— Полагаю, что так, но видите ли, он отлично объезжен. Давайте теперь помедленнее! Вас не затруднит сказать мне, хотите ли вы еще жениться на моей кузине? Можете осадить меня, если найдете нужным!

Он довольно уныло ответил:

— Вы будете презирать меня, если я отвечу — да?

— Ни в коей мере. Было бы глупо придавать особое значение тому, что случилось вчера вечером. Только подумайте! Вместо того, чтобы сначала выяснить взаимные чувства с Сесилией, вы обращаетесь к моему дяде за разрешением переговорить с ней…

— Но ведь так принято! — заметил он.

— Может быть, это и принято, но это самая большая глупость, которую можно вообразить, особенно, если вы собираетесь заразиться свинкой, прежде чем успеть сделать предложение!

— Думаю, будет бесполезно уверять вас, что я не собирался заражаться свинкой! У меня были причины полагать, что мое предложение не будет ей неприятно.

— Мне кажется, она была расположена к вам, — тепло согласилась Софи. — Но она еще не видела Огэстеса Фонхоупа. Ну, или видела, но не обращала внимания, так что никто и подумать не мог, что она полюбит его.

— Меня эти рассуждения не утешают, мисс Стэнтон-Лейси.

— Зовите меня Софи! Все так делают, а мы к тому же собираемся стать близкими друзьями.

— Мы… мы собираемся? — переспросил он. — То есть, конечно, я очень рад слышать это!

Она рассмеялась.

— О, прошу вас, не пугайтесь! Если вы все еще хотите жениться на Сесилии — я должна признаться, что до встречи с вами я была против этого, а теперь совершенно переменила свое мнение — я подскажу вам, как следует себя вести.

Он невольно улыбнулся.

— Я очень вам признателен! Но если она любит молодого Фонхоупа…

— О, пожалуйста, задумайтесь на мгновение! — серьезно сказала Софи. — Представьте, как все было! Не успели вы переговорить с моим дядей, как подхватили нелепую болезнь! Ей сказали, что она должна стать вашей женой, — довольно варварски и несвоевременно — и тут появляется Огэстес Фонхоуп, который выглядит — вы должны признать это — как принц из сказки. И он не придумывает ничего лучше, кроме как повернуться спиной ко всем женщинам, завлекающим его, и полюбить Сесилию! Мой дорогой сэр, он пишет стихи в ее честь! Он называет ее нимфой и говорит, что ее глаза ярче звезд и тому подобную чушь!

— Святый Боже! — сказал его светлость.

— Именно так! Неудивительно, что она увлеклась им. Полагаю, вам и в голову никогда не приходило назвать ее нимфой!

— Мисс Стэн… Софи! Даже чтобы расположить к себе Сесилию, я не смогу писать стихов, а если бы смог, то будь я проклят, если бы написал такое… Ладно, в любом случае у меня нет к этому склонности!

— О нет! Вам не следует и пробовать затмить Огэстеса в этой области! — сказала Софи. — Ваша сила состоит в том, чтобы отыскать укрытие, когда начинается дождь.

— Простите?

— Вы этого не можете? — спросила она, повернув голову и подняв брови.

— Полагаю, что могу, но…

— Поверьте, это значительно важнее, чем уметь слагать стихи! — пояснила она. — А Огэстес это сделать не в состоянии. Я точно знаю, потому что он ужасающе осрамился в Челси Гарденс. Я-то думала, он сможет, потому и позволила ему сопровождать нас с Сесилией туда в пасмурный день. Наши кисейные платья промокли насквозь, и мы бы умерли от воспаления легких, если бы один из моих хороших друзей не нанял экипаж, чтобы отвезти нас домой. Бедняжка Сили! Она даже рассердилась на Огэстеса!

Он расхохотался.

— Майор Квинтон говорил о вас совершенную правду! — заявил он. — Я уже устрашен вами!

Она улыбнулась, но возразила:

— Не стоит, я ведь собираюсь помогать вам.

— Это-то и страшит меня.

— Ерунда! Вы смеетесь надо мной. Мы установили, что вы сможете найти укрытие во время ливня; я также уверена, что когда вы приглашаете кого-нибудь поужинать в Пьяццу, официанты не сажают вас за столик на сквозняке.

— Нет, — согласился он, зачарованно глядя на нее.

— Огэстес, конечно, не может пригласить нас ужинать в Пьяццу, потому что тетя, без сомнения, не позволит нам принять его приглашение, но однажды он угостил нас чаем здесь, в парке, и я не могла не заметить, что он из числа тех, кого официанты обслуживают последними. Мне кажется, я могу рассчитывать на то, что все будет без сучка, без задоринки, когда вы пригласите нас в театр и на ужин после спектакля. Вам придется, конечно, пригласить и мою тетушку, но…

— Ради всего святого! — прервал он. — Вы ведь не думаете, что в теперешней ситуации Сесилия согласится принять какое-нибудь мое приглашение!

— Конечно, я думаю, — бесстрастно ответила она. — Более того, вы пригласите Огэстеса.

— Нет, никогда! — заявил он.

— Тогда вы будете большим простаком. Вы должны понять, что Сесилия была вынуждена заявить, что выходит замуж за Огэстеса! Вас здесь не было, чтобы стать объектом ее любви; Огэстес складывал вирши о ее бровях, и ко всему прочему, Чарльз вел себя как тиран, запрещая ей думать об Огэстесе и приказывая выйти за вас! Уверяю вас, было бы странно, если бы она не сделала то, что сделала!

Некоторое время он ехал молча, поглаживая своего коня между ушей.

— Понимаю, — наконец сказал он. — По крайней мере… Ладно, по крайней мере, вы хоть советуете мне не терять надежду!

— Я не думаю, — честно сказала Софи, — что когда-нибудь посоветую кому-нибудь терять надежду, потому что я не выношу малодушного поведения!

— Что же вы посоветуете мне сделать? — спросил он. — Кажется, я полностью в вашей власти!

— Отказаться от предложения! — ответила Софи.

Он резко взглянул на нее.

— Нет! Я собираюсь вынудить…

— Сегодня после полудня вы заедете с визитом на Беркли-Сквер, — сказала Софи с величайшим терпением, — и попросите позволения несколько минут поговорить с Сесилией. Когда вы увидите ее…

— Я не увижу ее. Она откажется от встречи! — горько сказал он.

— Она встретится с вами, потому что я скажу ей, что она в долгу перед вами. Прошу вас, не перебивайте меня больше! — Он мягко извинился, и она продолжала. — Когда вы встретитесь, вы убедите ее, что не хотите терзать ее и никогда не напомните ей о случившемся. Вы будете держаться очень благородно, и она почувствует, что вы сочувствуете ей. А если вы сможете убедить ее, что ваше сердце разбито, прямо не говоря ей об этом, то будет просто великолепно!

— Мне кажется, что майор Квинтон сильно недооценил вас! — с чувством сказал его светлость.

— Очень возможно. Джентльмены не чувствуют, когда требуется небольшая двуличность. Я не сомневаюсь, что вы, если бы я предоставила вас самому себе, говорили бы напыщенные речи и бушевали бы, и все бы закончилось ссорой с Сесилией, и тогда бы вы не смогли посещать этот дом! А если она будет знать, что вы не станете разыгрывать трагедий, она с удовольствием будет видеть вас так часто, как вам хочется заезжать на Беркли-Сквер.

— Как я могу заезжать на Беркли-Сквер, если она помолвлена с другим мужчиной? Если вы воображаете, что я буду играть роль страдающего от безнадежной любви в надежде сыскать сочувствие Сесилии, то вы еще никогда так не ошибались! Быть комнатной собачкой!

— Тем лучше, — сказала Софи. — Вы будете приезжать на Беркли-Сквер, чтобы увидеть меня. Конечно, вы не можете сделать вид, что вдруг заинтересовались мной, но будет хорошим началом, если вы сегодня найдете возможность сказать Сесилии, какая я, по-вашему, забавная и веселая.

— Знаете, — серьезно сказал он, — что вы самая поразительная женщина, какую я когда-либо встречал?

Она засмеялась.

— Но вы сделаете так, как я вам говорю?

— Да, — ответил он. — Изо всех моих слабых сил. Но я бы хотел знать, что вы замышляете.

Она повернулась и посмотрела на него, в ее выразительных глазах светился вопрос и в то же время признание, что удар попал в цель.

— Но я уже сказала вам.

— Мне кажется, что вы сказали мне не все.

У нее был озорной вид, но она лишь покачала головой. Они снова достигли Сэнхопских ворот; она натянула поводья и протянула руку.

— Теперь я должна ехать. Прошу вас, не бойтесь меня! Я никогда не причиняю людям вреда — правда, никогда! До свидания! Не забудьте, около четырех часов!

Вернувшись на Беркли-Сквер, она нашла всех в сильном волнении. Лорд Омберсли, узнавший от жены о вчерашнем заявлении Сесилии, пришел в сильное раздражение из-за глупости, неблагодарности и эгоизма дочерей; Хьюберт и Теодор выбрали самый неподходящий момент, чтобы позволить Жако убежать из классной. Софи встретили растерянные люди, которые, не теряя ни секунды, стали рассказывать ей о своих бедах и обидах. Сесилия, взволнованная разговором с отцом, хотела немедленно уединиться с ней в комнате; мисс Эддербери пыталась объяснить, что она неоднократно предупреждала мистера Хьюберта, чтобы он не дразнил обезьянку; Теодор хотел внушить всем, что во всем виноват Хьюберт; Хьюберт требовал, чтобы Софи помогла ему найти обезьянку, прежде чем о побеге узнает Чарльз; Дассет, увидев, с каким энтузиазмом оба лакея кинулись в погоню за зверьком, холодно произнес учтивый монолог, суть которого сводилась к тому, что он не привык и не собирается мучиться с обилием диких животных, заполнивших дом благородных людей. А так как эта речь содержала смутную угрозу немедленно сообщить обо всем его светлости, Софи решила, что первым делом надо успокоить Дассета, ибо полдюжины человек сообщили ей, что у лорда Омберсли сегодня ужасное настроение. Поэтому она велела Сесилии идти в ее комнату и значительно смягчила дворецкого, отвергнув услуги лакеев. Сесилия, которой, кроме разговора с отцом, пришлось провести несколько минут со старшим братом и полчаса с леди Омберсли, была не в настроении ловить обезьян и довольно истерически заметила, что ей кажется, будто Жако важнее, чем она, Селина, наслаждавшаяся атмосферой драмы и неминуемой гибели, нависшей над домом, прошипела: