– Я тоже, но она чересчур утомительна. Никогда нельзя угадать, что она сделает в следующую минуту, или, не дай Бог, заставит сделать вас, хотя вам совсем этого не хочется.

Леди Омберсли вдруг поняла, что не может удержаться от небольшого ехидства.

– Моя дорогая сударыня, я совершенно уверена в том, что моя племянница ни за что не сможет убедить вас сделать то, что вам решительно не по нраву!

– Увы! – просто ответила маркиза. – Это лишь со всей очевидностью доказывает, что вы плохо знаете Софи. Сопротивляться ей – занятие еще более утомительное!

Тем временем предмет их спора прилаживал цветок в петлицу Хьюберта, стоя в саду. Мистер Ривенхолл отправился прогуляться к конюшням, а четверо остальных разбрелись в разные стороны, гуляя по обсаженным кустами аллеям. Мистера Фэнхоупа посетило вдохновение, навеянное, по его уверениям, пребыванием Сесилии в весеннем лесу. Пока что он сподобился сочинить лишь одну строку своей будущей поэмы, но она, как он полагал, выглядит очень многообещающе.

– Средь колокольчиков моя Сесилия ступает, – пробормотал он.

– Поистине буколическое[72] начало! – заметила мисс Рекстон.

Стихи мистера Фэнхоупа всегда были подражательными, но, как всякий поэт, он не любил, когда ему об этом напоминали, потому он взял Сесилию за руку и непременно увел бы ее прочь, если бы не возражения мисс Рекстон, остававшейся настороже как раз на такой случай. Она решила все время находиться рядом с влюбленными и вскоре, ловко упомянув Каупера[73], с успехом отвлекла внимание мистера Фэнхоупа от Сесилии, переключив его на себя. Сэр Винсент, обнаружив, что складывается весьма забавная ситуация, которая непременно избавит его скуки, решил немного подождать и вскоре был вознагражден за свое долготерпение. Сесилия, оказавшись неспособной принять участие в беседе о возвышенном (читать она не слишком любила), начала потихоньку отставать от своих увлекшихся спутников. Сэр Винсент пристроился рядом с ней, и очень скоро ему удалось развеять ее дурное настроение и даже увести из леса. Он заявил, что, сколь бы велико ни было его восхищение интеллектом мисс Рекстон, ее манера вести беседу весьма угнетающая. Леса и синие чулки, по его словам, нагоняют на него тоску. Земля здесь была сырой и никак не годилась для того, чтобы по ней гуляла леди. Он пригласил Сесилию взглянуть на голубятню, и, поскольку он был искусным мастером флирта, а она – достаточно мила для того, чтобы легкое заигрывание с ней скрасило послеобеденную скуку, они очень недурно провели время.

А Софи в это время гуляла по тропинкам в обществе Хьюберта. От ее внимания не ускользнуло, что за последние несколько дней он бывал то неестественно весел, то впадал в самую черную меланхолию. Однажды она заикнулась об этом Сесилии, но та в ответ заявила, что Хьюберт всегда был склонен к перепадам настроения, и не пожелала забивать себе голову размышлениями на эту тему. Но Софи, обнаружив, что кого-либо снедает беспокойство, неизменно пыталась выяснить его причины и по возможности их устранить. Она решила, что между ними сложились достаточно дружеские отношения, чтобы попытаться заговорить с ним об этом, – и не ошиблась. Он, впрочем, не доверился ей безоглядно, но и не стал делать вид, будто не понимает, что она имеет в виду. Да, признался Хьюберт, он немного обеспокоен, но особых неприятностей не предвидится, и он рассчитывает уладить свои дела через каких-нибудь несколько дней.

Софи, подойдя к грубо сколоченной скамье, заставила его присесть рядом с собой. Рисуя на земле узоры кончиком своего зонтика, она сказала:

– Если речь идет о деньгах – как это случается почти всегда – и ты не хочешь обращаться к своему папе, то я могу тебе помочь.

– Что толку обращаться к отцу? – заявил Хьюберт. – У него нет ни гроша, а особенно несправедливо то, что, когда я один-единственный раз пришел к нему, он взбесился еще сильнее Чарльза!

– А что, Чарльз часто впадает в ярость?

– Еще бы! Хотя, может, это не совсем так, но я не знаю, чего от него можно ожидать!

Она кивнула:

– Словом, к нему обращаться ты тоже не хочешь. Тогда откройся мне, пожалуйста!

– Ни за что! – с достоинством заявил Хьюберт. – Это чертовский любезно с вашей стороны, Софи, но до такого я еще не докатился!

– Не докатился до чего? – уточнила она.

– До того, чтобы брать взаймы у женщин, вот до чего! Кроме того, в этом нет необходимости. Я выкручусь, причем раньше, чем мне придется снова вернуться в Оксфорд!

– Каким образом?

– Неважно, но у меня все получится! А если нет… Но этого не может быть! Конечно, у меня такой отец, что… нет, об этом и говорить не стоит! Хотя братец у меня – дьявольски упрямый и неприятный тип, у которого снега зимой не выпросишь, как у какого-нибудь еврейского ростовщика, но, к счастью, у меня есть пара надежных друзей, что бы там ни говорил Чарльз!

– Вот как! – сказала Софи, обдумывая услышанное. Чарльз, конечно, мог вести себя крайне неприятно, но она подозревала, что если он неодобрительно отзывался о ком-либо из друзей Хьюберта, то все-таки неспроста. – Ему не нравятся твои друзья?

Хьюберт коротко рассмеялся.

– Проклятье, ну конечно! Только потому, что они знают жизнь да время от времени пускаются во все тяжкие, он начинает зудеть, как ретивый христианин, и… Эй, Софи, вы ведь не передадите мои слова Чарльзу?

– Разумеется, я не стану делать ничего подобного! – с негодованием ответила она. – За кого ты меня принимаешь?

– Нет, просто… Ладно, все равно это не имеет значения! Через неделю я буду бодр и весел и больше ни за что не попаду в затруднительное положение, будьте уверены!

Ей пришлось удовлетвориться его заверениями, потому что больше ничего он не добавил. Погуляв еще немного по саду, она оставила его и вернулась в дом.

Она обнаружила мистера Ривенхолла сидящим под вязом на южной лужайке. У его ног спала плотно наевшаяся Тина.

– Если хотите полюбоваться редкостным зрелищем, Софи, – сказал он, – загляните в окно гостиной! Моя мать крепко спит на одной софе, а маркиза – на другой.

– Что ж, раз они именно так представляют себе удовольствие, то, думаю, не стоит им мешать, – ответила она. – У меня на сей счет иное мнение, но я постараюсь не забывать о том, что добрая половина людей предпочитает проводить дни в полной бездеятельности.

Он подвинулся, предоставляя ей место рядом с собой.

– Да, полагаю, леность не относится к числу ваших пороков, – согласился он. – Иногда я спрашиваю себя, а не было бы лучше для всех нас, если бы все обстояло иначе, но мы договорились не ссориться сегодня, посему я не стану развивать эту мысль. Но, Софи, что такого мой дядя нашел в этой женщине, отчего решил жениться на ней?

Она задумчиво наморщила лоб:

– Знаете, она очень мягкая и добродушная, а сэр Гораций говорит, что ему нравятся спокойные женщины.

– Я поражен тем, что вы одобрили столь неподходящий союз.

– Вздор! Я не имею к нему никакого отношения.

– Полагаю, что как раз за вами и осталось последнее слово, – возразил он. – И можете не изображать святую невинность, кузина! Я успел узнать вас достаточно хорошо и совершенно уверен, что вы железной рукой управляете моим дядей и в свое время уберегли его от доброго десятка других маркиз!

– В общем, да, – признала она со смехом. – Но никто из них не сделал бы моего бедного ангела счастливым, а у Санчии, полагаю, это получится. Я уже приняла решение, что ему пора жениться снова.

– Только не говорите мне, что сами подобрали ему невесту!

– О нет! Мне нет нужды подбирать сэру Горацию подходящую пару! – откровенно призналась она. – Он самый влюбчивый мужчина на свете, и, что самое опасное, стоит женщине поплакаться ему в жилетку, как он готов сделать для нее все что угодно!

Чарльз не ответил, и она увидела, что он не сводит глаз с Сесилии и сэра Винсента, которые как раз вышли из‑за подстриженной тисовой живой изгороди. На его лицо легла тень, отчего Софи вынуждена была сурово заявить:

– Не вздумайте устраивать сцену из‑за того, что Сесилия немного пококетничала с сэром Винсентом! Вы должны радоваться тому, что она проявляет интерес к другому мужчине, помимо мистера Фэнхоупа. Но на вас не угодишь!

– Мне совершенно определенно не нравится именно этот мужчина!

– О, для тревоги нет никаких оснований! Сэра Винсента интересуют лишь богатые наследницы, и он не намерен делать предложения Сесилии.

– Благодарю вас, но я тревожусь вовсе не из‑за этого, – сухо ответил он.

Она не успела ничего сказать, потому что парочка приблизилась к ним. Сесилия, выглядевшая еще очаровательнее, чем обычно, принялась рассказывать им, что сэр Винсент проявил большую любезность, разыскав слугу, который дал им кукурузу для голубей. Потом она их кормила, и ее кузина подумала, что Сесилия получила куда больше удовольствия оттого, что птицы брали корм из ее губ, чем от комплиментов сэра Винсента.

Вскоре к ним присоединился Хьюберт. Он метнул на Софи полный озорства взгляд и, несмотря на накрахмаленные углы своего воротничка, тщательно повязанный шейный платок и модный жилет, показался ей совсем еще мальчишкой, а не городским денди, каковым себя считал. Она понятия не имела, что за каверзу он успел провернуть за то недолгое время, что пробыл один после их расставания, и прежде чем успела хорошенько над этим поразмыслить, ее внимание привлекла маркиза, появившаяся в окне гостиной и знаками пригласившая их присоединиться к ней. Вежливость заставила повиноваться даже мистера Ривенхолла. Послеобеденный сон освежил маркизу, и она оживилась. Леди Омберсли тоже проснулась и загадочно пробормотала: