Когда барон выбирал себе укрытие, сыграло свою роль и то, что этот монастырь считался местом проклятым. Особо боязливые клялись, что видели там призраки Анны Австрийской, основательницы монастыря, и ее самой верной фрейлины Мари де Отфор, герцогини Шенберг, умершей в этом монастыре и здесь же похороненной.

Де Бац и Мари — она единственная знала об этом его тайном убежище — поощряли эти слухи. Для того, кто хотел спрятаться, монастырь Святой Магдалины Тренельской был идеальным местом. К тому же из обители существовало множество выходов.

Спустя час на улицу вышел гражданин Агриколь со своей трубкой и грубой палкой. Он дополнил свой наряд широким плащом и поменял сабо на грубые башмаки со шнуровкой. «Старик» направился к Бастилии, вернее, к тому, что от нее осталось. Лали наверняка присутствовала на всех заседаниях Конвента. От нее барон собирался узнать обо всем, что там происходило.

Для необычного процесса — необычная юриспруденция. Суд над королем проходил совершенно иначе, чем любое другое судебное заседание. Людовику XVI запретили побриться в то утро, когда начался процесс. Потом его привезли в здание Конвента со всеми мерами предосторожности, о которых читал Питу, а затем его снова отвезли в Тампль. Теперь король остался один. Маленького дофина перевели в комнаты королевы, и Людовику XVI запретили всякое общение с семьей. Это стало для него самым жестоким испытанием в череде унижений, которым его непрестанно подвергали. Все следующие дни он отвечал на вопросы присланных Конвентом депутатов в своих апартаментах в Тампле. К нему приходили и его адвокаты, которым разрешили видеться и говорить с королем по два часа в день.

Накануне Рождества де Бац вернулся домой с Дево и Питу. Он устал, зарос многодневной щетиной, но оставался по-прежнему энергичным.

— Что бы там ни было, Конвент не настолько единодушен по поводу судьбы короля, — рассказал он. — Приблизительно половина высказывается за изгнание. Но вы понимаете, что обсуждение происходит весьма бурно. Есть трибуны, заполненные всяким сбродом, требующим смерти короля. И потом, депутаты, прежде чем войти в зал заседаний, проходят сквозь строй потрясающих пиками мужчин и совершенно ужасных свирепых женщин. — Нельзя ли подкупить кого-нибудь из депутатов, чтобы обеспечить нам большинство? — спросила Мари. — Достаточно было бы одного голоса.

— Я знаю, но мы не можем больше рассчитывать на испанские деньги. Разумеется, из Мадрида в Конвент поступил официальный протест, и банк «Сен-Шарль» предупредил банкира Ле Культе, что он больше не гарантирует два миллиона ливров. Что же касается шевалье д'Окари, то он послал прекрасное письмо в Национальное собрание, чтобы призвать его к чувству справедливости и чести. Но от меня он бегает как от чумы. И потом, испанцу приходится скрываться. Его друг Шабо выдал его, обвинив в попытке подкупа с целью обеспечить бегство короля.

— И это после того, как он получил пятьсот тысяч ливров? — возмутился Питу.

— Денег у него уже нет или, вернее, почти нет, — вступил в разговор Дево. — Дело получило огласку, и некоторые из сограждан намекнули Шабо, что лучше будет поделиться, если он дорожит своей шкурой. Так какими средствами мы располагаем, чтобы купить спасительные голоса?

— Большим количеством ассигнаций, — вздохнул де Бац, — которые мало на что годятся в нынешних обстоятельствах. Этим людям необходимо золото… А большая часть моего состояния находится за пределами Франции, у английских, голландских и немецких банкиров.

— Но у вас все же кое-что осталось, — осторожно произнесла Лаура. — Некий драгоценный предмет, который мы добывали с таким трудом…

— Орден Золотого руна, который я мечтал вернуть королю! Да, он по-прежнему у меня. Но, допуская даже, что я намерен его продать, я не могу этого сделать, не разобрав его на части. Придется вынуть камни и попытаться их продать в Лондоне или Амстердаме.

— А во Франции это невозможно?

— Здесь слишком велик риск быть обвиненным в краже драгоценностей королевской семьи. Это же относится и к «Регенту» — большому розовому бриллианту. Его нашли в груде строительного мусора на Елисейских Полях. Воры предпочли от Него избавиться, не имея возможности вывезти камень в Англию или Голландию.

— А почему этого не могу сделать я? — поинтересовалась Лаура. — Я американка, не забывайте, и в этом качестве пользуюсь особым статусом, позволяющим мне путешествовать. Женщине легко спрятать драгоценный камень, даже такой необычный.

— Но вам не удастся столь же легко спрятать ту кучу золота, которое вам за него дадут и которое придется тайно ввозить в страну. Для этого потребуется организовать настоящую экспедицию, а у нас мало времени. Через две недели Конвент вынесет свой вердикт.

— Возможно, он не будет столь катастрофическим, — с надеждой предположил Дево. — Конвент заседает под постоянным давлением, но ведь есть еще парижане, люди, которые не согласны и заявляют об этом. Знаете ли вы о том, что шесть дней назад торговки с рынка «Чрево Парижа» принесли Тарже, который отказался защищать короля, пучок розог, зато Тронше они передали цветы, а Малербу — лавровый венок?

— Мишель прав, — добавил Питу. — Спустя два дня после этого у Тальма собрались умеренные депутаты и несколько красивых актрис. Туда же со своей обычной бесцеремонностью явились и Марат с подружкой. Тальма выкинул его вон, а одна из актрис даже зажгла благовония, чтобы очистить воздух, и удостоилась аплодисментов собравшихся. Нет, барон, дело, вероятно, еще не проиграно, и мы не одиноки в своей борьбе за короля!

Де Бац обдумал услышанное.

— То, что вы говорите, несколько успокаивает. Я видел совсем другое в эти последние несколько дней. Все-таки следует опасаться этих бесноватых из Конвента и тех хищников, что их сопровождают повсюду, сея страх и панику…

— Учитывая нынешнее положение дел, что вы предлагаете, барон? — спросил Питу.

— Продолжать делать то, что мы делали все это время, но теперь в открытую. Мы с моим другом Лали вычислили некоторых депутатов, которых возможно купить даже при помощи ассигнаций или переводных векселей. Я еще не потерял репутацию удачливого финансиста, и этим надо пользоваться. И еще — 31 декабря мы встретим Новый год с нашими самыми верными друзьями. У нас будет праздник, которые так славно умеет устраивать наша дорогая Гранмезон. Мы воспользуемся этим, чтобы обсудить возможную систему связи на случай крайних обстоятельств.

— Вы их предвидите? — заволновался Дево.

— Более того, я не сомневаюсь, что они осмелятся приговорить короля к смерти.

— А как вы поступите с орденом Золотого руна? — спросила Мари.

— Если представится возможность, мы им воспользуемся наилучшим образом. Поверьте мне, я знаю ему цену и думаю не только о том, чтобы вручить его королю Людовику. И я не забуду о вашем предложении, Лаура. Благодарю вас!

Молодая женщина ответила улыбкой и присела в изящном реверансе:

— К вашим услугам, господин барон. И к услугам их величеств… Да хранит их господь! — добавила она и перекрестилась. Все перекрестились следом за ней. Потом они перешли к столу. Несмотря на присутствие двух нарядно одетых женщин — одна в белом атласном платье, другая в атласном платье цвета слоновой кости, — несмотря на их очарование и попытки развеять мрачную атмосферу, этот сочельник стал самым печальным. Он ничем не был похож на сочельники прошлых лет, когда отовсюду в морозной ночи раздавался звон колоколов, призывающий верующих к полуночной мессе. А после мессы все пировали до утра. А теперь это был всего лишь ужин в компании друзей, и все думали только об узниках старой башни в Тампле, пребывающих под строгим надзором безжалостной стражи; о двух женщинах и двух детях, которые не могли больше обнять и поцеловать того, чья жизнь им была бесконечна дорога; об одиноком низвергнутом монархе, которому день за днем приходилось выслушивать нелепые, часто просто смехотворные и всегда унизительные обвинения.

Гражданин Агриколь в сопровождении Лали присутствовал на двух заседаниях, и, несмотря на все его хладнокровие и выдержку, от увиденного и услышанного ему стало нехорошо. Миролюбивого, доброго Людовика XVI обвиняли в том, что он стрелял в свой народ, что он растратил миллионы на его развращение, и даже в том, что он принимал участие в оргиях. Верхом цинизма барону показалось выступление слесаря из Версаля. Людовик XVI всегда дружески относился к этому человеку, они не раз вместе работали в маленькой кузнице в подвале дворца. И этот слесарь заявил перед Конвентом, что по приказу Напета его привезли в Тюильри, где заставили изготовить железный шкаф, спрятанный в стене между покоями короля и дофина, чтобы спрятать в нем все планы королевского заговора против народа. По его словам, ему заплатили за работу и предложили стакан вина, которое он со страхом выпил, полагая, что оно отравлено. Невозможно было представить более низкие, более гнусные показания, но присутствующие в зале встретили их криками одобрения и овациями.

Еще более возмутительной оказалась речь министра Ролана, рассказавшего о том, что было найдено в этом шкафу. На самом деле король хотел спрятать в нем драгоценности, деньги и некоторые письма, не желая, чтобы их читали посторонние. Но подчиненные Ролана нашли в этом шкафу намного больше того, что там лежало в действительности — планы оккупации Франции, планы восстания, планы расправы над народом. В общем, все то, что могло бы, возможно, находиться в сейфе у короля-тирана, но только не у Людовика XVI…

На следующий день после Рождества король, которому наконец разрешили побриться, предстал перед Конвентом. Питу в своей форме солдата Национальной гвардии, открывающей любые двери, сумел пройти даже в Тампль и воспользовался этим, чтобы узнать новости. Он не пошел в ротонду к госпоже Клери, которую отправили в Жювизи. Несмотря ни на что, добрая женщина радовалась, что так легко отделалась.

С большой ловкостью госпожа Клери признала себя виновной. Да, в самом деле, ее «племянница» оказалась американкой, любящей Францию и свободу, которая хотела написать книгу о «старых королевских тюрьмах» и о судьбе врагов революции. Луиза говорила с таким убеждением, что с помощью Лепитра, в чьей верности никто не сомневался, ей удалось оправдаться, тем более что Марино бесследно исчез. Его труп с веревкой на шее нашли много позже в погребе одного из покинутых домов Тампля…