Никто первым не начинал атаку. Наверху, на плато, король Пруссии молчал, а герцог Брауншвейгский, кажется, не решался отдать приказ. Он в подзорную трубу рассматривал овраг, разделяющий две армии, который никто не удосужился проверить. Де Бац тонко чувствовал нерешительность герцога. Ему отчаянно хотелось узнать, что все-таки произошло в прусском лагере перед его приездом. Неужели герцог не решится атаковать?

Но тут заговорили прусские пушки, им ответила французская артиллерия. После ожесточенной орудийной перестрелки герцог наконец принял решение. По его приказу пехота, к которой, несмотря на грязь и болезни, вернулась ее гордая поступь, выстроилась в две колонны по шесть полков в каждой. Маневр был выполнен великолепно. Солдаты выстроились как на параде.

На другой стороне рва Келлерман выстроил свои войска в три колонны, где солдаты королевской армии стояли рядом с неопытными новобранцами. Келлерман помнил об этом, когда отдавал приказ:

— Огня не открывать! Когда пруссаки подойдут ближе, мы пустим в ход штыки.

Герцог Брауншвейгский наконец послал полки в наступление, и шеренги мерным шагом двинулись вперед. Пушки грохотали, не переставая. И вдруг Келлерман снял свою шляпу с перьями, надел ее на свою саблю и, привстав на стременах, крикнул:

— Да здравствует нация!

И шестнадцать тысяч голосов эхом откликнулись ему:

— Да здравствует нация!

Слова прозвучали с таким энтузиазмом, что де Бац вздрогнул. Это был крик народа, защищающего свою землю.

Французские пушки стреляли, оставляя в массе наступающих зияющие пробоины, но им не удавалось осадить военную мощь противника. Солдаты уже прошли половину дистанции, когда герцог неожиданно отдал приказ остановиться. Шеренги замерли под градом ядер. И тут король Фридрих Вильгельм выехал на коне вперед, презирая опасность, и проскакал перед первыми рядами пехоты как на параде. Он даже остановился, не обращая внимания на огонь неприятеля.

Келлерман не двигался с места, хотя прусские пушки стреляли по мельнице в Вальми. Лошадь под Келлерманом убили, но он встал, освободился от стремян и потребовал другую. Будущему герцогу де Вальми храбрости была не занимать!

В два часа дня прусский снаряд взорвал три зарядных ящика. Французская артиллерия прекратила огонь, началась суматоха. Де Бац слышал, как фон Массенбах сказал герцогу:

— Атакуйте, ваше высочество, они уже побеждены.

— Не верьте в это. Вы лучше посмотрите. Около мельницы герцог Шартрский установил новую батарею легких орудий, которые начали вести еще более сильный огонь.

— Мы не станем сражаться здесь, — вздохнул герцог Брауншвейгский, приводя де Баца в отчаяние. Теперь барон не сомневался — что-то произошло. Еще минуту назад можно было верить, что прусские войска снова пойдут в наступление, но герцог приказал укрепить позиции на занятой высоте и на дороге на Шалон.

К шести часам вечера небо снова закрыли черные тучи, хлынул ливень. Пушки наконец смолкли. Битва при Вальми закончилась, так и не начавшись. Французы выстрелили из пушек двадцать тысяч раз. Среди солдат было около трехсот убитых и раненых. Пруссаки потеряли чуть меньше, но их непобедимая пехота не подошла ближе к «армии голодранцев», хотя французы ждали ее, распевая песни.

Прусские войска разбили бивак на месте, а французы, спалив мельницу, воспользовались темнотой и вышли на более удобные позиции, откуда легче было отбить дорогу на Париж. Король Фридрих Вильгельм, герцог Брауншвейгский и их штаб отправились к месту ночевки. Это был замок Анс, расположенный неподалеку от поля сражения.

Аглае-Розали де Сегюр, графине де Дампьер и баронессе де Анс потребовалась большая сила духа, чтобы противостоять тем несчастьям, что обрушились на нее и ее земли с началом революции. Она и ее семья сумели устоять под первой волной паники, когда аристократы начали спешно покидать страну. И это несмотря на то, что Коммуна Анс-ле-Гран проиграла процесс против графа де Дампьера, у которого она пыталась отсудить земли на горе Иврон.

Спустя небольшое время графиня овдовела. Ей было всего тридцать лет, и на руках у нее остались двое детей — Филипп-Анри пяти лет и трехлетняя Мари. И при каких кошмарных обстоятельствах! Граф Анн-Элеазар де Дампьер стал жертвой преданности королю. Узнав об аресте королевской семьи в Варение, он счел своим долгом приветствовать короля-мученика. Три раза этот аристократ появлялся у дверцы тяжелой дорожной кареты. Трижды приветствовал он короля. Но четвертый раз ему не дали этого сделать. Какие-то мерзавцы усмотрели в его поведении вызов и устроили графу засаду. Они до смерти забили его палками и вилами. Его жена узнала о трагической судьбе мужа намного позже. Преданные графу люди собрали изуродованные останки, но не осмелились привезти их в Анс, а похоронили на кладбище в Шод-Фонтен, рядом с местом его убийства. Его жене пришлось иметь дело с откровенной неприязнью жителей деревни. Они не могли простить своей хозяйке того, что она не уехала в Австрию, где жили ее родственники. Ее присутствие им мешало, Тем более что внушительный замок Анс — настоящий средневековый замок со рвами и подъемными мостами — был слишком заметным символом ставшего ненавистным старого режима.

Авангард Бернонвиля провел в замке несколько дней перед битвой при Вальми и не нанес ущерба постройкам. Но стоило французам уехать, как тут же появились квартирьеры короля Пруссии и повели себя так, словно находились на оккупированной ими территории. Госпоже де Дампьер удалось сохранить только комнату для себя и своих детей.

Но, оставаясь светской дамой, графиня стояла на пороге своего замка, когда появились король Пруссии, герцог Брауншвейгский и великий герцог Саксен-Веймарский, за которым тенью следовал его советник Гете. Все выглядело так, словно графиня де Дампьер принимала желанных гостей. И завоевателям пришлось отвечать вежливостью на вежливость и приветствовать графиню так, как полагалось приветствовать даму такого ранга.

Вскоре прибыла Лаура со своим эскортом. Де Бац отправил за ней Питу, а герцог Брауншвейгский — одного из своих адъютантов. Несмотря на всю важность возложенных на него обязанностей, его высочество не забыл о незнакомке, которая сопровождала барона. Ему было чрезвычайно любопытно на нее посмотреть.

Госпожу де Дампьер приезд этой «американки» несказанно удивил, что легко можно было понять по выражению ее красивого, несколько сурового лица. Графиня не могла не задать себе вопроса о том, что делает молодая женщина среди этой солдатни. И ответ ей показался совершенно определенным — это любовница одного из военачальников, заполнивших замок Анс. Лаура решила развеять сомнения хозяйки дома:

— Сударыня, я всего лишь помогаю барону де Бацу, который доводится мне кузеном. Его должна была сопровождать женщина, чтобы он мог без труда преодолеть все эти заставы на дороге из Парижа и выполнить ту миссию, которую ему поручил король. Мы оба служим его величеству королю Франции, — добавила Лаура с улыбкой, и лицо графини де Дампьер просветлело.

— Да, это мне нравится куда больше, — вздохнула она. — Но где же мне вас устроить? Я ничего не знала о вашем приезде, и потом мне пришлось искать пристанище для раненого, которого принесли сюда на носилках.

— О каком раненом вы говорите?

— Это раненый француз. Дворянин, и я уверена, очень красивый, когда его не мучает лихорадка. Его послал Месье… Так мы называем графа Прованского, брата короля Людовика XVI, — добавила графиня, полагая, что эта молодая женщина, прибывшая из совершенно дикой страны, не может знать всех тонкостей придворного этикета.

Сердце Лауры сжалось, она побледнела.

— Он серьезно ранен?

— Удар шпагой в грудь. Но этот молодой человек явно не собирается умирать. Прошу меня простить, но я должна покинуть вас, чтобы подыскать вам комнату, для ночлега.

Хозяйка дома скрылась за дверью как раз в ту минуту, когда в вестибюле появился де Бац. Лаура подошла к нему.

— Маркиз здесь, — прошептала она. Голос ее прерывался.

— Я знаю. Герцог Брауншвейгский полагает, что будет лучше все-таки проявить некоторую заботу о посланце графа Прованского. Но прошу вас, постарайтесь забыть об этом хотя бы на некоторое время. Идемте со мной. Герцог желает вас видеть.

— Что ему от меня нужно?

— Увы, я не знаю. Только не забывайте о нашем уговоре и ведите себя в соответствии с вашей новой ролью.

— Неужели вы считаете меня такой наивной? — Лаура неожиданно рассердилась, и это избавило ее от тревоги. — Вы можете себе представить, что я присяду перед герцогом в реверансе и назовусь маркизой де Понталек?

— Разумеется, нет. Это было всего лишь напоминание, а вот о реверансе и в самом деле не забудьте!

Как и во всех замках, занятых военными, в Ансе суетилось множество людей в форме, отлично дополняя картину во внутренних помещениях, где даже не успели убрать после предыдущего нашествия. Но несмотря на пыль и следы грязи, большой зал, украшенный элегантной резьбой по дереву, с красивой мебелью, обтянутой рубчатым бархатом, сохранял свое величие. Главным его украшением был портрет Людовика XIV, фамильное достояние, потому что король-Солнце сам подарил его Анри де Дампьеру, предку убитого графа, когда вместе с королем Англии Яковом II побывал в замке в 1653 году во время осады Сент-Мену.

Когда барон де Бац и его спутница вошли в зал, герцог Брауншвейгский сидел в кресле с кружкой пива в руке и рассматривал портрет.

— Великий король! — изрек он, не сводя глаз с картины. — Мне очень нравится этот портрет.

— Ваше высочество, разрешите вам представить мисс Адамс, — проговорил де Бац, а Лаура присела в реверансе.

Не вставая с места и не выпуская кружки из рук, герцог оценивающе осмотрел молодую женщину с головы до ног, отметил грациозность ее реверанса и вдруг рассмеялся:

— Им дают хорошее воспитание в этой стране дикарей! Можно поклясться, дорогая моя, что вы обучались искусству реверанса в Версале. Вы очаровательны. Оставьте нас, барон. Я хочу поговорить с вашей юной подругой.