычные предметы, и заканчивая молодыми светскими щеголями с загнанным выражением глаз, искавших спасения от неотложных долгов. Но еще ни разу ему не доводилось открывать дверь самоуверенной молодой леди, которая упрекала его за то, что он не удосужился подмести пол.

– Прекратите на меня таращиться! – приказала Софи. – Вы уже рассматривали меня сквозь отверстие в двери и должны были убедиться, что я не переодетый офицер полиции.

Мистер Голдхэнгер возмущенно запротестовал. Похоже, его до глубины души оскорбило предположение, что он не будет рад визиту полицейского. Однако он отступил, давая Софи пройти, и пригласил ее сесть на стул по другую сторону массивного письменного стола, стоявшего посередине комнаты.

– Хорошо, но я буду вам чрезвычайно признательна, если вы сначала сотрете со стула пыль, – сказала она.

Мистер Голдхэнгер проделал сию процедуру длинной фалдой своего сюртука. Он услышал, как за его спиной заскрежетал ключ, и, резко обернувшись, увидел, что гостья вынимает его из замка.

– Смею надеяться, вы не станете возражать против того, что я заперла дверь, – сказала Софи. – Видите ли, я очень не хочу, чтобы нам помешал кто-либо из ваших знакомых. А еще мне очень не нравится, когда за мной шпионят, поэтому я, с вашего позволения, заткну глазок в двери своим платком.

С этими словами она вынула руку из своей просторной муфты лебяжьего пуха и сунула в отверстие уголок носового платка.

У мистера Голдхэнгера возникло очень неприятное ощущение, будто знакомый до мелочей мир стал переворачиваться с ног на голову. Долгие годы он старательно избегал ситуаций, в которых первую скрипку играл не он сам, и его посетители преимущественно умоляли его, а не запирали дверь на ключ или требовали стереть пыль с мебели. Правда, он пока не видел особого вреда в том, что ключ остался у Софи, поскольку, хотя она и была рослой молодой женщиной, он не сомневался, что сумеет в случае необходимости отнять его силой. Его врожденный инстинкт требовал со всеми быть как можно более любезным и учтивым, посему он улыбнулся, отвесил ей поклон и сообщил, что в его скромном жилище миледи вольна делать все, что ей вздумается. Затем он расположился на стуле по другую сторону стола и поинтересовался, чем может ей служить.

– Я пришла по очень простому делу, – ответила Софи. – Оно состоит в том, чтобы забрать у вас расписку мистера Ривенхолла и перстень с бриллиантом, оставленный вам в залог.

– Да, – с широкой улыбкой отозвался мистер Голдхэнгер, – дело и впрямь предельно простое. С удовольствием пойду вам навстречу, миледи. Не буду спрашивать, принесли ли вы с собой деньги, потому что такая деловая леди, как вы…

– Вот это мне нравится! – любезно прервала его Софи. – Досадно, что многие думают, будто женщины неспособны вести дела, а это, увы, приводит к напрасной трате времени. Спешу сразу же сообщить вам, что, ссужая пятьсот фунтов мистеру Ривенхоллу, вы дали их несовершеннолетнему. Полагаю, нет нужды объяснять вам, что это значит.

Она улыбнулась ему самым дружеским образом. Мистер Голдхэнгер тоже улыбнулся в ответ и негромко сказал:

– Какая образованная молодая леди, надо же! Если я подам на мистера Ривенхолла в суд, то денег своих обратно не получу. Но я не думаю, что мистер Ривенхолл хочет, чтобы я обратился в суд.

– Это правда, не хочет, – согласилась Софи. – Более того, хотя вы поступили очень дурно, одолжив ему деньги, будет несправедливо, если вы не вернете себе хотя бы основную сумму.

– Крайне несправедливо, – сказал мистер Голдхэнгер. – Кроме того, есть еще один ничтожный вопрос – мои проценты, миледи.

Софи покачала головой.

– Нет, процентов я не заплачу вам ни пенни, что, возможно, научит вас в следующий раз быть осторожнее. У меня при себе пятьсот фунтов ассигнациями, и когда вы передадите мне расписку и перстень, я их вам отдам.

Мистер Голдхэнгер сдержанно улыбнулся. Он был начисто лишен чувства юмора, но даже его не могла не позабавить мысль о том, что он откажется от своего интереса только потому, что так пожелала какая-то юная особа.

– Пожалуй, я предпочту оставить себе и расписку, и перстень, – сказал он.