– Вы – сама доброта… и внимательность! – пробормотала Сесилия. – Мне очень жаль, что… что я вселила в вас надежду, воплотить которую не в силах! Если моя благодарность за проявленную вами широту души, позволяющую вам сопереживать мне в нынешних печальных обстоятельствах, и за ваше благородство, каковое… – Голос у нее сорвался, и девушка захлебнулась слезами; она отвернулась и слабо взмахнула рукой, умоляя его о прощении.

Он взял ее руку и поцеловал:

– Не говорите больше ничего! Я всегда считал, что награда слишком высока и недостижима для меня. Хотя вы отказываете мне в близких отношениях, которых я желаю всем сердцем, мы можем остаться друзьями? Если я могу чем-нибудь услужить вам, вы ведь скажете мне об этом? Для меня это будет настоящим счастьем!

– О, не говорите так! Вы слишком добры!

Дверь отворилась. В комнату вошел мистер Ривенхолл, на мгновение замер на пороге, заметив Чарлбери, и собрался было выйти. Но его светлость поднялся и сказал:

– Я рад, что вы вернулись, Чарльз, поскольку полагаю, что с вами смогу уладить это дело легче, чем с кем-либо иным. Мы с вашей сестрой пришли к согласию, что не подходим друг другу.

– Понимаю, – сухо ответил мистер Ривенхолл. – Мне нечего сказать, кроме как выразить свое сожаление. Полагаю, вы хотите, чтобы я сообщил отцу о расторжении помолвки?

– Лорд Чарлбери был сама доброта… само великодушие! – прошептала Сесилия.

– Охотно верю, – отозвался мистер Ривенхолл.

– Вздор! – сказал Чарлбери и вновь взял ее за руку. – Сейчас я оставляю вас, но надеюсь, что смогу хотя бы иногда бывать этом доме, теперь уже как друг. И ваша дружба для меня бесценна. Быть может, я не стану плясать от радости на вашей свадьбе, но от всей души желаю вам счастья, клянусь честью!

Он пожал ей руку, отпустил ее и вышел из комнаты. Мистер Ривенхолл направился следом, проводил его вниз в холл и добавил на прощание:

– Чертовски неприятное дело, Эверард. Она лишилась рассудка! Но в том, что касается брака с этим щенком – клянусь Богом, такому не бывать!

– Ваша кузина обвиняет меня в том, что я нарочно подхватил свинку! – горестно сообщил ему Чарлбери.

– Софи! – воскликнул мистер Ривенхолл тоном, в котором не ощущалось ни малейшей симпатии. – С тех пор как эта девица поселилась в нашем доме, мы не знали ни дня покоя!

– Не думаю, что это было бы возможно, – задумчиво признал его светлость. – Она самая странная женщина из всех, кого я знаю, но, должен признать, она мне нравится! А вам?

– Решительно нет! – заявил мистер Ривенхолл.

Он проводил Чарлбери на улицу и вернулся в дом, едва не столкнувшись с Хьюбертом, который, прыгая через две ступеньки, слетел вниз по лестнице.

– Привет! Куда ты так спешишь? – поинтересовался Чарльз.

– Никуда! – ответил Хьюберт. – Пройдусь немного, только и всего.

– Когда ты возвращаешься в Оксфорд?

– На следующей неделе. А почему ты спрашиваешь?

– Хочешь завтра поехать со мной в Торп-Гранд? Я, наверное, останусь там на ночь.

Хьюберт покачал головой.

– Нет, не могу. Хочу заглянуть на пару дней в гости к Харпендену.

– Я не знал об этом. Собираетесь в Ньюмаркет?

Хьюберт покраснел.

– Черт возьми, почему мне нельзя съездить в Ньюмаркет, хотел бы я знать?

– Ты волен поступать так, как считаешь нужным, хотя я предпочел бы, чтобы ты проявлял большую разборчивость в выборе друзей. Ты твердо решил? Мы могли бы заехать туда из Торпа, если хочешь.

– Чертовски любезно с твоей стороны, Чарльз, но я уже пообещал Харпендену и теперь не могу отказаться, – угрюмо ответил Хьюберт.

– Очень хорошо. Осторожней с девицами!

Хьюберт толкнул его в плечо.

– Так и знал, что ты это скажешь!

– Я скажу кое-что еще, и тебе лучше мне поверить! Я не намерен покрывать твои долги, если ты проиграешься на скачках, так что смотри, не выходи за пределы разумного!

Не дожидаясь ответа, он вновь поднялся по лестнице в гостиную, где сестра по-прежнему сидела в той же позе, в какой он ее оставил, и горько плакала, вытирая слезы насквозь промокшим носовым платком. Он швырнул ей на колени свой.

– Если ты намерена и дальше обливаться слезами, то возьми мой платок! – посоветовал он. – Ну, ты довольна? Еще бы! Не каждая девушка может похвастать тем, что отвергла ухаживания такого человека, как Чарлбери!

– Я не намерена хвалиться этим! – вспылила она. – Но мне нет дела до состояния и положения в обществе! Если мои чувства устремлены в совершенно ином направлении…

– Ты могла бы подумать также о его уме и благородстве! Во всей Англии не сыскать другого такого человека, Сесилия! И не обольщайся, что найдешь те же качества в своем поэте! Очень хочется, чтобы тебе не пришлось пожалеть о том, что ты сегодня сделала.

– Мне прекрасно известно, сколь многими добродетелями обладает лорд Чарлбери, – негромко сказал она, вытирая мокрые щеки платком брата. – Нет, в самом деле, я нахожу его наиболее достойным из всех своих знакомых, а если и плачу, то только оттого, что вынуждена была ранить его чувства!

Мистер Ривенхолл подошел к окну и остановился перед ним, глядя на площадь.

– Теперь уже бессмысленно об этом сожалеть. После твоего заявления прошлой ночью едва ли Чарлбери захочет на тебе жениться. И что ты намерена делать? Должен предупредить, что отец никогда не даст согласия на твой брак с Фэнхоупом.

– Потому что ты не позволишь ему этого! О Чарльз, неужели мало того, что ты сам хочешь заключить брак по расчету, так еще и от меня требуешь того же? – пылко вскричала она.

Он замер:

– Опять работа моей кузины! До ее приезда в Лондон ты бы не осмелилась разговаривать со мной в таком тоне! Мое уважение к Евгении…

– Если бы ты любил, Чарльз, то не говорил бы о своем уважении к Евгении!

Именно в этот крайне неудачный момент Дассет ввел в комнату мисс Рекстон. Сесилия поспешно спрятал платок брата, и на щеках у нее заалел жаркий румянец; мистер Ривенхолл отвернулся от окна и с усилием проговорил:

– Евгения! Какой неожиданный и приятный сюрприз! Как поживаешь?

Она протянула ему руку, но сказала, глядя на Сесилию:

– Скажи, что это не так! Еще никогда в жизни я не испытывала такого потрясения, как вчера, когда Альфред сообщил мне, что произошло здесь минувшей ночью!

Брат и сестра непроизвольно придвинулись друг к другу.

– Альфред! – повторил мистер Ривенхолл.

– Когда мы ехали домой вчера после бала, он сказал, что невольно подслушал то, что сказала тебе Сесилия, Чарльз. И лорд Чарлбери! Я не могла поверить, что такое вообще возможно!

Братские узы и привязанность удерживали мистера Ривенхолла на месте рядом с сестрой, но выглядел он крайне раздосадованным, поскольку был очень зол на Сесилию за то, что она поставила его в такое неловкое положение. Не терпящим возражений тоном он произнес:

– Если ты имеешь в виду, что Сесилия и лорд Чарлбери решили, будто не подходят друг другу, то ты совершенно права. Не знаю, какое до этого дело Альфреду и почему он поспешил доложить тебе о том, что… подслушал!

– Мой дорогой Чарльз, он знает, что заботы и тревоги твоей семьи – и мои тоже!

– Премного благодарен, но у меня нет желания обсуждать этот вопрос.

– Извините! Мне надо идти к маме! – сказала Сесилия.

Она выскользнула из комнаты, а мисс Рекстон многозначительно посмотрела на мистера Ривенхолла и произнесла:

– Я не удивляюсь тому, что ты так расстроен. Дело крайне неприятное, и, думаю, можно не ломать голову над тем, чье влияние вынуждает Сесилию вести себя подобным образом!

– Не имею ни малейшего представления, что ты имеешь в виду.

Его неприветливый тон недвусмысленно свидетельствовал, что ей лучше сменить тему, но неприязнь к Софи превратилась у нее в навязчивую идею, и она продолжала, отбросив всякую осторожность:

– Ты наверняка заметил, дорогой Чарльз, что наша милая сестра попала под влияние своей кузины. Я уверена, что ни к чему хорошему это не приведет. Вне всякого сомнения, у мисс Стэнтон-Лейси имеется масса достоинств, но я всегда думала, что ты прав, говоря, будто она начисто лишена возвышенности чувств и мыслей.

Мистер Ривенхолл, который сразу решил, что в поведении его сестры повинна Софи, без малейших колебаний возразил:

– Ты ошибаешься: я никогда не говорил ничего подобного!

– Разве? А мне помнится, будто ты утверждал нечто в этом роде, но это не имеет значения! Какая жалость, что леди Омберсли была вынуждена предоставить ей кров в такое несчастливое время. Всякий раз, входя в дом, я чувствую произошедшие в нем перемены. Даже дети…

– Во всяком случае, в нем стало гораздо веселее и радостнее, чем раньше, – перебил он ее.

Мисс Рекстон принужденно рассмеялась.

– Дом растерял покой и умиротворение! – Она принялась разглаживать морщинки на своих перчатках. – А тебе известно, Чарльз, что меня всегда восхищала атмосфера этого дома? Его стиль и элегантность? Я знаю, в этом была твоя заслуга! И мне больно видеть, как этот строгий покой – который я полагаю несомненным достоинством – вдребезги разбит ее буйной и дикой натурой. Не далее как вчера я размышляла о том, что бедная маленькая Амабель совершенно отбилась от рук! Разумеется, мисс Стэнтон-Лейси потворствует ей ненамеренно. Не следует забывать, что она сама получила крайне беспорядочное воспитание!

– Моя кузина, – решительно заявил мистер Ривенхолл, словно ставя окончательную точку в их споре, – всегда очень добра к детям и пользуется благосклонностью моей матери. Должен добавить, что присутствие Софи многократно улучшило ее расположение духа. У тебя есть какие-нибудь дела в этой части города? Могу ли я сопроводить тебя? Через двадцать минут мне надо быть на Бонд-стрит.