– Дьявол, а не женщина! – воскликнул мистер Уичболд. – Хотя, должен признаться, никогда бы не подумал, что Чарльз станет безропотно сносить подобные выходки! Он всегда терпеть не мог, когда кто-либо вмешивался в дела его семьи!

– О, это преподносится с видимостью столь исключительной заботливости, что он даже не видит, что за ней скрывается, – пока! – сказала Софи.

– Неприятное и печальное положение, – согласился мистер Уичболд. – Увы, уже ничего нельзя поделать.

– Это, – сердито заявила Софи, – вечная отговорка тех, кто слишком ленив или робок, чтобы оказать хоть каплю помощи! У меня масса недостатков, но ни леностью, ни робостью я не страдаю – хотя это и не такая уж добродетель, – а мой отец всегда говорит мне, что я родилась совершенно без нервов и начисто лишена сентиментальности. Я еще не знаю, что сделаю, но мне может понадобиться ваша помощь в том, чтобы расстроить эту глупую помолвку. – Бросив на него быстрый взгляд, она заметила, что он испуган, и ободряюще добавила: – Скорее всего, я обойдусь своими силами, но кто знает, как все повернется, так что лучше быть готовой ко всему. А теперь я намерена высадить вас: вижу, меня ждет Сесилия, а она согласилась прокатиться со мной по Парку, как только убедится, что я не переверну фаэтон.

– Совершенно беспочвенные опасения! – сказал мистер Уичболд, подумав, что эта непредсказуемая молодая женщина может много чего перевернуть во время своего пребывания на Беркли-сквер.

Он пожал ей руку, сказал, что если женщинам разрешат вступить в «Клуб Четырех Коней», то он непременно поддержит ее кандидатуру, и спрыгнул с облучка наземь, где обменялся приветствиям с Сесилией, стоявшей вместе с мисс Аддербери и детьми на обочине Главной аллеи. Естественно, Гертруда, Амабель и Теодор пожелали занять место рядом с кузиной вместо своей старшей сестры, но получили решительный отказ, и мистер Уичболд помог Сесилии подняться на облучок, поклонился и отправился восвояси.

Софи моментально обратила внимание на то, что Сесилия выглядит очень бледной, а маленькая гувернантка явно пребывает в состоянии нервного возбуждения; и, поскольку Софи считала, что всегда лучше сразу переходить к делу, не тратя времени на околичности, она напрямик поинтересовалась:

– Что случилось, Сесилия? Ты сама не своя.

Тина, которая все время, пока рядом сидел мистер Уичболд, незаметно жалась к ногам хозяйки, вылезла из-под потертого коврика и запрыгнула к Сесилии на колени. Девушка машинально прижала ее к себе, принялась гладить и лишь некоторое время спустя сдавленным голосом прошептала:

– Евгения!

– Черт бы побрал эту особу! – воскликнула Софи. – Что еще она натворила?

– Она прогуливалась с Альфредом, – сказала Сесилия, – и наткнулась на нас!

– Что ж, – благоразумно заявила Софи, – не стану скрывать, что она мне не нравится, а Альфред, безусловно, самое мерзкое создание на свете, но я не вижу здесь ничего такого, что могло бы вывести тебя из равновесия! Не мог же он попытаться обнять тебя за талию в присутствии сестры!

– Кто, Альфред? – с неописуемым презрением воскликнула Сесилия. – Хотя он заставил меня взять его под руку, а потом пожал ее самым гадким образом, и строил мне глазки, и говорил всякие вещи, от которых мне хотелось залепить ему пощечину. Но мне до него нет дела! Понимаешь, Софи, со мной был Огастес!

– И что же?

– Да, мы действительно немного отстали от Адди, потому что разве можно спокойно поговорить друг с другом, когда дети все время болтают без умолку? Но она не скрывалась из виду, и мы не сворачивали на уединенную тропинку – да, она была немноголюдной, но Адди все время оставалась рядом, так что какое это имело значение? – но сказать, будто я встречалась с Огастесом украдкой – это вопиющая несправедливость! Можно подумать, будто он коварный соблазнитель и охотник за приданым, а не человек, которого я знаю всю свою жизнь, и достаточно хорошо! Разве он не имеет права прогуливаться по Парку? А если имеет и мы с ним встречаемся, разве не могу я заговорить с ним?

– Конечно можешь. И что, эта отвратительная девица устроила тебе нагоняй?

– Не столько мне, сколько бедной Адди. Та просто в отчаянии, поскольку Евгения заявила, будто мисс Аддербери обманывает мамино доверие, потворствуя моему недопустимому поведению. Да и со мной она вела себя очень гадко, но высказалась довольно сдержанно, поскольку рядом был Огастес. Но она увлекла его за собой, и они пошли впереди, а Альфреду приказала взять меня под руку, а я… я чувствовала себя опозоренной, Софи! Запятнанной!

– Любая женщина на твоем месте, которой пришлось бы взять Альфреда под руку, чувствовала бы себя так же, – согласилась Софи.

– Не только! А манеры Евгении? Она вела себя так, будто застала меня за каким-то постыдным занятием! Но и это еще не самое плохое! Здесь катается Чарльз, и за мгновение до того, как ты подобрала нас, он проехал мимо, и рядом с ним восседала Евгения. При этом он так холодно на меня посмотрел! Она все ему рассказала, можешь быть уверена, и теперь он разозлится на меня, и на маму тоже, и это ужасно!

– Ничего страшного, – заверила ее Софи. – Напротив, я не удивлюсь, если все устроится как нельзя лучше. Я не могу объяснить тебе всего, Сеси, но умоляю тебя: не отчаивайся! В этом нет ни малейшей необходимости, поверь! Скорее всего, Чарльз не скажет тебе ни слова по этому поводу.

Сесилия уставилась на нее, не веря своим ушам.

– Чарльз не скажет ни слова? Ты просто его не знаешь! Он был мрачен как туча!

– Что ж, очень может быть; он частенько так выглядит, а ты – глупая гусыня, если всякий раз трясешься, как осиновый лист, – ответила Софи. – Сейчас я тебя высажу, ты вернешься к бедной Адди, и вы продолжите прогулку. А я отправлюсь домой, где почти наверняка найду твоего брата, поскольку мы объехали весь Парк, а его нигде не увидели. Я уверена, что он поедет обратно на Беркли-сквер, поскольку слышала, как он говорил моему дяде, что один человек по фамилии Экингтон должен прийти к ним в пять часов пополудни.

– Это папин агент, – безжизненно обронила Сесилия. – Но я не понимаю, дорогая Софи, какая разница в том, застанешь ты Чарльза дома или нет, потому что с тобой он не станет говорить об этом: с чего бы вдруг?

– Почему это не станет? – возразила Софи. – Готова держать пари, что к настоящему моменту он уже убедил себя в том, что во всем виновата именно я, от начала до конца! Кроме того, он злится на меня за то, что я купила этот выезд без его помощи; да, и еще за то, что арендовала стойла! Должно быть, он ждет не дождется, когда же я вернусь домой, чтобы от души поскандалить со мной, не опасаясь, что нам помешают. Бедняга! Думаю, мне пора высаживать тебя, Сеси.

– Какая ты храбрая! – вырвалось у Сесилии. – Не представляю, как ты все это вынесешь!

– Что, приступ раздражения твоего брата? Не вижу в нем ничего страшного!

Сесилия содрогнулась:

– Я не то чтобы боюсь, просто мне не нравится, когда люди сердятся и кричат на меня! Я ничего не могу с собой поделать, Софи, хотя и знаю, что это обычная трусость, но у меня начинают дрожать коленки, и меня тошнит от страха!

– Ну, сегодня им не придется дрожать, – жизнерадостно отозвалась Софи. – Я непременно расстрою планы Чарльза. Ой, смотри! Это же Фрэнсис Уолви! Тот, кто нам нужен! Он проводит тебя к Адди вместо меня.

Она натянула вожжи, а лорд Фрэнсис, болтавший о чем-то с двумя дамами в ландо, подошел к фаэтону и воскликнул:

– Софи, какой роскошный экипаж! Ваш покорный слуга, мисс Ривенхолл. Удивляюсь, как вы доверили свою жизнь такой сорвиголове, воистину удивляюсь! Однажды она перевернула меня вместе с кабриолетом. Кабриолетом!

– Как это невежливо с вашей стороны! – с негодованием заявила Софи. – На такой дороге, как та, это было неудивительно. Какая досада! О Боже, как давно это случилось! Я тогда приехала с сэром Горацием и остановилась у миссис… миссис…

– Скоуэлл, – пришел ей на помощь лорд Фрэнсис. – Она была единственной дамой, жившей при штаб-квартире той зимой и устраивавшей вечера с игрой в мушку[44]. Помните?

– Разумеется! И блох в той ужасной деревне тоже помню! Фрэнсис, мне надо подобрать Джона Поттона и уехать, поэтому вы не могли бы сопроводить мою кузину к ее братьям и сестрам? Они прогуливаются вместе со своей гувернанткой где-то рядом с Главной аллеей.

Лорд Фрэнсис, на которого красота Сесилии произвела неизгладимое впечатление еще во время его первого визита на Беркли-сквер, с готовностью заявил, что ничто не доставит ему большего удовольствия, и протянул к ней руки, чтобы помочь выйти из фаэтона. Он выразил надежду, что встреча с родственниками состоится не слишком скоро, и Сесилия, которая не могла остаться глуха к его легким и непринужденным манерам, равно как и к неприкрытому восхищению, которое он ей выказывал, повеселела. Софи с чувством удовлетворения смотрела, как они удаляются, мило беседуя, после чего подъехала к воротам Стэнхоуп, где ее ждал грум. Он сообщил ей, что совсем недавно мимо него проехал мистер Ривенхолл, и добавил с коротким смешком, что выглядел тот все еще взбешенным.

– Он проклял мою наглость, мисс Софи, и так рванул с места, что только пыль столбом!

– Господи, что же такого ты ему сказал?

– Только то, что вас не мешало бы приструнить, мисс, и поскольку он вполне со мной согласился, хотя и не мог признаться в этом, то ему ничего не оставалось, как обругать меня и уехать. Но я не виню его! Непокорная штучка, вот кто вы такая!

Прибыв на Беркли-сквер, Софи обнаружила, что мистер Ривенхолл только что вошел в дом после того, как побывал на конюшне. На нем по-прежнему было пальто для верховой езды с пелериной, и он задержался у столика в холле, чтобы прочесть записку от одного из своих друзей. Когда Дассет распахнул перед Софи дверь, Чарльз поднял голову и нахмурился, но не сказал ни слова. Тина, которая, по мнению своей хозяйки, обзавелась нездоровой склонностью к его обществу, весело подбежала к нему и пустила в ход все известные ей уловки, стремясь привлечь его внимание. Он действительно взглянул на нее, но вовсе не для того, чтобы приласкать, и коротко бросил: