– Какая высокая эта мисс Стэнтон-Лейси! Рядом с ней я чувствую себя карлицей!

– Даже слишком высокая, – согласился он.

Она не могла не радоваться тому, что кузина явно не привела его в восторг, поскольку, даже рассмотрев, что Софи далеко не столь красива, как она сама, у мисс Рекстон сложилось стойкое убеждение, что она столкнулась с яркой и удивительной молодой женщиной. Теперь она признала, что ее ввели в заблуждение большие и ясные глаза Софи; а вот остальные ее черты были не столь замечательны. Евгения произнесла:

– Пожалуй, но совсем немного; в остальном же она очень мила.

Софи тем временем подошла к тете и присела рядом с ней, и только тогда Чарльз заметил маленькую, словно игрушечную, левретку, старательно жавшуюся к юбкам своей хозяйки и явно испуганную таким количеством незнакомых людей. Удивленно подняв брови, он сказал:

– Кажется, у нас две гостьи. Как ее зовут, кузина?

Он опустил руку, подзывая к себе собачку, но Софи ответила:

– Тина. Боюсь, она не пойдет к вам, поскольку очень застенчива.

– О, пойдет, да еще как! – отозвался он и щелкнул пальцами.

Софи почувствовала, что ее раздражает холодная самоуверенность Чарльза, но, увидев, что он оказался прав и ее левретка кокетливо предлагает ему свою дружбу, простила его, решив, что он не может быть настолько плохим, как его изобразили.

– Какое славное маленькое создание! – приветливо заметила мисс Рекстон. – Обычно я неодобрительно отношусь к животным в доме – моя мама, дорогая леди Омберсли, не соглашается иметь даже кошку, – но уверена, что ваша собачка станет исключением.

– А нашей маме очень нравятся домашние собаки, – сообщила Сесилия. – У нас всегда живет какая-нибудь, правда, мама?

– Толстые и перекормленные мопсы, – уточнил Чарльз, недовольно глядя на мать. – Должен признаться, что предпочитаю эту элегантную леди.

– О, это еще не самое замечательное животное из домашних любимцев кузины Софи! – провозгласил Хьюберт. – Погоди, Чарльз, скоро ты увидишь, кого еще она привезла с собой из Португалии!

Леди Омберсли беспокойно заерзала, поскольку не успела сообщить старшему сыну о том, что отныне в классной комнате поселилась обезьянка в красном кафтане. Но Чарльз ограничился тем, что сказал:

– Насколько я понимаю, кузина, вы привезли с собой коня. Хьюберт только о нем и говорит. Испанских кровей?

– Да, и выдрессирован мамелюками[21]. Он очень красив.

– Держу пари, кузина, что вы первоклассная наездница! – воскликнул Хьюберт.

– Не знаю. Но мне часто приходилось ездить верхом.

В этот момент отворилась дверь, но не для того, чтобы, как ожидала леди Омберсли, впустить ее дворецкого с докладом, что ужин подан. В комнату вошел ее супруг, сообщив, что должен взглянуть на свою маленькую племянницу перед тем, как отправиться в «Уайтс». Леди Омберсли полагала, что он и так поступил невежливо, решив пропустить домашний ужин в честь мисс Рекстон, а тут еще пришлось терпеть его небрежно-непринужденное поведение, но она постаралась ничем не выдать своего раздражения, ограничившись тем, что заметила:

– Как видишь, любовь моя, она не такая уж и маленькая.

– Боже правый! – воскликнул его светлость, когда Софи поднялась с места, чтобы приветствовать его. Он рассмеялся, обнял ее и сказал: – Так-так-так! А ты почти такая же высокая, как и твой отец, дорогая моя! Дай-ка взглянуть на тебя! И дьявольски похожа на него!

– Мисс Рекстон, лорд Омберсли, – с упреком сказала его жена.

– Э! О да, здравствуйте! – бросил его светлость, одарив мисс Рекстон благосклонным кивком. – Я считаю вас членом семьи, так что предпочитаю обходиться без церемоний. Пойдем, присядем вместе, Софи, и ты расскажешь мне, как поживает твой отец.

Затем он увлек племянницу на софу и завел с ней оживленный разговор, вспоминая всякие забавные случаи тридцатилетней давности, от души смеясь над ними и имея вид человека, начисто позабывшего о том, что собирался ужинать в клубе. Он всегда благосклонно относился к симпатичным молодым женщинам, а если они помимо очарования обладали еще и живостью характера, точно угадывая, как он намерен флиртовать с ними, то милорд получал истинное наслаждение от пребывания в их обществе и отнюдь не спешил с ними расставаться. Дассет, несколько минут назад заглянувший в гостиную, чтобы объявить о том, что ужин подан, моментально оценил обстановку и, обменявшись взглядами с хозяйкой, удалился, чтобы распорядиться насчет еще одного прибора за столом. Когда он вернулся и доложил, что все готово, лорд Омберсли воскликнул:

– Что такое? Наступило время ужина? В таком случае я все-таки останусь дома!

Он предложил руку Софи, самым замечательным образом проигнорировав мисс Рекстон, которая по праву могла первой рассчитывать на его внимание, и, когда они уселись за стол, потребовал, чтобы племянница объяснила ему, какая блажь ударила в голову ее отцу, погнав его в Перу.

– Не в Перу, а в Бразилию, – поправила дядюшку Софи.

– Это почти одно и то же, моя дорогая, – такая же несусветная глушь! Не знаю никого, кто так же много странствовал бы по свету! Этак он в следующий раз отправится в Китай!

– Нет, в Китай отбыл лорд Амхерст, – сказала Софи. – Еще в феврале, если я не ошибаюсь. А в Бразилии потребовалось присутствие сэра Горация, потому что он хорошо разбирается в португальских делах и, как все надеются, сможет убедить регента вернуться обратно в Лиссабон. Видите ли, маршал Бересфорд[22] растерял всю свою прежнюю популярность. Ничего удивительного! Он понятия не имеет, как располагать к себе людей и внушать им доверие. К тому же он начисто лишен такта.

– Маршал Бересфорд, – сообщила Чарльзу мисс Рекстон своим хорошо поставленным голосом, – друг моего отца.

– Тогда вы должны простить меня за то, что я сказала, будто он лишен такта, – тут же заявила Софи и едва заметно улыбнулась. – Хотя это и правда, никто не сомневается в том, что ко всему прочему он обладает многочисленными достоинствами. Очень жаль, что он так оплошал и выставил себя на посмешище.

При этих ее словах лорд Омберсли и Хьюберт рассмеялись, мисс Рекстон ощутимо напряглась, а Чарльз метнул на кузину недовольный взгляд, словно был вынужден изменить свое первоначально благоприятное мнение о ней. Его невеста, которая неизменно вела себя сухо и чопорно, как того требовали строгие правила приличия, не могла, разумеется, заставить себя вести разговор через стол, и продемонстрировала превосходство своего воспитания, проигнорировав неуместное замечание Софи и заговорив с Чарльзом о Данте, уделяя особое внимание переводу мистера Кэрри. Он вежливо слушал ее, но когда Сесилия, следуя чуждому условностям примеру своей кузины, присоединилась к их беседе, заявив, что отдает предпочтение лорду Байрону, он не сделал попытки осадить ее, а, напротив, обрадовался тому, что она приняла участие в дискуссии. Софи горячо одобрила вкус Сесилии, заявив, что ее собственный экземпляр «Корсара»[23] зачитан буквально до дыр и скоро распадется на отдельные странички. Мисс Рекстон заметила, что ничего не может сказать относительно достоинств поэмы, так как ее матушка не держит в доме произведений его светлости. Поскольку скандальный разлад в семейной жизни лорда Байрона живо обсуждал весь город, ходили упорные слухи, что, вняв настойчивым уговорам друзей, он намеревается покинуть страну, и после замечания мисс Рекстон дальнейший разговор на эту тему мог показаться неприятно вульгарным и сомнительным. Поэтому все испытали облегчение, когда Хьюберт, заявив, что на дух не переносит поэзию, принялся взахлеб расхваливать недавно прочитанный новый роман – «Уэверли»[24]. И вновь мисс Рекстон не смогла поразить собравшихся своим просвещенным мнением, снисходительно заметив, что, на ее взгляд, упомянутый роман отнюдь не является чем-то выдающимся. В разговор вмешался лорд Омберсли, высказавшийся в том духе, что все они, дескать, чересчур уж увлекаются всякими новинками, тогда как для него и «Руководство для любителей скачек» Раффа является вполне заслуживающим внимания чтением. Он отвлек Софи от общего разговора, забросав ее вопросами о своих старых приятелях, которые сейчас украшали своим присутствием самые разнообразные посольства и которых она могла знать.

После ужина лорд Омберсли в гостиной уже не появился: «зов фараона»[25] оказался слишком силен, чтобы он мог его проигнорировать. Со стороны мисс Рекстон было очень мило предложить разрешить детям сойти вниз, и она добавила, одарив Чарльза ангельской улыбкой, что еще не имела счастья повидаться со своим маленьким другом Теодором после того, как он вернулся домой на пасхальные каникулы. Однако когда ее маленький друг наконец явился, на плече у него сидел Жако, отчего она испуганно вжалась в кресло и разразилась протестующими возгласами.

Итак, наступил ужасный момент истины, и (как с горечью отметила леди Омберсли) благодаря прискорбному неумению мисс Аддербери справиться со своими юными подопечными, случился он в самое неподходящее время. Чарльз, поначалу радостно изумленный, быстро опомнился при виде явного неодобрения, выказанного мисс Рекстон. Он заявил, что каким бы желанным гостем ни считалась в классной комнате обезьянка – кстати, этот вопрос еще предстояло обсудить, – но ее присутствие в гостиной матери было решительно неуместно; после чего тоном, не допускающим возражений, велел Теодору унести ее прочь. Мальчик сердито насупился, и на мгновение его мать испугалась, что станет свидетельницей ужасной сцены. Но скандалу не дала разразиться Софи, заявившая:

– Да, отнеси ее наверх, Теодор! Мне следовало бы предупредить тебя, что больше всего на свете Жако не любит больших компаний! И поспеши, пожалуйста, потому что я намерена показать тебе одну очень занятную игру в карты, которой научилась в Вене!