— Но я не виновата! — чуть ли не взвыла его мать. — Чарльз, я ничего ей не говорила!

— Но ведь это сделал кто-то из вас! — нетерпеливо сказал он и повернулся к дяде. — Ну, сэр, вы остаетесь здесь хвалить вкус моего отца в выборе вин или поедете со мной в Эштед?

— Поехать в Эштед в это время, после того как я два дня трясся в карете? — спросил сэр Горас. — Ну же, мой мальчик, подумай немного! Зачем мне ехать?

— Я полагаю, ваши отцовские чувства подскажут вам ответ! Если же нет, что ж пусть! Я еду немедленно!

— И что ты собираешься делать, когда приедешь в Лейси-Мэнор? — спросил сэр Горас, с интересом глядя на него.

— Сверну Софи шею! — кровожадно ответил мистер Ривенхол.

— Ну, в этом тебе не потребуется моя помощь, мой мальчик! — заметил сэр Горас, поудобнее устраиваясь в кресле.

XVIII

Первые несколько минут после приезда маркизы с сопровождающими из Мертона были заполнены жалобами этой леди на ситуацию, в которой она оказалась. Сквозняк, вызванный открытой дверью, заставил камин вновь изрыгнуть в холл клубы едкого дыма; и несмотря на отчаянные усилия, миссис Клаверинг не удалось вытравить из помещения дух заброшенности.

Миссис Клаверинг, сильно пораженная богатством наряда маркизы, делала ей книксены; а маркиза, ничуть не пораженная видом миссис Клаверинг, сказала:

— Матерь Божья! Если бы я привезла Гастона, все было бы, по крайней мере, сносно, а если бы еще и повара, то даже хорошо! Зачем ты велела мне приехать в этот дом, Софи? Почему ты так внезапно послала за мной, и к тому же, когда идет дождь?

Софи, не мешкая, рассказала ей, что она призвана играть роль дуэньи, и это объяснение мгновенно нашло отклик у той, в чьих жилах текла чистейшая кастильская кровь. Маркиза была так довольна, что даже забыла поинтересоваться у Софи об обстоятельствах, которые заставили ее искать покровительства иной дуэньи, чем ее тетя, но вместо этого одобрительно сказала, что поведение Софи было исключительно пристойно и что она сама не будет сожалеть о потраченных усилиях. После этого она заметила Чарльбери и даже, напрягши память, сумела вспомнить его имя.

— Алло, вы ранены? — спросил сэр Винсент, кивая на повязку на руке его светлости. — Как это случилось?

— Не обращайте внимания! — сказала Софи, избавив Чарльбери от необходимости отвечать. — Почему вы здесь, сэр Винсент?

— О, это, моя дорогая Жюно, — ответил он с заблестевшими глазами, — длинная и щекотливая история. Кстати, я могу задать тот же вопрос. Но, конечно же, не буду, ибо объяснения будут очень утомительны, а сейчас меня занимает значительно более важный вопрос об обеде! Боюсь, вы не ожидали столько народу!

— Нет, не ожидала, и одному Богу известно, что мы будем есть! — признала Софи. — Я все же схожу на кухню и постараюсь что-нибудь найти в кладовой. Должна сказать вам, что очень вероятно, что и моя кузина Сесилия будет обедать здесь. И — более чем вероятно — Чарльз!

— О, мисс Софи, если бы вы только предупредили нас! — горестно воскликнула миссис Клаверинг. — Я даже не представляю, что делать с обедом, мисс, я ведь почти не умею готовить, а в доме нет ничего, кроме свиного бока, который Клаверинг предпочитает на ужин!

— Очевидно, — сказала маркиза, снимая шляпу с пером со своих роскошных локонов и кладя ее на стул, — эта кухарка ничего не умеет, так что мне придется постараться самой. Это плохо, но то, что мы помрем от голода, несомненно, хуже! И ты вспомнишь это, Софи, и будешь мне благодарна, и не станешь бранить меня! Ибо должна сказать тебе на этот раз, что я раздумала выходить за сэра Гораса, он очень беспокойный, а Бразилия мне не понравится, напротив, я останусь в Англии, но у меня не будет английского повара! Поэтому я вышла за сэра Винсента, и я больше не маркиза де Виллачанас, а леди Тальгарт; я не могу произносить это имя с необходимой легкостью, но это неважно! Дело привычки.

Эта речь заставила ошеломленную аудиторию замолчать на несколько секунд. Сэр Винсент достал свою табакерку и изящно вдохнул щепотку своей любимой смеси. Он и нарушил тишину.

— Итак, преступление раскрылось! — произнес он. — Не надо смотреть на меня с таким ужасом, Софи! Вспомните, что наша дорогая Санчия собирается приготовить нам обед!

— Это, — внезапно заявил мистер Фонхоуп, не слышавший ни слова из предыдущего разговора, — исключительно прелестный дом! Я осмотрю его.

С этими словами он взял со стола лампу и направился к одной из дверей. Сэр Винсент перехватил у него лампу и вновь поставил ее на стол, добродушно сказав:

— Вы так и сделаете, мой дорогой молодой друг, но при свете этой свечи, если не возражаете!

— Сэр Винсент, — сказала Софи с воинственным блеском в глазах, — если бы я была мужчиной, вы бы ответили за это вероломство!

— Дорогая Софи, да вы стреляете лучше, чем девять из десяти моих знакомых мужчин, так что если кто-нибудь из присутствующих предусмотрительно захватил сюда пару дуэльных пистолетов?..

— Никто, — решительно сказала маркиза, — не будет стрелять здесь из пистолета, потому что это одна из тех вещей, которые я ненавижу больше всего, и, кроме того, подумайте-ка лучше об обеде!

— Полагаю, — с сожалением сказала Софи, — ты права. Человеку надо есть! Но теперь я понимаю, как прав был мой кузен Чарльз, предостерегая меня против вас, сэр Винсент! Я не думала, что вы подложите сэру Горасу такую свинью!

— На войне и в любви, моя дорогая Софи, все средства хороши! — нравоучительно произнес он.

Она закусила губу, чтобы сдержать резкий ответ. Он понимающе улыбнулся, подошел к ней, взял ее руку в свои и приглушенным голосом сказал:

— Подумайте, Жюно! Моя потребность значительно сильнее, чем у сэра Гораса! Как я мог устоять?

— Amor ch'a null'amato amar perdona[1], — мечтательно продекламировал мистер Фонхоуп; странствуя по холлу, он оказался в пределах слышимости.

— Именно так, мой поэт! — сердечно согласился сэр Винсент.

— Мисс Рекстон перевела бы мне это, — сказала Софи, — но если это значит то, что я думаю, то это не так! Как бы там ни было, что может быть глупее, чем поднимать шум по поводу того, что уже нельзя изменить, поэтому я больше не буду говорить об этом. Кроме того, мне надо подумать о более важных вещах!

— Абсолютно верно, — согласилась маркиза. — Я знаю, как готовить свежеубитых цыплят, поэтому сэр Винсент сейчас же убьет двух цыплят, — эта женщина сказала, что цыплят здесь очень много — и я начну стряпать.

И она удалилась с миссис Клаверинг в сторону кухни, ее муслиновый шлейф царственно волочился сзади, поднимая с пола тучи пыли. Софи и сэр Винсент последовали за ней; а так как к этому времени мистер Фонхоуп обнаружил библиотеку и отправился туда рассматривать книги при свете своей сальной свечки, лорд Чарльбери остался один. Вскоре к нему присоединился сэр Винсент, он вернулся в холл, неся запыленную бутылку и несколько стаканов.

— Шерри, — сказал он, ставя стаканы. — Уж если мне предстоит резня цыплят, мне надо подкрепить свой дух. Но и полагаю, что смогу убедить привратника взять на себя это действо. Как вы поранили руку?

— Софи всадила в нее пулю, — объяснил его светлость.

— Неужели? Ну что за опасная женщина! Полагаю, у нее были на это причины?

— Причем совсем не те, что вы вообразили! — резко ответил Чарльбери.

— Я никогда не опускался до банальностей, — сказал сэр Винсент, аккуратно вытирая горлышко бутылки и начиная разливать вино. — Ни в коем случае, когда речь идет о Великолепной Софи. Вот, попробуйте! Одному Богу известно, сколько времени оно пролежало в погребе! Я, пожалуй не буду пить за ваш побег?

— О, Боже, нет! — сказал Чарльбери, побледнев. — Я покорен Софи, — совершенно и бесповоротно покорен — но Небеса уберегут меня от брака с ней!

— Ну если не Небеса, то Ривенхол, — заметил сэр Винсент. — Это вино очень неплохое. Не приканчивайте бутылку, пока я не вернусь, и не переводите вино на поэта!

И он удалился руководить экзекуцией на птичьем дворе, а лорд Чарльбери, вознося хвалы Господу за свою раненую руку, выпил второй стакан шерри. Вскоре из библиотеки появился мистер Фонхоуп, держа в руках изъеденный червями том. Он благоговейно продемонстрировал книгу его светлости и бесхитростно сказал:

— «Звезда Севильи»! Никогда не знаешь, где наткнешься на сокровище. Я должен показать ее маркизе. Кому принадлежит этот очаровательный дом?

— Сэру Горасу Стэнтон-Лейси, — забавляясь, ответил Чарльбери.

— Должно быть, Провидение привело меня сюда. Я не мог понять, что заставило меня приехать, но теперь это и неважно. Когда я увидел Софи, стоящую в дверном проеме с поднятой лампой, пелена спала с моих глаз и все сомнения закончились. Мне надо где-нибудь пообедать, но я не буду обращать на это внимание.

— Может быть, вам следует для этого поехать в город? — предложил его светлость.

— Нет, — просто ответил мистер Фонхоуп. — Я предпочитаю остаться. Здесь есть «Галатея», но не первое издание.

Он уселся возле стола, открыл книгу и углубился в нее, пока приход Софи не отвлек его, локтем она прижимала к себе связку свечей, а в руках осторожно несла невысокий деревянный ящик. Рядом с ней, изнывая от любопытства и ревности, семенила ее маленькая борзая, время от времени подпрыгивая, чтобы достать ящик.

Мистер Фонхоуп вскочил на ноги и протянул руки к ящику, чтобы помочь ей.

— Дайте его мне! Урну вам надо носить, а не убогий ящик!

Она выпустила ящик, практично сказав:

— Скоро его[2] принесет миссис Клаверинг, но, видите ли, еще не время для чая. Мы ведь не обедали! Осторожно! Бедняжки, у них нет матери!

— Софи, что это, ради Бога? — воскликнул Чарльбери, разглядев в ящике выводок желтых утят. — Надеюсь, вы не собираетесь готовить их на обед?