— Сударь, при всем моем уважении к вам, позволите ли вы мне задать вам один вопрос?

— Задавайте столько вопросов, сколько сочтете нужным.

— Вы меня благословили, следовательно, вы хотите помочь королю. Но, друг мой, вы ведь масон, не правда ли?

— Да… — на губах Ленуара заиграла хитрая улыбка, и его тонкое умное лицо стало еще привлекательнее. — Это потому, что я долго прожил и много повидал. В молодости идеи братства кажутся очень привлекательными. А потом, все эти таинственные ритуалы посвящения, аромат тайны. Но я ненавижу чрезмерность во всем, а то, что мы видим в последние месяцы, приводит меня в отчаяние. Не по душе мне и некоторые секретные лозунги, потому что они несправедливы. «Топчите французские лилии ногами!» А почему не свернуть шею императорскому орлу? Или не пристрелить английских леопардов? Потому что у орла есть клюв, а у леопардов когти? У нашего бедного доброго короля нет когтей, поэтому я его и люблю. Я ответил на ваш вопрос?

— В полной мере. Но я на ваш счет и не беспокоился. Спокойной ночи, сударь.

Ленуар проследил, как де Бац сел в фиакр, и закрыл калитку, прорезанную в больших воротах, но тут же чуть приоткрыл ее, чтобы в щелочку видеть происходящее на улице. Инстинкт полицейского подсказывал ему, что за бароном могут установить слежку. Интуиция его не подвела. Следом за фиакром медленно тронулась еще одна карета.

Встревоженный тем, что ему только что рассказал его старый друг, барон, не подумавший об этом, когда брал фиакр у кафе «Корацца», теперь сразу же заметил, что его преследуют. Он колебался лишь мгновение, а потом решил изменить свой маршрут. Не может быть и речи о том, чтобы привести в Шалонну тех, кто явно желает ему зла. Набалдашником трости, с которой он никогда не расставался, если выходил в своей привычной одежде, — на самом деле в трости прятался клинок шпаги, — де Бац постучал в стекло, отделяющее его от кучера.

— Я передумал, — сказал он. — Слишком поздно, чтобы выезжать из города. Отвези меня на улицу Менар, гражданин!

— Мне это больше по душе, — согласился возница. — Моя лошадь устала, да и я, признаться, тоже…

С тех пор как в Париже начались беспорядки, барон редко заглядывал в прелестный дом на улице Менар, где до революции он занимал первый этаж, а Мари Гранмезон жила на втором. Там они познакомились, полюбили друг друга, и этот дом был дорог им обоим. Де Бац купил дом и изменил его планировку таким образом, чтобы две квартиры сообщались между собой. Позже они нашли дом в Шаронне, который понравился им обоим и где они предпочитали жить, но о продаже особняка на улице Менар не могло быть и речи. Что же касается других квартир, которые принадлежали тем персонажам, роль которых исполнял барон — в тупике Двух мостов, на улице Кок и другие, — то Мари этих адресов не знала, хотя Жан рассказал ей в общих чертах о существовании этих квартир. Жан хотел уберечь Мари от ненужных волнений.

Барон понимал, что Мари станет волноваться, когда вечером он не появится, чтобы присоединиться к Дево и Моррису, как он обещал. Такое случалось не в первый раз, и молодая женщина все равно оставалась внимательной хозяйкой дома, особенно по отношению к американцу. Посол намеревался остаться на ночь в доме в Шаронне из осторожности, так что Бац сможет с ним встретиться на следующее утро.

Приехав на улицу Менар, он щедро расплатился с кучером, достал из кармана ключ, открыл дверь и со спокойным видом переступил порог, как и полагалось добропорядочному гражданину, возвращавшемуся к себе домой. Когда он закрыл дверь, фиакр уже уехал.

В доме было холодно. Печь в прихожей, выложенная фаянсовыми плитками, разумеется, не топилась, но, к своему огромному изумлению, де Бац увидел свет, пробивающийся из-под дверей гостиной. В особняке кто-то был. Барон мгновенно насторожился. Только у Мари был второй ключ от дома, но она находилась в Шаронне.

Отлично зная расположение предметов в комнатах, он не стал зажигать свечу: Жан бесшумно открыл маленький ящик, искусно спрятанный в резной деревянной обшивке, вынул пару пистолетов, на ощупь зарядил их и один засунул за пояс, чтобы его легко было выхватить в случае необходимости. Держа второй пистолет в левой руке, барон неслышно словно кошка прошел по выложенному черным и белым мрамором полу и приблизился к дверям гостиной. Он бесшумно открыл дверь, и перед его взором предстала удивительная картина. Тем не менее она заставила его воскликнуть в изумлении:

— Что вы здесь делаете?

И в самом деле было чему удивляться. Юная девушка, спавшая на оттоманке, затянутой бело-голубой шелковой узорчатой тканью и стоявшей перед камином, где горел сильный огонь, должна была находиться не в этом доме, а в своей спальне, в доме ее родителей на улице Бюффо. Незваную гостью звали Мишель Тилорье. Девушка была дочерью одной семейной пары, с которой де Бац поддерживал дружеские отношения еще со времен Учредительного собрания. Он не бывал у супругов Тилорье после первого нападения на Тюильри 20 июня и никак не мог понять, что их дочь могла делать в доме, где он теперь практически не бывал.

Мишель, разбуженная его возгласом, вскочила. В ее голубых глазах промелькнул страх. Де Бац уже пожалел о своей грубости и извинился:

— Простите меня, Мишель, но я никак не ожидал увидеть вас в моем доме. Мне кажется, вы должны мне все объяснить. Вы кого-нибудь ждали? — спросил он, указывая на легкий ужин из фруктов и сладостей, стоявший на столике.

Девушка залилась густым румянцем и теребила в пальцах крошечный батистовый платочек. Мишель можно было назвать красивой. Довольно высокая, с густыми волосами цвета спелой пшеницы и очень белой кожей, она легко краснела и бледнела при малейшем волнении. Девушка опустила голову, не смея взглянуть в глаза хозяину дома, и еле слышно прошептала:

— Да… Я ждала… Вас…

— Меня? Откуда вы могли знать, что я заеду сюда этим вечером, когда я сам двадцать минут назад об этом не догадывался?

— Я не знала наверняка, я только надеялась. Я всегда надеюсь застать вас, когда прихожу сюда.

— И часто ли вы приходите?

— Как получится. Но не реже двух раз в неделю.

— Ах вот как! И как же вы открываете дверь?

— Это просто. Я… я сделала еще один ключ.

— А ваши родители? Они разрешают вам выходить по ночам?

Пока они разговаривали, девушка почувствовала себя немного увереннее. Она даже попыталась улыбнуться.

— Родители полагают, что я ночую у моей подруги Фанни. Она живет по соседству. Поэтому я и могу приходить сюда время от времени и ночевать здесь.

— Вы остаетесь на всю ночь?

— Ну конечно! Не могу же я вернуться в дом Фанни посреди ночи. На улицах слишком опасно. Так что я ужинаю и остаюсь здесь.

— Где здесь? В спальне Мари?

— Чтобы я ночевала в комнате вашей любовницы? Актрисы? — воскликнула Мишель с таким негодованием, что брови барона сурово сошлись на переносице. — Нет, я сплю в вашей кровати… И мне там, поверьте, очень хорошо! Но не беспокойтесь, я никогда не оставляю беспорядка, совсем наоборот. Я убираю и жду вас. Вы же видите, я все-таки оказалась права! Вы пришли. Садитесь же, я подам вам ужин!

— И что мы станем делать потом? Займемся любовью? — грубо поинтересовался барон.

Разумеется, эта история могла бы польстить его самолюбию и тронуть его сердце, но Жан де Бац был не в настроении выслушивать бредни молоденькой девицы, забившей себе голову любовной чепухой. И потом, она поставила его в неловкое положение. Если адвокат Тилорье и его жена узнают, что их дочь проводила ночи в его квартире, ему останется только на ней жениться. А это было совершенно немыслимо.

Но если Жан рассчитывал смутить Мишель своей неожиданной атакой, то он жестоко ошибся. Девушка вновь обрела всю свою уверенность.

— Ну разумеется! — воскликнула она, с вызовом глядя на него. — Именно этого я и хочу. Я хочу спать с вами, родить вам сына и стать вашей женой, потому что я вас люблю.

— Заманчивая перспектива! Я, безусловно, польщен, но, к несчастью, я не чувствую ни малейшей склонности играть ту роль, которую вы мне определили. Я не намерен связывать себя узами брака, мое дорогое дитя! Никогда!

— Почему? Из-за вашей этой Гранмезон? Этой актрисульки? Разумеется, на ней вы жениться не можете. Это позор и унижение!

— И все-таки, если бы я хотел на ком-нибудь жениться, то выбрал бы именно Мари, самое благородное и очаровательное создание из всех, кого я знаю. Но повторяю вам: я жениться не намерен!

— Глупости! Вы ее любите, так признайтесь же в этом!

— Несомненно, я ее люблю! Она — самое дорогое, что у меня есть в жизни. Что же касается вас, то вам давно пора спуститься с небес на грешную землю. Ваши родители — приличные люди, которых я уважаю и к которым испытываю дружеские чувства. И этой дружбой я дорожу. Поэтому я вас немедленно отвезу…

Де Бац замолчал. Его чуткое ухо уловило звук, который невозможно было ни с чем спутать. Кто-то пытался войти в дом. Мишель собиралась что-то сказать, но барон закрыл ей рот ладонью.

— Замолчите! — приказал он свистящим шепотом. — Сейчас не время для ваших бредней! Я приехал сюда, потому что за мной следили!

Девушка кивнула головой, показывая, что поняла, и Жан отпустил ее. Шум становился все более отчетливым. Посетитель или посетители ковырялись в замочной скважине, так как у них не было ключа. На цыпочках де Бац вернулся в прихожую. Из-за двери доносились жуткие звуки, похоже было, что там стоит не один человек. Рано или поздно они взломают замок и войдут, и тогда де Бац окажется в очевидном меньшинстве. Он вернулся в гостиную, задул свечи, залил водой огонь в камине, взял девушку за руку, вручил ей свою трость и сунул пистолет в карман.

— Я полагаю, что нам обоим стоит забыть дорогу в этот дом…

— Куда мы идем?

— Сейчас увидите, а пока молчите!

Снизу донесся шум, дверь начали ломать. Открыв окно, Бац помог своей спутнице спуститься в сад, выпрыгнул сам и как можно плотнее притворил створку. Мишель запаниковала.